В голове Юго замерцал маячок — «легкомыслие»! Так вот оно что такое — пресловутое женское легкомыслие! Нечто вроде безмолвного сговора: немножко несерьезности и непостоянства, чуть-чуть смелости и непринужденности и довольно много хитрости. Уловки, уловки, уловки… Он почувствовал облегчение. Теперь он без всяких колебаний говорил с Софи, обсуждал с ней свои проблемы. А она регулярно напоминала ему: «Твой девиз — веселье! Веселись, Юго, веселись! Если ты не забавляешься, занимаясь нашим делом, ты пропал!» Покончив с теннисом, он добрых десять минут болтал с Софи по телефону, после чего признался ей:

— Странно… Когда мадам Монтей сказала, что украшения вовсе не дороги, мне показалось, что тут есть над чем поработать… В чем покопаться, так сказать… Еще подумаю сегодня вечером, а завтра обсудим, да? А кстати, что ты сегодня готовишь на ужин? Артишоки? Отличная идея! Скажи, ты кладешь горчицу в соус для артишоков?

За дверью дома № 12 по улице Веселого Зяблика он обнаружил гудящий улей. Ариана, успевшая вернуться с работы, с чем-то возилась на кухне. Он накануне все разложил по местам и теперь постарался сразу же отогнать от себя мысль о том, какой бардак воцарится на его аккуратных полочках после нашествия жены. В гостиной обнаружилась целая толпа: Лиз, Гонсальво, Момо и две какие-то незнакомые девушки. Свежеумытые детишки — все в кудрях, рожицы хоть в рекламе итальянских сластей снимай — раскладывали на столе приборы. Еще удивительнее было то, что Навес встал перед ним на задние лапы, напрягши в радости все свое маленькое тельце, потом принялся скакать и пятиться, будто он дельфин в аквапарке. Юго даже оглянулся, чтобы посмотреть кому адресована такая любовь, — хм, позади никого нет. Вот это да! Ему страшно захотелось взять собачонку на руки, но он быстро передумал: наверняка тут какой-то подвох…

— Что происходит? — с тревогой шепнул он жене.

— Ой, солнышко, как ты вовремя пришел! Погляди, Момо принес нам задания на следующую неделю! Будешь смеяться, но он считает, тебе нужно поучиться говорить о людях гадости, когда мы возвращаемся в машине с ужина, а я должна с глупым видом тебе отвечать: «Да ты что! Слу-у-ушай, а как ты понял, что у Гилены губы силиконовые, а не свои?»

— Хорошо, хорошо, но все-таки кто это у нас в гостиной?

— Ай-ай-ай! Неужели ты не узнал мою маму, мадам Лиз Онфлёр, которая не могла уйти, не поцеловав любимого сыночка, ха-ха-ха! А этот господин, чтоб ты знал, месье Гонсальво, штукатур для сливок общества, который надеется к ночи закончить винный погреб. А…

— Перестань морочить мне голову! Я спрашиваю о барышнях!

— Барышень зовут Гудрун и Инносанта. Их прислало агентство по найму, это просто чудо, просто чудо — теперь нам остается только выбрать одну из двух! Естественно, я решила дождаться тебя, ведь кастинг девиц теперь по твоей части. Иди познакомься, а я пока приготовлю ужин, стряпня поможет расслабиться. Я пригласила всех остаться и поужинать с нами, здорово, да?

Юго подумал, что не худо бы посоветоваться с ним, прежде чем приглашать к ужину такую ораву, да еще в последний момент. Ему казалось, что объединять за одним столом таких разных людей несколько бестактно, и потом — ну зачем устраивать этим девчонкам, претендующим на одну вакансию, соревнование, да еще в присутствии судебного исполнителя? Не успев додумать эту мысль, он увидел, что Ариана готовит на ужин говяжью поджарку «Граф Орлов», которая приберегалась для завтрашнего обеда, — увидел и побледнел. С тех пор как Юго каждый вечер открывал новую страницу книги рецептов «Душенька, я умираю с голоду!», которую, издевательски ухмыляясь, подарил ему Пьеро, с питанием на улице Веселого Зяблика дела пошли куда лучше, но снабжение перестало отличаться обилием импровизаций. Тем не менее, Юго воздержался от замечания, уж точно встреченного бы в штыки, и направился в гостиную, где оживленно беседовали барышни.

Ни разу за все это время он не подумал, что следовало бы приписать появление у Арианы этой беззаботности, этой пылкой безалаберности тому обстоятельству, что жена стала превращаться в мужчину. И ни на минуту к нему не пришло понимание, что он, со своей стороны, совершенно обабился.

