Из массы подробностей, дополненных и разъясненных данными, почерпнутыми из других источников, я выбрал несколько характерных черт.
Основоположным пунктом было то, что солдаты обязывались не образовывать "общины", т.е., говоря современным языком, они не имели права организовывать профессиональные союзы. Но они вправе заявлять претензии и приносить жалобы старшему капитану через своих товарищей, получавших двойной оклад, выбор которых был им предоставлен.
Чтобы подкрепить свои приказания, начальники, вероятно, при случае учиняли физическую расправу98. В остальном действует входящее в сферу дисциплинарной власти судебное производство. Еще со времени средних веков установилось правило, что судом ведает "фельдмаршал", ибо войско состояло из всадников, а маршал ведал лошадьми и всем тем, что с ними было связано. На его месте появились старшина (Schultheiss) и профос из опытных старых воинов. Однако за фельдмаршалом долго еще оставалась функция - делить добычу99.
Порядок производства военного суда тесно примыкает по существу и по форме к производству немецкого суда присяжных. Судебное производство было публичным.
Присяжные или заседавшие с ними офицеры должны были быть товарищами или старшими по службе обвиняемого.
Наряду с этим судом, в собственном смысле этого слова, существовал и так называемый суд рядового солдата с его разновидностью - "судом длинных пик". Этот суд мог функционировать лишь по распоряжению полковника и представлял демократический народный суд, а на практике превращался в грубый суд Линча. С установлением более прочной организации в войсках он исчезает.
В значительной степени отличалось право в кавалерии от права у пехотных солдат, так как кавалеристы развились из среды феодального рыцарства. Поэтому еще долго сохранялся обычай вербовать не единичного всадника, а какого-нибудь дворянина с более или менее многочисленной свитой солдат, что, несомненно, отражалось на внутренней жизни конных частей. Артиллерия тоже пользовалась своими особыми вольностями.
Корпоративный дух, царивший в этом военном устройстве, добился в XVII веке того, что солдаты были совершенно изъяты из ведения общегражданских судов и даже по чисто гражданским преступлениям должны были отвечать только перед своим профессиональным судом.
Хозяйственное управление упрощалось тем, что каждый солдат сам должен был заботиться о своем вооружении, одежде и коне. Продовольствие войска было также в значительной мере предоставлено маркитантам и регулировалось таксой, устанавливаемой профосом.
Филипп Гессенский сам продавал своим наемным солдатам жизненные припасы и надеялся таким образом вернуть себе половину выплаченного им жалования; следовательно, он применял то, что в современной промышленности называется у немцев "trьcksystem"100. Если у самого Филиппа нечего было продавать, то он, чтобы не лишаться доходов, взимал с маркитантов пошлину. Понятно, что для больших войсковых масс такая система продовольствия была недостаточна, и солдаты брали на месте то, что им было нужно. Такой порядок не только страшно истощал страну, но и в военном отношении создавал нестерпимые условия.
В дружественных и нейтральных странах Филипп и Иоганн-Фридрих Саксонский требовали от своих солдат, чтобы они брали только фураж и овес для лошадей, хлеб, овощи, сало, вяленое мясо и прочие съестные припасы, не трогали бы скота и домашней утвари, не взламывали бы шкафов, сундуков и ящиков.
Де Ля Ну пишет101, что Колиньи озаботился тем, чтобы завести для своего войска искусных комиссаров и достаточный обоз. Когда ему приходилось организовывать войско, он обычно говорил: "Начнем создание этого чудовища с живота" ("Commencons а former се monstre раг le ventre"). На каждый эскадрон держали по одному хлебопеку, который, как только войско располагалось по квартирам, приступал к выпечке хлеба. Угрозой все предать огню население в районе квартирного расположения принуждалось поставлять все необходимое.
Месячное жалование (в XVI столетии для пехотного солдата - 4 гульдена) устанавливалось военными артикулами. Часто, однако, возникали споры, как исчислять месяц: солдаты требовали, чтобы после каждого сражения или штурма города начинался новый отсчет месяца. Король Франциск I однажды оказался вынужденным держать солдат на службе не менее 10 месяцев и выдавать им накануне сражения жалование за один лишний месяц. Филипп Гессенский рекомендовал в своем завещании сыновьям вести лишь оборонительные войны, так как стало невозможным удовлетворять требования наемников102.
В тексте присяги о повиновении категорически говорилось, что воины обязаны исполнять все приказания, "будь они благородные или неблагородные, будь они птицы крупного или мелкого полета"103.
Не только отдельный солдат, но и каждое отделение, каждая рота обязывались исполнять приказания своего капитана или его заместителя.
