1937
* * *
Мой сад наполнен влагой дождевой,
И шорохом, и мраком, и движеньем, —
Не видно звезд, но воздух грозовой
Как бы насыщен звездным отраженьем.
Еще блуждает глухо в вышине
Недавних молний отрешенный трепет, —
Возвратный ливень где-то в стороне
Возобновляет торопливый лепет.
Вот рухнет гром. Дрожащая листва
Как океан вскипит и заклокочет —
Прислушайся, — душа моя жива,
Но жить тобой она уже не хочет.
1945
* * *
Лазурь безоблачно мутна,
В саду деревья веют жаром, —
Ты полудремлешь в кресле старом, —
Я замечаю — ты больна.
Я молча руку подаю
Для помощи, не нужной боле,
Я руку легкую твою
Еще целую поневоле,
Но не люблю. Не узнаю.
День без примет и без числа,
День медленного увяданья, —
В траве жужжащая пчела
(И роз удушливая мгла), —
Всё лишь предлог для состраданья.
Быть может — лишь предлог для зла.
1946
* * *
Анне Присмановой
Играл оркестр в общественном саду,
Рвалась ракета с треском и горела,
И девушка с цветком в руке смотрела
Поверх меня на первую звезду.
Из глубины взволнованного сада
На освещенный фонарями круг
Ночь темной бабочкой спустилась вдруг,
И медленно нахлынула прохлада —
Что помнишь ты, о сердце, в полной мере
Из тех годов, из тех высоких лет?
Любовный плач о выдуманной Мэри,
Два-три стиха и тайный пистолет —
Шумит земля в размерах уменьшенных,
Как вырос я для зла и для добра, —
Предчувствий светлых робкая пора
Сменилась бурей чувств опустошенных.
Сухой грозы невыносимый треск,
Бесплодных туч гремучее движенье,
Но нет дождя. Лишь молния и блеск,
Один огонь, одно самосожженье.
1943
* * *
Звезда скатилась на прощанье,
Твой взор зажегся и погас, —
Лишь эхо слушает молчанье,
Соединяющее нас,
И ясно повторить готово,
Рассыпать по ночным кустам
Уже прильнувшее к устам,
Еще не сказанное слово.
1939
* * *
Прохладных роз живая белизна
В росе, в слезах, во мгле голубоватой, —
Над городом прощальная весна
Склоняется с улыбкой виноватой.
Кой-где дома, не в ряд, освещены,
Грустит рояль под женскими руками —
Мечтатель праздный бродит вдоль стены,
Отмеривает рифмы каблуками.
По улицам приглохшим и пустым
Повеяло былым очарованьем, —
Над крышами туман иль светлый дым
Готов смешаться с облаком ночным,
Чтоб завтра стать простым воспоминаньем.
1948
* * *
Сергею Маковскому
Пройдет трамвай, и в беге колеса
Взметнутся листья вихрем золотистым,
Прохожий в парке подзывает пса
Рассеянным и приглушенным свистом.
Да, осень, осень. Всё обречено, —
И взмах руки в заштопанной перчатке,
И стук мяча на теннисной площадке,
И музыка в пустынном казино.
Какая жалость в мире разлита,
Как предана душа воспоминаньям, —
Каким испепеляющим лобзаньям
Мир отдает прохладные уста.
1939
* * *
Горят широкие листы
Осенней трепетной любовью,
Бульвары густо налиты
Сентябрьским золотом и кровью.
Томись, душа моя, томись, —
Вечерний воздух свеж и влажен,
Как музыка струится высь
Вдоль городских высоких скважин.
Цветут блаженной синевой
Все тени, трепеты и звуки, —
Не вскинуть ли над головой
Бессильные от счастья руки?
Не закружиться ль в вышине
Сверкающего листопада,
Не прикоснуться ли и мне
К живому творчеству распада?
* * *
Не обвиняй. Любовь не обвиняет.
Прошедший день был холоден и пуст,
Я молча пил дыханье бледных уст,
И видел я, как за ночь смятый куст
Последнюю листву свою роняет.
Как широко раскрылись облака —
Дым вечности — без жизни и движенья, —
Казалось мне — огромная рука
Там начертала наши отраженья.
Два образа из вымыслов моих,
Обвеянных и бурями и снами, —
Ночь близкая соединила их
И вознесла торжественно над нами.
И столб дождя, безветрием гоним,
С холма на холм, где чудилась дорога,
Неотвратимо приближался к ним —
Живая тень внимающего Бога.