«…При этом был Атис, индиец,
Что, по преданью, рожден Лимнеей, дочерью Ганга,
В водах хрустальных его, - знаменит красотою, убором
Пышным удвоенной, юн, всего лишь шестнадцатилетний…
…
Вот, меж тем как рога неспешной сгибал он рукою,
Вмиг изловчился Персей, полено схватил, что дымилось
На алтаре, и лица раздробил ему вдребезги кости.
Тотчас, едва увидал, как ликом пленительным бьется
Тот, простертый в крови, Ликабант ассириец, ближайший
Друг и товарищ его, глубокой любви не скрывавший,
Вмиг испустившего дух от тягостной раны оплакав
Юношу Атиса, лук, который натягивал Атис,
Выхватил…
…
Тут обратил на него, знаменитый убийством Медузы,
Меч свой Акризия внук и вонзил ему в грудь, и, кончаясь,
Взором, блуждавшим уже под теменью ночи, окинул
Атиса друг неизменный его и, к нему наклонившись,
К манам подземным унес утешенье, что умерли вместе!».
(№ 2275). (Овидий. Метаморфозы V 47-50, 56-64, 69-73,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.100-101])
«Озеро видит она Гириэи и Кикнову Темпе,
Те, что прославил своим появлением лебедь. Там Филлий
Мальчику отдал во власть прирученных пернатых, а также
Дикого льва. Приказанье быка одолеть получил он
И победил; но, сердясь, что любовь его презрена снова,
Филлий, как тот ни просил, быка ему не дал в награду.
Кикн возмущенный сказал: «Пожелаешь отдать!» И с высокой
Спрыгнул скалы. Вокруг все подумали: мальчик разбился, -
На белоснежных крылах повисал новоявленный лебедь!»
(№ 2276). (Овидий. Метаморфозы VII 371-379,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.149-150])
«…Минос, кто, бывало, в цветущие лета,
Именем страх наводя, грозой был великих народов,
Ныне же немощен стал. Дионина сына Милета,
Гордого силой своей молодой и родителем Фебом,
Старый страшился. Боясь, что его завоюет он царство,
Юношу все ж удалить от родных не решался пенатов.
Но добровольно, Милет, бежишь ты и судном взрезаешь
Быстрый Эгейскую ширь, и в Азийской земле отдаленной
Стены кладешь: тот град получил основателя имя».
(№ 2277). (Овидий. Метаморфозы IX 441-449,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.200])
«[ Житель Феста на Крите Лигд пригрозил жене Телетузе,
что если та родит девочку, он ее убьет].
Муки тогда возросли, и само ее бремя наружу (704)
Выпало: дочь родилась, а отец и не ведал об этом.
Девочку вскармливать мать отдает, объявив, что родился
Мальчик. Поверили все.
…
А между тем уж тринадцатый год наступает подростку. (714)
Тут тебе, Ифис, отец белокурую прочит Ианту.
…
Вскоре любовь их сердца охватила. И с силою равной (720)
Ранила сразу двоих: но различны их были надежды!
Срока желанного ждет и обещанных светочей свадьбы,
Мужем считает ее, в союз с ней верит Ианта.
Ифис же любит, сама обладать не надеясь любимым,
И лишь сильнее огонь! Пылает к девице девица,
Слезы смиряя едва, - «О, какой мне исход, - восклицает, -
Если чудовищной я и никем не испытанной новой
Страстью горю? …
…не бывало вовек у животных (733)
Так, чтобы самка у них запылала желанием к самке.
…
Сваха Юнона и ты, Гименей, для чего снизошли вы (762)
К таинствам этим, где нет жениха, где мы обе – невесты!»
[ Ст.770-781. Мать Ифис обращается с молитвой к богине Исиде,
и та превращает дочь в юношу]
…А за матерью вышла и Ифис, - (786)
Шагом крупней, чем обычно; в лице белизны его прежней
Не было; силы ее возросли; в чертах появилось
Мужество, пряди волос свободные стали короче.
Более крепости в ней, чем бывает у женщин, - и стала
юношей, девушка, ты!...