При посылке в 1480 г. 6 000 наемников на службу французского короля швейцарский съезд постановил, что в войске должен быть мир и что "если кто нарушит мир, хотя бы словом, бранью или сквернословием, то капитаны должны иметь власть, в силу присяги, наказывать виновного, каждый в своей часта, либо телесным наказанием, либо смертью. Кто же мир нарушит делом, тому отрубить голову, а кто во время мира убьет другого, того, как убийцу, колесовать".
В 1499 г. ландтаг швейцарской федерации издал постановление, что все солдаты обязаны повиновением каждому капитану104.
Если взят город, военные артикулы категорически обязывают солдат вести преследование по приказанию полковника, даже если жалование еще им не выплачено. Гарнизоны обязываются выполнять саперные и строительные работы. Когда богемские войска в 1619 г. должны были строить укрепления, они отказались это делать и объявили, что это противно их чести, так как они еще не получили жалования.
Во время драк было строго запрещено призывать земляков; слишком часто случалось, что когда к двум дерущимся приходили на помощь их земляки, то между солдатами возникали форменные сражения. А к спорам всегда было достаточно поводов: провиант, добыча, женщины и особенно азартная игра, во время которой проигравший легко шел на обвинение партнера в шулерстве.
"Драка" (das Balgen), т.е. дуэль, не наказывалась безусловно как таковая, но так или иначе вводилась в известные рамки: в ней нельзя было применять смертоносного оружия или же она могла происходить лишь на определенном месте и непременно утром.
Различные правила регулируют вопросы, связанные с добычей, но основной принцип - "кто что добыл, то и должно достаться ему, согласно роду войны и уставу". Взятые орудия и порох принадлежат старшему начальнику.
Средневековый воин был, как мы видели, квалифицированным солдатом; не только рыцарь, но и рядовой наемный солдат должен был отличаться ярко выраженной физической храбростью и телесной силой, чтобы быть пригодным на войне. То же требовалось и от ландскнехтов. Однако их действенность в основе своей зиждилась на их массе и сплоченности; эта сплоченность включала и отдельного человека, обладавшего первоначально недостаточными данными, воспитывала и превращала его общим всему целому духом в вполне пригодного воина. При той неуклюжей форме колонны, в которой велся бой, не требовалось трудных упражнений, длительного обучения, чтобы сделать из здорового, крепкого человека солдата. Достаточно было знать несколько приемов и получить простые навыки - сохранять свое место в строю. Раз были созданы кадры, нетрудно уже было набирать большие массы таких наемных солдат. Массы давали решительный исход делу. Тот, кто вел на штурм самые большие колонны, должен был победить. Средние века были еще слишком слабы экономически, чтобы выставлять в поле такие массы, да от них не было бы и прока без образования из них тактических единиц. Таким образом, экономико-политическая предпосылка этого нового явления в военном деле - образование больших государств: Французского национального королевства, объединения Арагонии и Кастилии, объединения Габсбургских и Бургундских владений через брак Максимилиана с дочерью и наследницей Карла Смелого. Как велики и богаты ресурсами ни были эти новые государственные образования, однако в своих войнах они стремились превзойти друг друга и поэтому не только доходили до пределов своих ресурсов, но и переступали через них, ибо, как мы видели, увеличить число солдат было нетрудно, и лишь большое их число открывало путь к победе. Естественную границу численности войск должны были указывать пределы финансовых ресурсов государей, ведущих войну. Но если противник выходил за эти пределы в расчете на то, что такое напряжение сил должно дать ему победу и что победа пополнит его дефицит по выплате жалования? Что тогда? Эта надежда с самого начала заставляла обе стороны выходить за пределы их ресурсов. Численность армий намного переросла нормальную численность средневековых войск не только в меру того, что теперь появились государи, которые могли их оплатить, но и гораздо выше того, что они могли оплатить. Ведь солдат можно было набрать достаточно за задаточные деньги и за посулы будущей оплаты. Что сдержать эти обещания едва ли удастся, знали наперед; даже в военных артикулах мы встречаем оговорку, что солдаты и при неаккуратной выплате им жалования не должны терять терпения и отказываться от дальнейшей службы. Фактически жалование очень часто и подолгу не выплачивалось. О стратегических последствиях этого недостатка мы еще будем говорить в дальнейшем. Здесь же речь идет о влиянии, которое он оказывал на внутренний характер института ландскнехтов. Несмотря на присягу, несмотря на наличие военных судов, старшин и профосов, внедрить в среду этих наемников действительную дисциплину было невозможно. Как могли они чувствовать себя связанными своей присягой, когда нанявший их военачальник не держал своих обещаний, которые он им дал?