Изменить стиль страницы

— Ты не хочешь потанцевать со мной, милый? — писклявым голосом прощебетала невесть откуда появившаяся Маргарет Риверс, делая беспомощный жест и до упора расправляя плечи, чтобы, благодаря этой хитрой уловке, все могли полюбоваться ее пышным бюстом, едва скрытым неприлично глубоким декольте.

— Прости, дорогуша, что-то я немного подустал, — в тон ей ответил Саймон, сопровождая отказ трагическим вздохом. Вокруг послышался дружный смешок. — Как-нибудь в другой раз.

Маргарет театрально надула губки и вихляющей походкой прошла к бару. Едва она уселась на высокий табурет, выдержка ей изменила — раздраженно приказав бармену налить виски, она цедила его с наигранным безразличием, бросая в сторону Аннетт убийственные взгляды.

— Когда мы вернемся домой, — продолжал Саймон как ни в чем не бывало — видно, сказывалась многолетняя практика хладнокровного отшивания разных навязчивых красоток вроде Маргарет, — тебе самой придется отвечать на телефонные звонки Джонса. Я придумаю, как объяснить это Эльзе, чтобы у нее не возникло подозрений.

— Н-но я думала… я думала, ты сам планировал поддерживать с ним связь? — торопливо пробормотала Аннетт, предчувствуя беду.

— Да нет, что ты… — Саймон рассеянно рассмеялся, глядя куда-то мимо нее. Его губы начали медленно изгибаться в чувственной улыбке. Аннетт осторожно скосила глаза и побелела — неподалеку в сверкающем серебристом платье стояла Патриция Синклер и призывно ему улыбалась! Ее красота не напоминала смазливое личико Маргарет — она просто шокировала, сражала наповал! Матовые белые плечи, ослепительно-рыжие волосы, полуприкрытые густыми ресницами голубые, как арктические льдинки, глаза… Она была похожа на порочную богиню, а Саймону, похоже, не терпелось стать ее богом… — Я побуду дома только один день, не больше, — проговорил он. — Ты же знаешь, меня всегда ждут дела.

О, я прекрасно знаю, что это за дела, горько подумала Аннетт. Теперь я вижу — он ждет не дождется, когда закончится суматоха с фильмом, чтобы в тот же день отправить меня, глупую, ненужную «проблему» домой и, не теряя даром времени, уехать вместе с этой… противной Пат в какое-нибудь шикарное место и все 24 часа сжимать ее в объятиях…

У нее отчаянно защипало в носу, ей стоило неимоверных усилий сохранить достойное выражение лица и не расплакаться, когда Патриция подошла к ним и вымолвила глубоким, грудным голосом:

— Может, потанцуем?

— А как же твоя нога? Кто поддержит тебя, если ты начнешь падать? — с намеком спросил Саймон, продолжая улыбаться.

— Раньше ты великолепно с этим справлялся, дорогой…

Пат заманчиво прикусила полную губу.

Аннетт благодарила небеса за то, что образовавшийся полумрак — почти все свечи были погашены, чтобы обстановка больше соответствовала интимной лирической музыке, — скрывает ее полные слез глаза. Она словно окаменела, глядя, как Саймон и Патриция, прижавшись друг к другу, медленно покачиваются в такт плавным ритмам. Они словно забыли обо всем на свете.

Проглотив слезы и чувствуя тошноту и боль в горле, как будто она упала с большой высоты, Аннетт подошла к стойке.

— Бренди со льдом, пожалуйста, — тоненьким от горя голосом попросила она.

За этим бокалом последовал другой, потом третий… а потом к ней подсел Фред Хаксли, и она совсем потеряла голову.

Фред был не прочь занять место Саймона рядом с ней. Он лез из кожи вон, чтобы развеселить ее, то и дело вкладывая в ее трясущуюся руку очередную порцию бренди с позвякивающими кусочками льда. Аннетт действительно веселилась — так, по крайней мере, казалось со стороны — и до упаду хохотала над плоскими шутками Фреда, не понимая, что ее развязное поведение очень напоминает пир во время чумы. Она потеряла всякий контроль над собой и, не переставая взрываться глупым хохотом, позволяла изрядно напившемуся Фреду жадно ощупывать едва прикрытые тонким шелком плечи.

