Гончая вдруг переменилась в лице и, молниеносно окинув напряженные лица Хранителей, то и дело пытающихся сжечь лезущие из-под земли корни, мысленно содрогнулась. Боги, боги… что ж я раньше этого не поняла!! Почему не подумала сразу, что Изиар творил Проклятый Лес не с голой руки! Не с нуля!! Ведь именно его вмешательством объяснялось это потрясающее сходство! Его волей были созданы наши Кордоны, так же, как здесь – полуразумные ядовитые кусты, искусно прячущиеся в чаще Леса свиллы, многие другие секреты, что как нарочно были созданы природой в непроглядной зелени этих удивительно густых крон. А шипы! Эти корни и ядовитые колючки! Темная Бездна! Да вот же он – ответ!! Творения одного создателя не могут отличаться слишком сильно!! И Чертоги… славные, теплые, надежные и преданные кому-то Чертоги активно пытаются сейчас прибить нас всех, пока никто не понял очевидного!!! Потому что у них все еще ЕСТЬ Хозяин!!! Понимаете? ЕСТЬ!!! И именно он отдал им этот приказ!!!

Белка зло выдохнула, внезапно осознав всю глубину этой мысли. Еще раз оглядела кипящую схватку, в которой Перворожденные явно проигрывали. Покосилась на сосредоточенное лицо Таррэна, который все еще был слишком далеко отсюда, на юного Тира, испуганно сжавшуюся в комок Милле, которая с надеждой посматривала на непоколебимо застывшего рядом с ней Элиара. На едва дышащего Владыку, которой при всем желании не мог бы сейчас ее услышать. Затем случайно наткнулась на ненавидящий взгляд какого-то умирающего эльфа, который с яростью понимал сейчас, что теряет свое бессмертие ради какого-то жалкого смертного. Проследила за тем, как кого-то еще накрыла зеленая стена, в зародыше загасив отчаянный, полный боли крик. С расширенными глазами повернулась к бледному до синевы Линнувиэлю, громко сглотнула. А потом резким движением задрала голову вверх и, крепко зажмурившись, неожиданно выдала такой жуткий рык, что от него отчетливо задрожали стены.

– ГР-Р-Р-А-А-И-Р-Р-Р-Р-Е-Е-И!!!..

Чертоги недоуменно замерли, различив в прозвучавшем Зове нечто знакомое, неуверенно качнулись навстречу, на какое-то время даже позабыв про все остальное, но она не обратила внимания. Поднявшись во весь рост и вытянувшись всем телом, Гончая зарычала снова, выдав нечто еще более непроизносимое. Ее губы странным образом изогнулись, обнажив слегка удлинившиеся зубы, глаза под сомкнутыми веками бешено вспыхнули, руки сами собой сжались в кулаки, а из горла плавными волнами выкатывалось бархатистое рычание дикого зверя – настойчивый зов охотящейся хмеры, призывающей свою верную стаю.

– ГР-Р-Р-А-А-И-Р-Р-Р-Р-Е-Е-И!! ТАР-Р-Р-А-Э-Э!!! ГЕ-Р-Р-Т-Э!!!..

От этого рыка у эльфов мороз пробежал по коже, а сердца застыли кровавыми сосульками – столько свирепой мощи в нем было. В какой-то момент их неожиданно обуял подспудный, необъяснимый, первобытный страх, которому они не могли найти объяснение. Этот нечеловеческий рев постепенно закрадывался в души, сминал волю, замораживал нутро, потому что в нем больше не было ничего человеческого. Ничего, что напоминало бы о малыше Белике, умеющего рассмешить всего парой слов или довести до бешенства одной гадкой выходкой. Нет, сейчас это был совсем другой голос – удивительно низкий, ровный, вибрирующий и пробирающий до самых печенок даже бесстрашных эльфов. Это был властный Зов Вожака, который нельзя не узнать и которому невозможно не подчиниться.

Сартас машинально разрубил очередную корягу, вздумавшую испробовать на прочность его шею, и, утерев резко повлажневший лоб, опасливо отодвинулся. Темная Бездна! Так и поверишь, что Белик в действительности – сущее чудовище. Мало того, что Гончая. Мало того, что не простая, а самый что ни на есть Вожак. Мало того, что рискует ездить на таком же жутком звере, как он сам. А теперь вот выясняется, что мы еще многого о нем не знаем! Вон, как воет – жуть одна, а не полукровка! Точно зверь ревет! Да так, что даже сошедший с ума дворец неожиданно присмирел и перестал набрасываться на бывших хозяев! Интересно, как малыш это делает? А главное, зачем?!

