В 1640 г. Ришелье хвалился, что у Франции было под знаменами 150 000 пехоты и более 30 000 конницы. Однако, по последним французским исследованиям, эти цифры сильно преувеличены; по-видимому, общее число всех войск не достигало еще 100 000 человек9. Роты насчитывали часто лишь 15-20 человек, ибо капитаны после смотра давали им разбегаться, чтобы прикарманить себе их жалование.
Четыре года спустя Мазарини писал Тюренну, чтобы он набирал возможно больше немцев, так как среди французов количество дезертиров достигает двух третей10. Вербовали солдат в Ирландии, Шотландии, Швеции и Пруссии.
В 1670 г. общую численность армии определяют в 138 000 человек, из них иностранцев - 45 000, следовательно, более одной трети.
В 1789 г., в начале революции, французская армия насчитывала 79 французских и 23 иностранных полка, всего - 173 000 человек; какое число из них фактически было под знаменами и несло службу, остается открытым11.
Как известно, первоначально полки представляли административную единицу, комплекс меняющегося числа рот с меняющейся численностью таковых. Тактическими единицами являлись квадратные колонны или батальоны тоже различной, в зависимости от обстоятельств, численности и состава. В 1635 г. во Франции окончательно перешли к тому, чтобы превратить батальоны в подразделения полков; батальоны должны были иметь равную численность, но полк мог иметь большее или меньшее число батальонов.
Особую трудность представляло превращение старых ордонансовых рот в кавалерийские полки. Капитаны не хотели подчиняться новым порядкам. Смеялись над легкими лошадьми, которые не могли нести тяжеловооруженных рыцарей. Первые попытки ввести новую организацию в 1635 г. должны были быть оставлены после 7 месяцев, и снова была восстановлена самостоятельность прежних рот. Еще в 1638 и 1639 гг. были изданы приказы, которые под страхом смертной казни обязывали всадников не снимать своего оружия во время похода, на караулах и т.д.
Несмотря на все препятствия, новые военные порядки постепенно распространялись, и французское дворянство дало из своей среды таких полководцев, как Тюренн и Конде, которые умели руководить новой военной организацией.
Кавалерия настолько окончательно отказалась от традиционных боевых приемов рыцарства, что Людовик XIV должен был издать в 1676 г. приказ, чтобы под страхом увольнения офицеры носили кирасы; в это время солдаты уже их не носили. Офицеры во время атаки составляли первую шеренгу эскадрона. После 1715 г. офицеры также сняли кирасы (за исключением генералов) и наравне с солдатами стали надевать кожаные колеты12.
Действительным творцом новой военной организации был Мишель Ле Телье, занявший в 1643 г. должность военного министра и передавший ее в 1668 г. своему сыну Лувуа13. Даже Ришелье еще не удалось ввести действительный порядок в военной организации.
Венецианский посол Нанни доносит о французских солдатах еще в первые годы малолетства Людовика XIV, что они оборваны и босы, что кавалерия их снабжена плохими лошадьми, но что они, тем не менее, дерутся, как сумасшедшие.
Решающим пунктом является выплата жалования. Венецианский посол Анджело Корер доносит, что из 100 дукатов, которые тратит король, только 40 идут по прямому назначению, 60 - либо расточаются зря, либо разворовываются. Войска так плохо и нерегулярно оплачивались, что невозможно было держать их в порядке.
Ле Телье учредил разряд гражданских чиновников-интендантов, которых придавали военному командному составу.
Они подчинялись одному лишь старшему генералу; все остальные офицеры должны были им повиноваться. Они принимали участие в каждом военном совете, собираемом генералом, и имели голос в отношении всех решений по военным, дипломатическим и административным делам. Они должны были давать советы командующему. Финансы, крепости, снабжение провиантом и снаряжением, госпитали, военный суд - все это передано было в их руки.
Для контроля над выплатой жалования Ле Телье прежде всего распорядился, чтобы она производилась в присутствии интенданта или подчиненных ему чиновников, военного комиссара, соответственного командира и мэра (старосты, головы) или уважаемых местных жителей того города, где расквартированы были войска. Позднее был издан приказ, чтобы жалование выплачивал не капитан, а интендант или один из военных комиссаров, и чтобы эта выплата уже не производилась непосредственно после смотра, а в определенные сроки, большей частью - помесячно.
