IX
Мы знаем Гингера и Блока,
На книжной полке у меня
Литературная родня
Без пятнышка и без порока, —
Шекспир, Набоков, Гуль, Платон,
В. Сирин, Слоним и Мильтон…
Здесь три спасительные точки
Отводят вовремя беду…
Вновь под вагоном на ходу
Постукивают молоточки,
И в мой полуреальный мир
Случайный входит пассажир.
Веревкой накрест перевязан
Его уродливый пакет,
Он ищет места, места нет, —
Никто, конечно, не обязан, —
И, щуря виноватый взор,
Он ускользает в коридор.
Одно мгновенье! Так знакома
Его седая голова —
Заглохший сад, роса, трава
И призрак чеховского дома —
Возможно ль? Дачная мечта,
Рассказ в печатных пол-листа —
Увы, литературным вздором
Я безнадежно начинен, —
Но если вдруг посмотрит он
Таким же близоруким взором,
Но если — И дрожит слегка
Стекло от встречного свистка.
X
О чем я, впрочем? На диване
Лирически храпит сосед,
На задней выпуклости плед
Пристал в обтяжку; там, в кармане,
Бумажник холмиком торчит,
И пес его ворчит, ворчит —
Опять не то. Прогулка, что ли?
Затеял Кук — теперь изволь —
Стреляет головная боль,
И стонешь, стонешь поневоле —
За дверью, в шляпе набекрень
Тиролец с перышком — Мигрень
Всё неотвязней, всё жесточе —
Я медленно тону в песках
С холодным трупом на руках
Под небом европейской ночи.
Мрак безголосый, тишина,
В альпийском озере луна.
Дремотно пробегают ели
В картонной прелести своей,
Стремительный воздушный змей
(Иль просто облако) без цели
Скользит в воздушной вышине, —
Мир, зачарованный вдвойне.
Мой милый мальчик дремлет тоже,
Он ровно дышит. Иногда
В окне с черемухой звезда
Плывут в обнимку — Боже, Боже!
И мячик розовый в углу
Змеей свернулся на полу —
ПОРАЖЕНИЕ
Вместо вступления
Задворками разбитых дач
Коней вторые сутки мучим, —
За мной вихрастый штаб-трубач
Качается в седле скрипучем.
Какая скучная война, —
На фронте ни врага, ни друга.
И душу гложет мысль одна —
Не слабо ль стянута подпруга.
А солнце южное печет,
Густая пыль забила поры,
В глаза горячий пот течет,
Жмут сапоги, обвисли шпоры —
И вдруг — внезапный поворот,
За ним прудок, покрытый тиной,
Гусиный выводок, и вот —
Русалка с длинной хворостиной.
Цветная кофточка узка,
Но так пленительно прильнула,
А из-под легкого платка
Такая молния блеснула —
Как подтянулся эскадрон!
Как избоченился спесиво,
Как солнцем вылощен красиво
Золотокованный погон.
И, пламенным сверкая оком,
Срывая ногу так и так,
Приплясывая, скачет боком
Мой горбоносый аргамак.
И враз, почти без уговора,
Небрежной удали краса,
Гремят разведческого хора
Подобранные голоса.
И тенор, заливаясь свистом,
Уже ликует вполпьяна
О том, что в поле, поле чистом
Нам рано гибель суждена.
1
У смертников удел особый —
Жизнь щедро одарила их, —
Ворчит тюремщик узколобый,
Но он лишь тень среди живых.
Здесь все минуты на учете —
Полней живи, полней дыши, —
На смену сгорбленной заботе —
Стремительный полет души.
И вот она с недоуменьем
Глядит с воздушной высоты,
Над временем и над забвеньем,
На всё, чем был когда-то ты.
И узелок твой за плечами
Как птичий голос невесом,
И твой почти не бывший дом
Вдруг весь осветится лучами
Иль свежевымытым окном.
2
Тогда воскреснувший Пугач
Еще примеривал движенья,
Во тьме невидимый трубач
Трубил надменно пораженья.
Потомки рыцарей стальных
Овчину смирную топтали,
В боях дневных, в боях ночных
Считать героев перестали.
И мы, влюбляясь на ходу,
Привычно кровью истекали,
Мы благосклонную беду
Губами жадными искали.
Но стихотворная сирень
И романтические розы
Подчеркивали скудость прозы
Окрестных сел и деревень, —
В окопы заползала лень.