— Добрый вечер! Ну и которая же из вас Инносанта?

Гонсальво хмыкнул: уж он-то, человек, который — увы и ах! — лучше некуда разбирается в женском вероломстве, мигом догадался, что величественной в своей серьезности африканской лиане, обутой в сабо на высоченных платформах леопардовой окраски, гораздо больше пристало именоваться Инносантой, чем добродушной и улыбчивой крепкой северянке.

Лиана вытянула к Юго бесконечные свои ноги. Ох, редко увидишь столь привлекательное создание! Немного разволновавшись, домохозяин приступил к расспросам.

Инносанта вытащила из сумки с изображением симпатичной кошечки — о, да это же из коллекции Hello Kitty! [37]— пачку рекомендательных писем. По прочтении ему стало ясно, что перед ним своеобразная помесь Мэри Поппинс и нянюшки Скарлетт О’Хара. На превосходном, чисто академическом французском лиана поведала, что почти самостоятельно вырастила и воспитала своих четырех братьев и сестер, что да, у нее есть права и она умеет водить машину, что да, она обожает готовить, да, и гладить, конечно, тоже.

Момо, который глаз не сводил с прелестной африканки, казалось, что он плывет по молочной реке с кисельными берегами — точь-в-точь как та, что в мусульманском раю. Гонсальво с жаром насвистывал песенку Бреля «Quand on n’a que Pamour». Лиз Онфлёр хмурила брови, девица казалась ей подозрительной. Ариана едва сдерживала смех.

Настала очередь Гудрун. Это белобрысое существо, чьи задние лапы по длине составляли разве что высоту от пола до лодыжек конкурентки, как выяснилось, не имело ни рекомендаций… были какие-то, но так мало, что, считай, и нет… ни рекомендаций, значит, ни опыта. Девушке только-только исполнилось восемнадцать, и, соответственно, она только-только подступилась к карьере няни за стол и кров. Кандидатка показала рекомендательное письмо на шведском языке и простодушно разъяснила, что получила его от собственного дяди, с чьими детьми сидела в течение двух недель прошлым летом. Что касается остального, то Гудрун не умеет ни водить машину, ни гладить мужские сорочки — «получаются складочки», — кроме того, скандинавка призналась, что у нее аллергия на траву, песок и морскую воду.

Момо и Гонсальво уже давно потеряли всякий интерес к этой особе. Они вились вокруг Инносанты, оспаривая друг у друга высшую привилегию: кто принесет ей стаканчик кока-колы, а кто — кубик сыра со вкусом ветчины.

Перешли к столу. Эктор уселся рядом с молодой уроженкой Сенегала, а недоверчиво поглядывающая на предполагаемых нянь Луиза предпочла на всякий случай устроиться между матерью и бабушкой. Ужин прошел, пожалуй, весело. Инносанта удивила всех, когда, взявшись убирать со стола, поставила на голову поднос с сыром. Момо, восхищенный ее гибкостью, тут же предложил давать африканке уроки танца живота. Гонсальво же, когда Инносанта слегка не рассчитала траекторию и корябнула подносом новехонький дверной проем, посоветовал не расстраиваться — ничего страшного, у него впереди целая ночь, чтобы все исправить. Единственным человеком, устоявшим перед очарованием лианы, была Лиз Онфлёр. Вся натянутая как струна, она большую часть времени беседовала с Гудрун о ее родной стране. Правда ли, что шведы опередили всех, с точки зрения справедливой торговли? О да, да! Обмакивая чипсы в кетчуп, девица уверяла, что в жизни не сможет проглотить ничего, на чем не стояла бы марка Макса Хавелара [38]. И что же — государство у вас занимается проблемами экологии, повторного использования отходов и так далее? Гудрун разъяснила что она привыкла сортировать мусор — где бы она ни находилась — по восьми ведрам.

Что касается Юго, то он молча наблюдал за происходящим. Ему показалась удивительной долгая и оживленная беседа между Арианой и Гонсальво. Сначала он подумал, что это просто задушевный разговор, — наверное, штукатур созрел для излияний по поводу ухода жены, — однако, прислушавшись, понял: нет, ничего подобного! Ариана, его родная жена, метр шестьдесят семь, в розовой юбке и сережках кольцами, попросту объясняла собеседнику, каковы преимущества катучих лесов из алюминия по сравнению с катучими же стальными лесами.