Изменить стиль страницы

— На съемках я часто наблюдала, с какой нежностью он смотрит на тебя, — спокойно сказала Патриция. — Когда-то я была готова отдать полжизни за толику такого внимания, но… Саймон есть Саймон: решительный, безжалостный, порой грубый. Такова его маска. Только с тобой он раскрывается, и со стороны это особенно заметно. Помню, какие у него были глаза, когда он уносил тебя со скалы или когда отрывал от тебя Фреда, — он ужасно переживал.

— Ты ошибаешься, Пат. Просто он чувствовал за меня ответственность перед тетей Эльзой и только, — прошептала Аннетт, совсем сбитая с толку.

— Нет, — мягко сказала Пат. — Рано или поздно он должен был встретить настоящую любовь, и я рада, что ею оказалась ты. Только ты, Аннетт, смогла растопить толщу льда, которой он себя окружил, мне этого так и не удалось.

Аннетт быстро взглянула на нее, и Пат, печально улыбнувшись, кивнула головой.

— Когда-то, очень давно, у нас была связь, — с горечью заговорила она, — но Саймон быстро понял, что я не та, кого он ищет. Я ничего не значила для него даже в минуты, когда мне казалось, что мы небезразличны друг другу. Он так и носил маску, был как скала — холоден и недосягаем. Только в твоих силах пробиться к его сердцу.

— О чем ты говоришь, Пат! — выдохнула Аннетт. — Для Саймона я не более чем племянница тети Эльзы… ничего, кроме жалости, он ко мне не испытывает.

— Кажется, я поняла, в чем дело. — Пат проницательно посмотрела на нее. — Саймону не удалось донести до тебя свои чувства, ведь он привык угрожать и приказывать. Его порывистость напугала тебя, и ты его отвергла… Теперь понятно, почему он скрылся в своем логове, — волк тоже уходит из стаи, когда требуется зализать раны.

У Аннетт помутилось сознание. Что если он… любит ее? Если свадьба с Патрицией всего лишь плод ее больного любовью и ревностью воображения? Господи, он же никогда, никогда не простит ее!

— Через час из аэропорта за мной приедет такси, — глухо сказала она, — я пройду регистрацию и улечу в Англию. Навсегда. Саймон сказал, что я улечу навсегда! — в отчаянии прошептала она и обратила затуманенный слезами взгляд на Пат. — Что делать?!

— Если ты сядешь в это такси, то совершишь самую большую ошибку в жизни, — твердо заверила ее Патриция. — Когда любит такой мужчина, как Саймон, его любовью нельзя бросаться. Но если тебе все равно…

— Мне далеко не все равно, — горячо вымолвила Аннетт, и Патриция улыбнулась, отворачиваясь.

— Тогда все еще можно исправить. Интересно, — она задумалась, — знает ли он о твоих чувствах? Если знает, то найдет тебя и на краю света, если же нет… он и через год не покинет своего убежища.

— Так было, когда ты бросила его? — сорвалось с языка Аннетт. С бьющимся сердцем она ждала ответа.

— Да не бросала я его! — воскликнула Патриция. — Саймон просто перестал замечать меня. Я все поняла. Мы достаточно взрослые люди, чтобы разойтись, не устраивая друг другу сцен, и остаться друзьями. Я буду рада узнать, что он наконец нашел свою вторую половину, — сейчас это зависит только от тебя. Саймон дает или все, или ничего. Выбирай.

Когда Патриция ушла, Аннетт обмякла на диване и, подтянув колени к подбородку, закрыла лицо дрожащими руками. Неужели он любит ее?

Аннетт несколько раз вскакивала с дивана, чтобы узнать у тети Эльзы дорогу и броситься к нему, но, раздираемая противоречиями, вновь садилась. Кто знает, как долго она продолжала бы метаться по комнате, как узник в камере любви, если бы не зазвонил телефон.

Аннетт смутно припомнила, что ей обещал позвонить доктор Джонс, чтобы сказать, сможет ли он встретить ее. Утерев слезы и кашлянув, прочищая саднившее от плача горло, она подняла трубку:

— Алло?

— Анни, это ты? — Она застыла, услышав до боли родной голос. Саймон! Взволнованная, она лишь сжимала рукой трубку, когда Саймон хрипло повторил ее имя: — Аннетт, ответь, ты меня слышишь? Заклинаю тебя всеми святыми, не клади трубку! — Эта хриплая мольба резанула по ее нервам. — Я знаю, мне не следовало звонить, но, прошу, не молчи, скажи хоть что-нибудь!

