Изменить стиль страницы

1944

* * *

В ночном молчанье, в некий час,
Когда душа почти не дышит,
Но жадно слушает и слышит,
Как время падает на нас, —
Когда, сознанье размывая,
Проносится сквозь тело тьма,
И рядом ходит смерть сама,
Нас длинной тенью задевая, —
Что в этой скудости земной
Тогда нас держит и волнует?
Что в этой вечности дурной
Нас к вечности иной ревнует?
Уже полсердца сожжено,
Вздохну — и сердце оборвется, —
И вот оно всё бьется, бьется,
Как будто жить осуждено.
И длится дрожь существованья,
Пустая память о былом,
Волна, разбитая веслом,
Ночь без лица и без названья…

1943

* * *

Дождь сечет. Фонтан кирпичный
Мутно газом освещен.
Тьма и шорох. Мир обычный
Чем-то тронут и смущен.
То ли выплески канала
Заглушает шум дождя,
То ль душа моя, бродя,
Поскользнулась и упала?
И прильнув к земле холодной,
Сквозь асфальтовый покров
Различает многоводный
Плавный ток иных миров —
Только отдых и молчанье,
Шелест ветра на столбах, —
Только времени журчанье
В водосточных желобах.
Отсырела папироса,
Липнут волосы к виску, —
Городскую площадь косо,
Не спеша, пересеку.
Обойду квартал туманный,
Скрытый жар превозмогу,
Дома, гость непостоянный,
Скучной лампы не зажгу.

1931

* * *

Непрочное апрельское тепло
Срывается на стужу поминутно,
Встает волна медлительно и мутно
И падает на камень тяжело.
Неверный день, неверное свиданье —
Приглохший город кажется пустым.
Лазурь уходит в облака и дым,
Моя душа уходит в ожиданье.
О, если бы ты снова не пришла!
Стоять бы так, томить воображенье —
Есть в мире зло, ты — излученье зла,
Есть в мире смерть, ты — смерти отраженье.

1939

* * *

Еще не глядя, точно знаю,
Чем тронуты твои черты, —
Как будто сердцем вспоминаю
Тот мир, которым дышишь ты.
Как будто не было меж нами
Ни столкновений, ни преград,
Как будто вещи говорят
Со мной пророческими снами.
Да, я люблю, и ты за мной
Готова следовать послушно,
Но нетревожно, равнодушно,
Но отдаленно, стороной.
И часто в слабости любовной
Клонясь на грудь твою, в тиши
Я слышу сердца бег неровный
И дрожь холодную души.
И сквозь опущенные веки
Я вижу в темном забытьи
Невоплощенный образ некий, —
Черты грядущие твои.

1939

* * *

Л. Росс

Уже ноябрь туманит фонари,
Все улицы просторнее и тише,
Прохожие спешат, лишь два иль три
Уткнулись хмуро в мокрые афиши.
Еще в саду на сломанном столбе
Качаются забытые качели, —
Мой милый друг, не кажется ль тебе,
Что мы прошли и молча постарели.
Всё я да ты, понятливый мой пес,
Под сумерки недлинная прогулка,
Холодный чай да пачка папирос,
Да для тебя прикупленная булка.
Так и летим. В пустынные миры,
Сквозь мрак и дождь к созвездью Геркулеса,
Не отрываясь от земной коры,
Не замечая собственного веса.
В ошейнике иль в старом пиджаке
(Не всё ль равно?) мы вышли на дорогу,
Всё ты да я — и оба налегке,
Не торопясь, почти шагаем в ногу.
Ноябрь, ноябрь. И зонт не перекрыт, —
Но воздух так деревьями колышет!
Весь город легким воздухом омыт,
И каждый лист не шелестит, но дышит.

1948

* * *

Поздно, поздно. В бороде
Невеселого соседа
Дым запутался с обеда.
Ночь в бокале. Ночь везде.
Загремела штора где-то,
Стукнул пьяный по столу,
Музыкант жует в углу
Запоздалую котлету.
Хорошо уйти отсюда
В сумрак влажных площадей,
Чуть подальше от людей,
От неубранной посуды.
Расстегнув крылатки ворот,
Втиснув Пушкина в карман,
Пробираться сквозь туман,
Сторожить любовно город.
Скоро сонный мир проснется,
Захлопочут чердаки, —
Недоверчивой строки
Рифма легкая коснется.