Ариана злорадствовала, довольная, что нашелся-таки человек, решившийся замахнуться на священную корову фирмы. Но вслух отреагировала так:
— Хватит, хватит, Фланвар! Адольф Никар — драгоценный для фирмы, даже, можно сказать, незаменимый сотрудник. Он — ходячая память предприятия, гарант успешной работы ЖЕЛУТУ. Тем не менее, меня заинтересовали ваши аргументы. Прошел месяц с того дня, как я заняла место господина Марсиака, и за этот месяц я убедилась в некоторой… ну, инертности, что ли, свойственной мышлению всего коллектива. Месье Фланвар, я не уверена, что хочу вас уволить!
Служащий торгового отдела непонимающе уставился на нее:
— То есть как?
— Наверное, у вас есть дети?
Он удивленно поднял брови:
— Есть… двое… Младший еще в детский сад ходит…
— Отлично. Готовы ли вы поклясться мне жизнью своих детей, что не сделали ничего, что могло бы повредить ЖЕЛУТУ?
— Клянусь!
— Верю… Значит, так, Фланвар. Вы сохраняете за собой вашу должность… нет, я решила пойти еще дальше. — Тут Ариана одарила посетителя «улыбкой, выражающей отеческую доброту» силой в три балла; улыбка была отрепетирована ею перед зеркалом несколько дней назад. — Поручаю вам быть отныне нашим окном во внешний мир. Иными словами, вам предлагается использовать во благо нашего предприятия вашу «жажду открытий» (последовал сухой смешок, подслушанный у спесивого босса в «Элли Макбил» [32]). Через месяц вы представите мне доклад о конкурентах ЖЕЛУТУ — не только из парижского региона, но и по всей Франции. Выясните, какие у кого идеи, проекты, способы менеджмента, каких кто из них достиг результатов. Я хочу иметь подробную экспертную оценку. Вас в ЖЕЛУТУ считают шпионом? Отлично, вы им и станете! Только вполне законно. И работать будете на предприятие, которому, убеждена, всегда были верны.
Итак, парень пришел за увольнением, а получил повышение… Осталось «всего лишь» сообщить об этом Никару. Ариана была не из тех, кто старается отложить на потом бедствие, способное свалиться на голову сейчас же. И она отправилась в кабинет своей правой руки, с тем чтобы пригласить его пообедать вместе. Никар сослался было на то, что уже 11.45 и что супруга уже, конечно, пригото… — но Ариана не сдалась, прервав его занудство громким пением: «Налейте, налейте бокалы полнее: мы будем безумствовать во „Фла-а-анше“! [33]Скорее, скорее, скорее, скорееее-е…» конечно, это была шутка, только старый мухомор юморa не понял и, нахмурившись, возразил:
— Когда я работал с вашим мужем, нам приходилось обедать в ресторане, но это была все-таки «Пухлая индюшка»… Для руководства предприятия место обеда — вопрос престижа!
Забавно, но Ариана чувствовала, что скорее возбуждена, чем обеспокоена. Похоже на состояние перед первыми родами: смесь радостного испуга, покорности и безмятежности. Надо идти. А Антуанетте Никар придется поставить свои котлетки в холодильник.
— Вы просто Мадонна, просто гений чистой красоты, мадам Дельсоль! — Юго покачал головой так, словно не верит своим глазам.
— А вы еще не знаете, что к тому же меня и зовут Мари! — Клиентка, женщина еще довольно молодая, хихикнула, правда, как-то безрадостно. Она уже несколько минут не могла отвести глаз от своего отражения в зеркале. Но наконец повернулась к Юго: — Вы уверены, что это не слишком?
Она произнесла «сюлисько-о-ом» и быстро-быстро захлопала ресницами.
Продавец украшений подумал, что да, «сюлиськом», впрочем, тут все «сюлиськом»: хозяйка дома, раскрашенная на манер красотки кабаре; крикливо и безвкусно обставленная гостиная, где царила хозяйка дома; то и дело распахивавшийся лиловый пеньюар хозяйки дома; принадлежащий хозяйке дома йоркширский терьер с неправильным прикусом; облаченная в розовый халатик косметички прислуга хозяйки дома… Конечно, навязывая товар, продавец немножко переусердствовал: к браслету, от которого отказалась предыдущая клиентка, он добавил колье, серьги и два кольца, но избавиться от этих достойных ярмарочной куклы побрякушек стало для него задачей дня.