Правда, немного поразмыслив и переглянувшись с Маликоном, старший наследник Рода Таррис пришел к выводу, что не очень хочет просвещаться на эту опасную тему. А еще – что не желал бы встретиться с Беликом темной ночью где-нибудь в недрах Проклятого Леса, потому что (чуяло его сердце!) вместо ехидного пацана он наверняка бы увидел нечто совсем иное. Такое, что потом полжизни будет в кошмарах сниться.

Едва отзвучали последние ноты страшноватого Зова, Белка, неожиданно презрев всякую опасность, черной молнией сорвалась с места, на ходу срывая со спины чехол из черного палисандра и стремительно поворачивая крохотный замочек возле одной из старательно вычерченных рун. Она очень спешила. Дико спешила, потому что понимала, что времени осталось немного. Она должна была успеть раньше, должна была это остановить. И просто не имела права ошибиться, потому что от ее действий сейчас зависело все.

Маленькая Гончая бесстрастно оглядела выросший перед ней непроходимый лес, в который рискнул бы соваться лишь законченный самоубийца. Проигнорировала испуганный вздох за спиной, выхватила нежно запевшие мечи и, расслышав слабый ответ снаружи, без промедления врубилась в самую гущу этого древесного кошмара. Для чего, зачем и почему – объяснить не соизволила. Просто пожалела времени. Зато Чертоги жалеть не стала – молниеносно взяв привычный темп и почти размазавшись в воздухе, со всей доступной скоростью двинулась к противоположной стене, которая отчего-то начала беспокойно шевелиться.

– Белка!! – возмущенно ахнул Элиар, не рискуя отойти от Мелиссы.

– Ты что делаешь?! – одновременно гаркнули Шранк и Аззар. – Вернись!!

Она только раздраженно мотнула головой, с невероятной скоростью прокладывая себе дорогу в бесконечном переплетении веток, листьев, корней и чего-то совсем уж непонятного, что Чертоги рискнули выставить перед ней в качестве заслона. Гончая не замедлилась ни на мгновение даже тогда, когда под многоголосый стон ужаса, смешанный с каким-то злым восхищением, из стены в нее двойным залпом ударили ядовитые шипы. Просто среагировала и уклонилась, но так быстро, что эльфы даже не сразу поняли, отчего ее путь оказался по щиколотку усеян острыми щепками. А когда сообразили, наконец, в чем дело, ЧТО ИМЕННО она сейчас сделала, то оторопело разинули рты и некрасиво вытаращили глаза, оглядывая проложенную просеку, внутри которой с бешеной скоростью мелькали удивительно узкие, изящные и потрясающе быстрые парные клинки, которыми она действовала с абсолютной уверенностью. Так, будто всю жизнь умела ими работать. Она ПРОБИЛАСЬ через ВЕСЬ залп! Одна! Даже не поцарапалась ни разу!! Всего с парой дивных клинков! А мечи тихо пели, без всяких сомнений разрубая почти неуничтожимую древесину Родового Ясеня Л'аэртэ. До тех пор, пока перед глазами не оказалась опустевшая, оголившаяся и словно выдохшаяся стена.

– Боги… – прошептал Сартас, безошибочно узнав, ЧТО за лезвия светились в ее нежных руках.

– Как это может быть?! – вздрогнул и Маликон, когда Гончая на краткий миг застыла, занеся родовые мечи старшего наследника трона возле пугливо затрепетавшей стены.

Чертоги тоже узнали бешеную магию ее мечей. Вспомнили их голос, беспокойно заметались, не зная, как быть, когда рядом звучат сразу два настойчивых зова крови. Кажется, даже растерялись на какое-то время и оказались поражены своим открытием настолько, что почти не сопротивлялись, когда больно жалящая сталь легко врубилась в их полуразумную плоть.

От резкого удара, безжалостно вспоровшего ветвистую преграду, Дворец ощутимо вскрикнул: магия зачарованных клинков заставила его стонать и извиваться от боли. Эти мечи требовали от него подчинения, требовали склониться и пасть, униженно моля о пощаде. Они гневались и справедливо ярились, потому что живое творение посмело выступить против своего создателя. И наказанием за ослушание была БОЛЬ. Настолько сильная боль, что ей невозможно было противиться.

Дворец снова содрогнулся, словно от ужаса, тихо и безнадежно заплакал ядовитыми слезами, бессильно оросившими рыхлую землю. Горестно взмахнул голыми прутьями своих многочисленных "рук", но потом, не в силах больше сопротивляться, со стоном распустил израненные ветви, позволяя властно вскинувшей голову Гончей покинуть обреченных.