Сначала Аня, впервые за много недель досыта наевшись, спит под мягкой периной, спит долго, как никогда в жизни еще не спала, — целые сутки. Потом с Зиной моется и парится в бане, очень похожей на баню в Сеще. Поглядев друг на друга, они и плачут и смеются — такие обе стали худые, кожа да кости!
— А я уж и не мечтала о бане! — признается Зина Ане, вычесывая из спутанных светлых волос хвойные иглы восточнопрусских лесов.
Рации остаются в тесном предбаннике, где их охраняет Ваня Мельников. Впервые за много месяцев расстались девушки со своими «северками». И в избу их нельзя внести с мороза — станции отпотеют, потом опять замерзнут на морозе и выйдут из строя. Приходится оставлять рации в сенях.
В жарко натопленной избе Стась Калинский рассказывает о житье-бытье под немцем. В Сеще Аня провела в оккупации около двух лет, а поляки уже пятый год стонут. Прежде всего разведчики выясняют, что они зря радовались, что они еще вовсе и не расстались с Восточной Пруссией, перейдя старую германо-польскую границу. Оказывается, они с таким трудом прорвали только одно кольцо окружения из двух. Дело в том, что после победы над Польшей Гитлер присоединил к Восточной Пруссии весь северопольский край, что и тут правит Эрих Кровавый.
Правда, тут еще живет немало поляков, хотя много молодежи угнано в глубь Пруссии. Кох объявил весь этот край коренной германской землей, за которую немецкие рыцари дрались еще семь веков назад. Он отнял самые лучшие земли для немцев-помещиков, собирается выселить или превратить в батраков всех польских крестьян, а на их землю поселить «героев войны».
Кох делает все, чтобы онемечить поляков. Говорят, скоро немцы совсем запретят польский язык, будут штрафовать за каждое ненароком вырвавшееся польское слово. Немецкое слово, лучше всего знакомое полякам, — это «ферботен». Запрещается, «ферботен», пользоваться средствами передвижения, учиться в школе, посещать кино, театры, музеи, ходить в немецкие церкви. Введен полицейский час: нельзя выйти на двор с восьми вечера до шести утра. Все работоспособные отбывают трудовую повинность на лесозаготовках, за что получают скудный паек. За невыход на работу угоняют в трудовой лагерь с каторжным режимом. Такие лагеря имеются в каждом уезде. Кох превратил в большой концлагерь бывший замок мазовецких князей в Цехануве, построил лагерь смерти в Дзялдуве, отвел для поляков лагерь в Восточной Пруссии. В самом большом из них, в Хоэнбрухе, немцы уничтожили больше людей, чем в Бухенвальде. Повсюду действуют военно-полевые суды; они знают только два приговора — концлагерь или смерть. Немцы запретили убой скота — за голову свиньи Кох снимает голову с поляка. Если немец убьет поляка без уважительной причины, его штрафуют на пять рейхсмарок. Если поляк не поклонится немцу, тот упрячет его в концлагерь. Немцы часто устраивают так называемое польское кино — массовые экзекуции и казни. Начали с лишних ртов — с больных, калек, сирот и престарелых, потом стали истреблять интеллигенцию и духовенство во всей епархии. Скоро очередь дойдет и до ремесленников и крестьян. Впрочем, по всему видно, что освобождение близко — идут советские войска, спешит с востока Польское войско! Рассказывают, что специальный отряд подневольных евреев-«кацетников» под командой СС-гауптштурмфюрера Махслля выкапывает и сжигает в лесах трупы давно расстрелянных евреев и поляков. Не от хорошей жизни заметают эсэсовцы следы своих преступлений.
— Слава господу нашему Иисусу Христу! — приветствуют гостей степенные старики-мазуры, входя в избу Стася Калинского.
— Во веки веков! — отвечают по местному обычаю разведчики.
В деревне Вейдо, однако, оставаться опасно. Каждый поляк под страхом смертной казни обязан доносить жандармам о любом незнакомом и подозрительном лице. Предателей в Вейдо как будто нет, но чем черт не шутит… Как встарь тевтонские рыцари устраивали опустошительные набеги на княжество мазовецкое и все польское пограничье, так и теперь с огнем и мечом приходят в Мазовию каратели-эсэсовцы. Всюду рыщут их ягдкоманды и патрули. Наезжают из Кольно, из Мышинца.