Сейчас она была готова совершить любую глупость, кинуться вниз головой в любой омут, только бы изгнать видение, маячившее перед ее глазами — высокий темноволосый мужчина и прильнувшая к нему красавица в серебристом платье… Впервые в жизни она так страстно полюбила, впервые так страстно ревновала, впервые ее сердце представляло собой сплошную рану, впервые ее душа была исполосована жгучими ударами, которые безжалостно нанес жестокий, но горячо любимый человек, который никогда, никогда в жизни не ответит ей взаимностью… Она была так пьяна, что не замечала — безудержный смех недалек от рыданий…

Увидев, что она совсем зашлась в беспричинном гортанном хохоте и почти распласталась на стойке, непослушными пальцами сжимая стакан с каким-то коктейлем, Фред потащил ее танцевать. Чувствуя, что у нее заплетаются ноги, Аннетт бесстыдно повисла на нем и очень удивилась, когда Саймон, с перекошенным дикой яростью лицом, буквально оторвал ее от плохо соображающего Фреда и с силой встряхнул. Его гнев показался ей настолько забавным, что, глупо хихикая, она пролепетала:

— К-какие-то проблемы, Саймон? — Ты п-по-терял свою Патрицию, да?

Он плотно стиснул зубы, и ей почему-то бросилось в глаза то, как он побледнел, несмотря на загар. Вдруг он резко схватил ее за руку, едва не переломив запястье, выволок на улицу и потащил к машине. Аннетт не успела понять, что происходит. От свежего воздуха у нее еще больше закружилась голова — споткнувшись, она чуть не полетела на землю, и тогда Саймон, смачно выругавшись, схватил ее в охапку.

— Пусти! Мне больно! — во весь голос прокричала она и заколотила негнущимися руками по его широченной груди.

— Я убил бы тебя, если б мог! — свирепо прорычал он. Стальные объятия сжались, будто он хотел раздавить ее, превратить в порошок ее хрупкие кости. — Напилась в стельку, как… как последняя дрянь!

— Я вовсе не пьяна, — слабо запротестовала она. — Мы с Фредом отлично проводили время, и я не понимаю, почему ты… Я вообще вольна делать все, что хочу! Пусти меня!

— Как бы не так! — огрызнулся он. — Ты поедешь со мной, как миленькая. — Он грубо швырнул ее на заднее сиденье и с оглушительным треском захлопнул дверцу. — Сиди здесь, и чтобы даже не пикнула! Пусть этот ублюдок появится завтра на съемках, я его на всю жизнь оставлю инвалидом!

Его «мерседес» сорвался с места со скоростью, явно превышающей ограничения полиции, и Аннетт отнесло на спинку сиденья. Она сжалась, с ужасом глядя вперед. Машина мчалась куда-то в чернильную темноту, Саймон едва успевал огибать возникающие в свете фар скалы. Его мощная грудь тяжело вздымалась под черным пиджаком, пальцы рук с побелевшими костяшками вцепились в баранку.

— Куда ты меня везешь? — встревожилась она. — Я хочу обратно!

— Сначала протрезвей, — с оскорбительным презрением бросил он. — Если тебя заботит этот подонок Фред, то зря: в баре полно легкодоступных шлюх вроде Маргарет, так что скучать он не будет. Черт, — он коротко хохотнул и метнул на нее уничтожающий взгляд, — Фред не дурак, знал, кому можно без труда заморочить голову — такой наивной дурочке, как ты!

Вздрогнув, как от удара, Аннетт примолкла и больше не осмеливалась задавать вопросы. Она размякла на сиденье, поднесла руку к горлу — ее немного подташнивало, перед глазами раскачивались пьяные маятники, в ушах стоял звон.

Машина резко затормозила. Кое-как Аннетт вылезла наружу, но ноги ее подкосились, и Саймон принял тяжесть ее расслабленного тела на себя — одна его рука крепко держала тонкий стан девушки, другая поддерживала голову, грозившую опрокинуться назад, сломанным бутоном цветка. Ослепительный свет фар резал ей глаза, но она заставила себя оглядеться и похолодела от страха — напротив темнели смутные очертания трейлера!

Саймон подхватил ее, неспособную самостоятельно передвигаться, на руки и, не заботясь о том, что его пальцы до боли защемили нежную кожу под коленками, занес ее в свою обитель. Внутри была кромешная тьма, и Аннетт ощутила, как ее довольно бесцеремонно опустили на что-то мягкое. Она протянула руки и нащупала холодные подушки и отогнутый край покрывала. Это была его кровать.