Изменить стиль страницы

В дом ворвались фашисты. Схватили обоих смельчаков и волоком вытащили во двор. Первым очнулся Михей. Поднявшись, он озирался по сторонам, не понимая, что произошло. К пленным подошли немецкий офицер и переводчик. Офицер что-то спросил. Переводчик тут же забубнил:

— Офицер? Политрук? НКВД?

— Нет, — с трудом помотал головой Михей. — Ездовой. — И показал, как он правит лошадьми.

— А этот? — переводчик кивнул на распростертого на земле капитана.

— Солдат, артиллерист… — ответил Михей.

— Понятно. Бери его на плечи и пошли.

Михей нагнулся над капитаном, кряхтя от натуги, взвалил его на себя и понес, сопровождаемый хохотом немцев. Петренко вскоре пришел в себя. Михей Евсеевич осторожно опустил его и потихоньку повел по узкой тропке. В деревне их обыскали, но документов не нашли. Втолкнули в какое-то подворье и погнали к сараю. Один из солдат отомкнул ключом громадный амбарный замок и показал рукой:

— Шнель! Шнель!

Натужно захлопнулась тяжелая дверь. В амбаре царил полумрак. Через щели в стенах и кровле проникал предзакатный свет. Петренко осмотрелся: вокруг сидели и лежали пленные. Их было много. Знакомых — никого. Пожилой солдат подозвал к себе капитана:

— Садись, браток. В ногах правды нет.

Когда Михей и Петренко подсели к нему, он дружелюбно поинтересовался:

— Табачку не найдется?

— Все, что было, немцы вытряхнули…

— Жаль. Три дня не курил. Вас когда взяли?

— Часа два назад на хуторе, недалеко отсюда. Хозяин немцев привел…

— Вот иуда! Мы все через него тут оказались! Если вырвусь из плена, своими руками задушу гада! Садись поближе, сынок, перевяжу тебе голову, ты весь в крови…

Солдат оторвал кусок чистой, неиспользованной еще портянки и принялся перевязывать Ивану голову.

— Ты, друг, случайно не врач?

— Нет, кузнец. А перевязывать научился еще в империалистическую. Третий раз в жизни воюю… — Солдат вздохнул. — Ну вот… А теперь ложись, сынок, тебе, видать, крепко досталось сегодня…

Иван прилег на ворох соломы, закрыл глаза. Михей примостился рядом. Вскоре оба забылись тревожным сном.

До встречи с Лизой капитана Петренко с колонной пленных несколько раз перегоняли из одного местечка в другое. Особенно запомнился последний эсэсовский конвой: после того как пленных вывели из барака, немцы выстроили их в шеренгу и пересчитали. Оказалось, триста с лишним человек. Пожилой эсэсовец прошелся вдоль строя, внимательно осмотрел каждого, остановился и проговорил на хорошем русском языке:

— Держаться всем строго в затылок друг другу. Шаг влево, шаг вправо — считается попыткой к бегству, и стрелять будем без предупреждения!

Построили всех в колонну по четыре. Пронеслась команда: «Вперед! Шагом марш!»

Колонна выбралась на шоссе. Дорогой фашисты стреляли в пленных по поводу и без повода. К месту назначения прибыло около ста человек.

Капитан Петренко сразу узнал город, в который их пригнали. Здесь он учился в артиллерийском училище. В этом городе они с Лизой познакомились и полюбили друг друга. Он был курсантом, а она — студенткой института иностранных языков. Сколько светлых вечеров провели они здесь вместе. И как трудно было расставаться… Вспомнив об этом, Петренко даже застонал от душевной боли.

Михей заботливо наклонился:

— Тебе плохо, капитан? — едва слышно прошептал он.

— Плохо, Михей… Как никогда в жизни…

— Держись! Уйдем с тобой в лес…

— Держусь, Михей Евсеевич. Стараюсь…

XIX

Приняв душ, Эльза вернулась к себе в комнату. Холодная вода немного успокоила ее, но все же какая-то внутренняя дрожь осталась… Она оделась и стала ждать Гардекопфа. Тот управился с заданием на удивление оперативно и вскоре чуть охрипшим голосом докладывал: сорок пленных размещены в одной из конюшен на территории конного завода. Они займутся переоборудованием завода в лагерь с пропускной способностью в тысячу человек. Подчинение — имперскому управлению по делам концлагерей. На период строительства ответственность за пленных и за качество того, что им предстоит сделать, возложена на начальника местного отделения СД оберштурмбанфюрера Гейнца. Обитатели нового лагеря будут использованы на тяжелых ремонтных работах. Во Франции и в генерал-губернаторстве подобные концлагеря уже имеются.