Стась Калинский обещает связать разведчиков с польскими партизанами Армии Людовой. Немало в здешних лесах и пущах и смешанных советско-польских отрядов, действует тут и разведгруппа русских парашютистов. Все это после Восточной Пруссии похоже на волшебный сон…
Вообще-то говоря, рассказывает Стась Калинский, партизан здесь, на территории, присоединенной к рейху, намного меньше, чем в генерал-губернаторстве. Особенно жарко полыхает пламя партизанской войны в Люблинском и Келецком воеводствах, там и отряды крупнее и больше их. А здесь воюют в основном территориальные группы — их бойцы, крестьяне, тайно собираются ночью, проводят боевую операцию, а наутро, спрятав оружие, как ни в чем не бывало хлопочут по хозяйству на глазах у немцев. Но есть в этом краю и большая сильная партизанская бригада, гордость Мазовии, — бригада Армии Людовой «Сыны Земли Мазовецкой». И есть в этой бригаде 4-й батальон, весь состоящий из советских военнопленных, бежавших из гитлеровских «дулагов» и «шталагов».
Четверка перебирается ночью в лесную землянку с железной вермахтовской бочкой, приспособленной под печку. Расположена землянка в 12 километрах северо-восточнее Мышинца. Поляки связывают «Джека» с группой бежавших военнопленных, которые живут на лесных хуторах у поляков. Двое из них — быстрый как ртуть француз, русские и поляки зовут его просто «Французом», и Павел Лукманов — вызываются носить сведения и продукты разведчикам из Вейдо. Эти связные работают неплохо, особенно старается Павел Лукманов. С помощью поляков и военнопленных четверка быстро налаживает разведку в новом районе…
Под деревней Дубы Пущчанские «Джек» принимает морозной звездной ночью до зарезу нужный груз — в нем зимняя экипировка (телогрейки, ватные брюки, шапки-ушанки, теплое белье, байковые портянки, трехпалые армейские рукавицы, новые сапоги-кирзачи: 37-й размер для Зины и 38-й для Ани), а также водка, аптечка первой помощи, индивидуальные пакеты, шланг питания.
— Держи, Аня! — говорит Мельников, протягивая Ане гранату «феньку». — Помнишь, Шпаков говорил: первая помощь — помощь друга, последняя помощь — пуля в висок или граната к сердцу…
Черная «лимонка» удобно ложится в Анину ладонь…
В долгие вечерние часы, лежа на волчьих шкурах в землянке, Аня пересказывает друзьям роман «Крестоносцы». Потрескивают дрова в бочке, тускло светит фонарь «летучая мышь»… Как пригорюнилась Зина, когда Аня дошла до того места, где Дануся, замученная немцами в Пруссии, умирает, едва возвратившись в родную Мазовию…
Последняя радиограмма «Центру» от Гладиатора.
«В районе Остроленки находится 102-я пехотная дивизия, при ней 104-й артполк. Из Восточной Пруссии в наш район прибыла 28-я гренадерская дивизия. Из леса восточнее деревни Тычек-Носки в Кольно выехало 30 танков — полевая почта 8417.
В район Лысе и Пупковизна приезжают за сеном солдаты 128-й и 144-й пехотных дивизий. Немцы нашли два мешка груза, сброшенного в двух километрах западнее сигналов, и начинают большую облаву. Живем то в лесной землянке, то под остатками сена в стогах».
Из письма офицера штаба 3-го Белорусского фронта майора В.П. Шаповалова сестре Зины Бардышевой, 26 декабря 1944 года:
«Отвечаю, Аня, на Ваш запрос. Сестра Ваша Зина Бардышева жива и здорова. Находится в длительной командировке и написать Вам не может. О Зине не беспокойтесь, я вам всегда сообщу о ее здоровье. Вы правы: "лучше плохая правда, чем красивая ложь". Но еще лучше, когда красивая правда! Безусловно, на войне может быть всякая неожиданная неприятность. Зина выполняет большое почетное дело…»
Радиограмма «Центру» от Лебедя:
«Три дня тому назад на землянку внезапно напали эсэсовцы. По сведениям поляков, немцы схватили Павла Лукманова, он не выдержал пыток и выдал нас. "Француз" умер молча. "Сойка" сразу была ранена в грудь. Она сказала мне: "Если сможешь, скажи маме, что я сделала все, что смогла, умерла хорошо". И застрелилась. "Гладиатор" и "Крот" тоже были ранены и уходили, отстреливаясь, в одну сторону, я — в другую. Оторвавшись от эсэсовцев, пошла в деревню к полякам, но все деревни заняты немцами. Трое суток блуждала по лесу, пока не наткнулась на разведчиков из спецгруппы капитана Черных. Судьбу "Гладиатора" и "Крота" установить не удалось».