В 1650 г., во время смуты, вызванной фрондой, Ле Телье пришлось снова уступить губернаторам сбор податей в их провинциях и содержание на них крепостей и гарнизонов. Но уже в 1652 г. он взял обратно эту уступку и окончательно установил чисто королевское управление.
Одновременно он провел распоряжение, чтобы его интенданты и их комиссары внезапно и в походе устраивали смотры для проверки наличности солдат; о каждом таком смотре они должны были посылать подробное донесение министру. Строптивых офицеров комиссары имели право арестовать и наложить секвестр на их имущество.
Конде, дю Плесси-Прален, Тюренн как командующие генералы нередко отдавали собственные деньги и даже столовое серебро, если не для того, чтобы удовлетворить полностью солдат, то хотя бы для того, чтобы не дать им умереть с голоду. Сам Ле Телье давал из собственных средств авансы, и даже скупой Мазарини делал то же самое.
До тех пор пока налоговая система еще не начала аккуратно функционировать, Ле Телье ввел бумажные денежные знаки, которые выдавались солдату и по поступлении податей обменивались на звонкую монету. Финансы были в плохом состоянии не только при Ришелье, но и при Мазарини, который, правда, преумножил собственные богатства, но о государственных финансах мало заботился. Наконец, при Людовике XIV постепенно добились регулярной выплаты наличными деньгами.
Во время Тридцатилетней войны отдельные воинские части еще представляли из себя небольшие самостоятельные республики. Генерал-лейтенанты считались равноправными между собою и не хотели друг другу подчиняться. Ле Телье провел принцип военной иерархии. С особой осторожностью приходилось ему в этом случае поступать с веймарской армией, которая была организована несколько иначе, чем французская, и сохранила свой собственный дух.
Постепенно у высшего командного состава отняли право назначать офицеров, и вся судьба офицеров отныне стала зависеть от доброй воли короля. Главы и сыновья господствующих аристократических семейств продолжали в качестве полковников быть шефами полков; они делались таковыми нередко в самом юном возрасте; но во главе их они становились лишь во время военных действий, а в остальное время большей частью проживали при дворе. Действительное командование находилось в руках подполковника, назначаемого королем из числа капитанов по собственному усмотрению; это был в большинстве случаев опытный, начавший с низов свою службу офицер.
Ле Телье отменил злоупотребление, заключавшееся в том, что одни и те же лица занимали по совместительству несколько должностей и получали содержание по ним, и старался добиться того, чтобы если не придворные полковники, то прочие офицеры фактически оставались при своих частях, а не веселились в Париже.
Он ограничил расходы высших офицеров и точно установил для каждого чина, сколько лошадей мог держать имевший этот чин офицер; пехотный капитан - не более четырех лошадей, лейтенант - не более трех, профос - не более двух.
Когда во Франции формировались "старые банды", немногие дворяне поступали в их ряды14, а потому так же, как в Германии, начальственных постов достигали отличившиеся солдаты, независимо от их происхождения. Но уже в XVI столетии стали стремиться к тому, чтобы офицерские должности занимали, по возможности, лица, принадлежавшие к традиционному воинскому званию - дворянству, так, например, этого требует гугенотский вождь де Ля Ну15. Когда же, со времен Ришелье и при Людовике XIV, постепенно стала формироваться большая постоянная армия, произошло замечательное раздвоение. Всему духу государства и правительства отвечал исключительно дворянский офицерский корпус. Но для этого новое поколение оказалось недостаточным. Старые дворянские роды были в значительной мере бедны или разорились и не могли доставить денежную доплату, необходимую для содержания офицера в соответствии с его общественным положением. Наоборот, среди высших слоев буржуазии и в семьях чиновников было много молодых людей, у которых была склонность к военной службе. Между тем дворянство пыталось сохранить свое положение, отграничивая себя от посторонних элементов, и претендовало на офицерские посты, как на свое законное наследие, а правительство руководствовалось стремлением по возможности щадить, сохранять и поощрять дворянство. Слияние в офицерском корпусе, не обостренное противоречиями, понемногу со временем сгладило бы обособленное почетное положение дворянства. Но так как дворянство поставляло офицеров, а офицерский корпус ощущал себя дворянским, то среди народа выделялась обособленная сословная традиция с собственными нравами, особыми понятиями о чести и претензиями, которая благодаря своим связям с двором и приближенными короля установила свое прочное социальное господство. С другой стороны, пополнение офицерского корпуса из обособленного наследственного класса прочно закрепило между ним и солдатской массой пропасть, делившую армию на две принципиально различные составные части.