— Д-да, я слушаю…

— Слава Богу, ты еще не уехала, — мрачно сказал он. — У меня в голове все смешалось… дни… минуты. Я думал, уже наступило завтра, и ты уехала. Как хорошо, что я еще могу говорить с тобой.

Аннетт в оцепенении прижимала к уху телефонную трубку. Она была глубоко потрясена — неужели этот хриплый шепот принадлежит ему?

— Аннетт?

— Да… я здесь. — Услышав, как он облегченно вздохнул, она без всякой связи ляпнула: — Приходила Патриция. Она хотела сказать, что получила роль и…

— Я не хочу ничего знать! — Он выругался. — Зачем, дьявол, ты говоришь мне о Патриции!

— Она просила передать… Она хотела сама сказать, но так как ты уехал работать…

— Работать? — с болью и горечью переспросил он. — Ты думаешь, я работаю! Господи, да я только и делаю, что хожу по комнате, взад-вперед, уже два дня! С тех пор как мы расстались, детка, я покрыл не одну сотню миль, я схожу с ума от одиночества!

Отчаяние в его голосе глубоко тронуло и встревожило ее. Он говорил, как человек, потерявший надежду, ей мучительно захотелось очутиться рядом и обнять его… На том конце провода установилась тишина, и перепуганная Аннетт выкрикнула:

— Саймон! Ты слышишь меня?!

— Маленькая моя, приходи ко мне! — с мольбой заговорил он, срываясь на отчаянный шепот. — Умоляю, приходи! Анни!

Все внутри у нее сжалось, она не могла произнести ни слова, лишь, задыхаясь, открывала рот, когда Саймон принял ее молчание за отказ. Случилось непоправимое: судорожно вздохнув, он повесил трубку, и она с ужасом услышала короткие гудки. Она не могла ему перезвонить, ведь там не было телефона. Значит, чтобы услышать ее голос, ему пришлось добираться до ближайшей телефонной будки. Значит, она действительно ему небезразлична.

Аннетт выбежала из комнаты на террасу и, что есть силы, обняла тетю Эльзу.

— Я еду к Саймону! — возбужденно объявила она. — Я еду к нему!

— Значит, возвращение в Англию отменяется? — мягко спросила тетя Эльза, и Аннетт изумленно уставилась на нее — она совсем забыла о своих планах.

— Но я нужна Саймону! Скажите, как мне добраться до него?

На лице тети Эльзы появилась улыбка.

— Ты любишь его, дорогая?

— Всей душой!

Пожилая женщина, кивнув, ласково погладила ее руку.

— Я видела, что между вами что-то происходит. После встречи с тобой Саймон стал совершенно другим; вместо того чтобы привезти тебя в Калифорнию и забыть о твоем существовании, он ни на шаг не отходил от тебя. Такого я от него не ожидала. А как ловко он усыпил мои подозрения, когда дал тебе работу, чтоб быть рядом…

— Вы думаете, я действительно что-то значу для него? — прошептала Аннетт. Радостные слезы застилали ее глаза.

— Конечно, он любит тебя, это ясно и слепому. — Она улыбнулась и напоследок похлопала Аннетт по руке: — Луис отвезет тебя. Он знает дорогу. Беги, девочка, не заставляй моего любимого Саймона ждать.

Машина Луиса тряслась по ухабистой дороге, и Аннетт, сидя как на иголках, всматривалась в то немногое, что освещал неяркий свет фар.

— Луис, можно чуточку побыстрее? — торопила она. — Мы едем уже целую вечность. Вдруг он уже ушел?

— Если ушел, тогда и спешить не надо, сеньорита, — с бесподобной логикой заявил мексиканец, продолжая осторожно вести машину по скалистой дороге.

Машина свернула к морю, выбравшись на узкое, заброшенное шоссе, петляющее по лесу. Наступил поздний вечер, вокруг была кромешная тьма. Погода испортилась — дул сильный ветер, качая деревья, и до Аннетт доносились раскаты грома.

Машина повернула направо и — ей померещилось или среди деревьев мелькнули огни? — остановилась.

— Свет горит, значит, сеньор Бэтфорд не ушел. — Луис открыл для нее дверцу. — Вас ждать, сеньорита?

Она шагнула на тонкую тропку и, глядя вперед горящим взглядом, ответила:

— Нет, поезжай. — И решительно добавила: — Все будет хорошо.