Обвешавшись всем предложенным, несчастная мадам Дельсоль превратилась в громадную пуховку для пудры. Возможно, она напоминала и что другое, но в голову Юго пришло только это сравнение. Когда он был маленьким, у мамы была такая пуховка, в которую получалось упрятать всю мордашку целиком; крупинки пудры оставались тогда у него на лице, залезали в нос, щекотали — ах, как он обожал играть с розовой пуховкой! Волшебная эта штука пахла «Шанелью № 5», тоном для лица и чуточку пылью…
Юго осторожно положил зеркало с маркой «JIJI» на стеклянную столешницу журнального столика, украшенного голой латунной одалиской, покачал головой и сказал серьезно:
— Простите, ради бога, мою прямоту, мадам Дельсоль, но я думаю, что такая женщина, как вы, может позволить себе ВСЕ! Если не вам носить эти украшения, то кому же? Можно немножко посплетничать? Только — строго между нами! Четверть часа назад я был у другой клиентки, она тоже примеряла украшения из серии «Пупупупсик» и конечно же была от них просто без ума! Однако ей я счел своим профессиональным долгом отсоветовать покупку. Знаете, что она мне напомнила? Громадную пуховку для пудры!
Гений чистой красоты покудахтал и замолчал. Потом, помолчав, выдал:
— Но вам же, должно быть, ужасно трудно приходится, бедный вы мой месье… месье…
— Марсиак, Юго Марсиак. Я… мм… брат той особы, которая приходила к вам прежде.
Дальше разговор пошел соответственно… Мари Дельсоль смотрела на Юго со все возрастающим аппетитом, а тот, решив до конца придерживаться выбранной линии, осыпал хозяйку дома комплиментами — и насчет шеи, и насчет ушек, и насчет ручек, воспевал молочную белизну лица, изящество тонких запястий и лодыжек… В общем — бла-бла-бла… Юго был потрясен, осознав, что льстить и угодничать куда легче, чем ему представлялось. В тот день он впервые применил технику обработки клиентки, впоследствии названную им МАУ («метод автоматического убалтывания»): трепотня, трепотня, расхваливание товара и клиентки — в точности так же, как в двадцать лет, как в юности, когда кадришь девчонок в ночном кабаке… Вот только цель гораздо менее благовидная — получить доход.
Двадцать минут спустя он вышел на улицу Эдуара Балладюра с чеком на пятьсот евро в кармане. К полному набору украшений серии «Пупупупсик» мадам Дельсоль присовокупила красивое кольцо с бирюзой на мизинчик. Юго чувствовал себя вымазанным в дерьме…
Ариана подтолкнула Никара к своей машине, а точнее — впихнула его в свою машину. Сначала она собиралась отправиться в Париж и пообедать с правой рукой в новом ресторане на Левом берегу, названном «Еда» и придерживавшемся весьма оригинальной концепции: здесь все было съедобным — от тарелок и приборов до счета. Но замечание Адольфа охладило ее пыл, и она, благоразумно предпочтя проверенное место, взяла курс на упомянутую «Пухлую индюшку», прелестный кабачок, удобно расположенный у 12-го национального шоссе. Когда здесь не проводились семинары предпринимателей, элегантное заведение распахивало двери своего крытого соломой загородного домика перед туристами, проезжающими мимо на запад, или парочками, которые решились на адюльтер. Юго уже не раз привозил сюда жену — им казалось, что это идеальное место для игры «Кто болтает, тот теряет!», милой такой игры, которую они изобрели вскоре после первой встречи. Пораженные выявленной ими склонностью многих парочек не произносить за обедом или ужином ни единого слова, Марсиаки, войдя в ресторан, сразу примечали столик с возможными «клиентами» и устраивались рядом. Каждый выбирал, стало быть, свою «фишку» (Ариана обычно женщину, а Юго — мужчину) и принимался наблюдать за этой своей «фишкой» с безразличным видом. Первый из подопечных, кто сказал хоть словечко, приводил своего игрока к проигрышу, и тот был обязан угостить выигравшего шампанским. Ариана с умилением вспомнила, как они с Юго, играя в «Кто болтает, тот теряет!», напивались и хохотали до упаду. Но сейчас она с легкой дрожью подумывала о том, что обед с Никаром способен переместить ее саму в лагерь «фишек».