Гардекопф ушел. Эльза сидела задумавшись. Она понимала: Иван узнал ее. Ему сейчас невыносимо трудно. Но каково ей!..

И все же, несмотря ни на что, надо срочно браться за очередную шифровку. Материалы, собранные по маршруту поездки, оказались настолько важными, что их необходимо было отправить незамедлительно. Кроме того, надо сообщить в Центр, что в группе пленных, прибывших для переоборудования конного завода в концлагерь, находится Петренко. Это опасное совпадение может повлечь разные неожиданности. Пока муж находится в лагере, буквально под боком, она не может быть абсолютно уверена в успехе. Его придется спешно переправить в лес. Как это сделать, Эльза пока не знала…

Не торопясь, она спустилась в холл, оставив в комнате на столе деньги…

В дверях Эльза столкнулась с Гартманом.

— Какие новости, лейтенант? — спросила она.

Гартман сощурился:

— Есть новость. Оберштурмбанфюрер Гейнц, пока вы ездили на «экскурсию», расследовал… — Гартман, не договорив, рассмеялся.

Эльза надменно взглянула на него:

— Что-то я не совсем понимаю вас.

— Сейчас объясню. Гейнц считает, что вы пристрелили Карлинского, чтоб не делиться с СД сведениями, которые узнали от этой свиньи. Шофер Крегера доложил, что ездил со своим шефом к Карлинскому. Гейнц допрашивал жену Карлинского. Бился с ней полдня! И впустую! Приказал расстрелять… А в итоге, перерыв все бумаги Зайлера и Крегера, так и не нашел в них ничего о Карлинском!

— Да-а, — протянула Миллер, — действительно забавно. Это напоминает историю об одном любознательном человеке. Он уже сделал было карьеру, но его подвела излишняя разговорчивость. Беднягу отправили в командировку… на фронт! Вы меня поняли, лейтенант?

— Можете рассчитывать на мою деликатность, фрау.

Возле здания СД Эльза привычно поприветствовала дежурного, прошла по коридору. Гартман не отставал. У порога кабинета Эльза недовольно оглянулась:

— Ну же!.. Что еще?

— Из Берлина прибыло для вас несколько пакетов. Я закрыл их в сейфе у Гардекопфа. И последнее, Гейнц интересовался, приехали вы или нет?

— Зачем я ему понадобилась?

Гартман пожал плечами:

— Он не сказал…

— Ладно. Принесите почту. Никуда не отлучайтесь из кабинета Гардекопфа. Без доклада ко мне никого не пропускать!

Донесение для Центра было зашифровано. Оставалось сделать приписку о неожиданной встрече с мужем. На это ушло несколько минут. Потом она принялась за почту из Берлина.

Первый пакет, был от Штольца. Штандартенфюрер был доволен ею, официально извещал, что для нее дополнительно выделяют шесть человек и два автомобиля в связи с тем, что зона действия ее полномочий расширяется. В пакет была вложена копия приказа о том, что Миллер досрочно присвоено звание гауптмана. В небольшом свертке прибыли новые знаки различия. Здесь же была и короткая личная записка.

«Поздравляю с повышением. Ты правильно делаешь, что подкрепляешь докладные записки объяснительными виновных и показаниями свидетелей. Потерпи. Думаю, скоро мы тебя отзовем в Берлин.

Штольц».

В остальных пакетах были циркуляры. Эльза сняла китель, аккуратно прикрепила новые знаки различия, вышла к Гартману:

— Лейтенант, доложите Гейнцу, что я вернулась.

— Слушаюсь! — Гартман замер как вкопанный и, похоже, не собирался двинуться с места, глазея на Эльзу удивленно и даже испуганно.

— Что с вами?

— Прошу прощения, я заметил, что у вас новые знаки различия! Позвольте поздравить!..

Эльза возвратилась к своему столу, но углубиться в работу ей не дали — в кабинет один за другим вошли Гейнц, Венкель и Гартман.