…И своей господином стал Ифис Ианты». (797)
(№ 2278). (Овидий. Метаморфозы
IX 704-707, 714-715, 720-728, 733-734, 762-763, 786-791, 797,
пер. С.В.Шервинского [Овидий 1994, т.2, с.206-208])
(№ 2279). Из книги X[Овидий 1994, т.2, с.213-216]
«Вот созвездием Рыб морских заключившийся третий
Год уж Титан завершил, а Орфей избегал неуклонно
Женской любви. Оттого ль, что к ней он желанье утратил (80)
Или же верность хранил – но во многих пылала охота
Соединиться с певцом, и отвергнутых много страдало.
Стал он виной, что за ним и народы фракийские тоже,
Перенеся на юнцов недозрелых любовное чувство,
Краткую жизни весну, первины цветов обрывают.
Некий был холм, на холме было ровное плоское место;
Все зеленело оно, муравою покрытое. Тени
Не было вовсе на нем. Но только лишь сел на пригорок
Богорожденный певец и ударил в звонкие струны,
Тень в то место пришла: там Хаонии дерево было, (90)
Роща сестре Гелиад, и дуб, вознесшийся в небо;
Мягкие липы пришли, безбрачные лавры и буки,
Ломкий пришел и орех, и ясень, пригодный для копий,
Несуковатая ель, под плодами пригнувшийся илик,
И благородный платан, и клен с переменной окраской;
Лотос пришел водяной и по рекам растущие ивы,
Букс, зеленый всегда, тамариск с тончайшей листвою;
Мирта двухцветная там, в плодах голубых лавровишня;
С цепкой стопою плющи, появились вы тоже, а с вами
И винограда лоза, и лозой оплетенные вязы; (100)
Падубы, пихта, а там и кусты земляничника с грузом
Алых плодов, и награда побед – гибколистная пальма;
С кроной торчащей пришли подобравшие волосы сосны, -
Любит их Матерь богов, ибо некогда Аттис Кибелин,
Мужем здесь быть перестав, в стволе заключился сосновом.
В этом же сомнище был кипарис, похожий на мету,
Деревом стал он, но мальчиком был в то время, любимцем
Бога, что лука струной и струной управляет кифары.
Жил на картийских брегах, посвященный тамошним нимфам,
Ростом огромный олень; широко разветвляясь рогами, (110)
Голову сам он себе глубокой окутывал тенью.
Златом сияли рога. К плечам опускалось, свисая
С шеи точеной его, ожерелье камней самоцветных.
А надо лбом его шар колебался серебряный, тонким
Был он привязан ремнем. Сверкали в ушах у оленя
Около впадин висков медяные парные серьги.
Страха не зная, олень, от обычной свободен боязни,
Часто, ничуть не дичась, и в дома заходил, и для ласки
Шею свою подставлял без отказа руке незнакомой.
Боле, однако, всего, о прекраснейший в племени Кеи, (120)
Был он любезен тебе, Кипарис. Водил ты оленя
На молодые луга и к прозрачной источника влаге.
То оплетал ты цветами рога у животного или,
Всадником на спину сев, туда и сюда направляя
Нежные зверя уста пурпурной уздой, забавлялся.
Знойный был день и полуденный час; от горячего солнца
Гнутые грозно клешни раскалились набрежного Рака,
Раз, притомившись, лег на лужайку со свежей травою
Чудный олень и в древесной тени наслаждался прохладой.
Неосторожно в тот миг Кипарис проколол его острым (130)
Дротом; и видя, что тот умирает от раны жестокой,
Сам умереть порешил. О, каких приводить утешений
Феб не старался! Чтоб он не слишком скорбел об утрате,
Увещевал, - Кипарис все стонет! И в дар он последний
Молит у Вышних – чтоб мог проплакать он целую вечность.
Вот уже кровь у него от безмерного плача иссякла,
Начали члены его становиться зелеными; вскоре
Волосы, вкруг белоснежного лба ниспадавшие прежде,
Начали прямо торчать и, сделавшись жесткими, стали
В звездное небо смотреть своею вершиною тонкой. (140)
И застонал опечаленный бог. «Ты, оплаканный нами,
Будешь оплакивать всех и пребудешь с печальными!» - молвил.