– А кто погиб, мужчина или женщина?

– Женщина. Убийца перерезал ей горло. Это четко видно на обгоревшем трупе. После того как обрушилась крыша, дождь, вероятно, помешал трупу полностью сгореть.

– А Романо еще в тюрьме?

– Да. – Он посмотрел на себя в зеркале и сделал серьезное лицо.

– Значит, это не мог быть он.

– Наверное, нет! – рявкнул Нери, умываясь ледяной водой.

В коридоре Габриэлла помогла ему надеть пальто.

– Это дело – твой шанс, Нери, не забывай! Если ты найдешь сумасшедшего, у которого на совести два трупа, то станешь великим человеком. И мы сможем вернуться в Рим.

Нери не выдержал. Его нервы были напряжены до предела.

– Да знаю я, знаю! Ты говорила это уже тысячу раз! Но у меня сейчас совсем другое в голове.

На Габриэллу резкий тон мужа не произвел никакого впечатления.

– И все-таки, Нери… Такого здесь никогда больше не случится. Два трупа – porcamiseria, это же сенсация! Если ты не найдешь убийцу, мы будем киснуть в этом сырном гнезде до конца своих дней.

Нери ничего не ответил. Он взял шляпу и выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью.

86

За исключением гнойного прыща на лбу, лицо Томмасо было серым, как пепел, почти зеленым. Он стоял на обугленных развалинах дома, уставясь на труп, и его громкая икота, как звук метронома, сопровождала работу экспертов.

Никто не произносил ни слова, и, за исключением икоты Томмасо, было тихо до жути, хотя здесь напряженно работали несколько человек.

– Значит, придется начинать все сначала, – чуть позже сказал Нери Томмасо в машине. – Нужно еще раз все тщательно обдумать.

Они были на пути в Монтефиеру.

– Может, это все-таки какой-то ненормальный, – осторожно ответил Томмасо, чувствуя, как нервничает начальник.

– Нет. Не могу себе представить.

Нери гнал машину в Монтефиеру, резко входя в повороты, а на развилке на Кастельнуово чуть не вылетел на обочину, когда навстречу им выехал трактор. Стиль езды очень ярко выражал то, что творилось сейчас у него в душе.

У Терезы, когда она открыла им дверь, было заплаканное лицо.

– Конечно, вы можете осмотреть кухню траттории, – сказала она и взяла ключи с полочки в коридоре.

Когда зажглась неоновая лампа, Нери сразу увидел, что в подставке нет одного ножа.

– Этого не может быть, – воскликнул он, тяжело дыша, – этого просто не может быть! Вы можете сказать, где еще один нож? – спросил он Терезу.

Тереза ничего не ответила, только с ужасом посмотрела на Нери и покачала головой.

У Томмасо снова началась икота.

На обратном пути в Монтеварки Нери крайне раздраженно сказал:

– Ты должен обследоваться у врача по поводу икоты. Это просто невозможно выносить!

Томмасо, продолжая икать, преданно кивнул.

В четырнадцать часов сорок пять минут, когда Нери был в управлении полиции, ему позвонили из патологоанатомического отдела. На девяносто девять процентов вероятности убитой была Эльза Симонетти. Об этом говорили данные исследования зубов, но результатов исследования ДНК пока не было. Полностью исключалось, что она погибла во время пожара, причиной смерти однозначно была огромная рана на шее. Таким образом, следовало исходить из того, что в этот раз убийца еще и поджег дом. В кладовке было обнаружено вещество, ускоряющее горение, и канистра из-под бензина.

– Я сойду с ума! – сказал Нери и ударил кулаком по стене. – Ни один человек не совершит убийства без мотива. Даже если у кого-то поехала крыша, все равно у него есть причина. А единственный человек, у которого мог быть мотив, – это Романо. Но он сидит в тюрьме и, следовательно, не мог быть убийцей.

– Кроме того, у него нет мотива, чтобы убить свою дочь. А о ревности можно даже не говорить, – добавил Томмасо.

– Точно, – пробурчал Нери. – Значит, в окружении этой семьи нет никого, кто имел бы причину убивать обеих женщин. Но кто, скажи, имеет доступ в тратторию, чтобы дважды воспользоваться ножами оттуда? Это все – disastro, Томмасо, una catastrofe [108]!

– Мотив существует. Он определенно есть. Только мы его пока что не знаем.

Нери вздохнул. Умничанье Томмасо в такой день, каким выдался этот, было просто невыносимым.

Они поехали в Сиену. Магазин письменных принадлежностей в это время был еще закрыт, но Нери хотелось застать Антонио внезапно и спросить, где он был сегодняшней ночью. Ему хотелось увидеть, как Антонио потеряет контроль над собой, испугается или растеряется.

В квартире на улице Виа Пеллегрини никого не было. Нери так настойчиво звонил в дверь, что одна из соседок открыла окно и поинтересовалась, в чем дело.

Нери представился и спросил, где синьор Грациани.

– Он в Гроссето, – объяснила соседка. – Уже три дня. У его матери день рождения, пятидесятилетие, и там празднуют целую неделю. Но вообще-то он собирался сегодня вернуться.

Нери поблагодарил и сел в машину.

– Неудача. – Он хлопнул ладонью по рулю. – Если его семья в Гроссето подтвердит то, что говорит соседка, у него пуленепробиваемое алиби. С ума сойти!

– Но у него все равно нет мотива! – не понимал, из-за чего такое волнение, Томмасо.

– Надо же за что-то ухватиться! У тебя есть идея получше?

Томмасо покачал головой. В конце концов Нери решил создать специальную комиссию и выступить на пресс-конференции. Ему нужна была помощь населения. Ничто не проходит незамеченным, и Нери был убежден, что все равно кто-нибудь что-нибудь да видел.

87

На следующее утро Романо вывели из камеры в пять часов сорок пять минут. Он подписал бумагу об освобождении, ему вручили личные вещи, и в шесть часов двадцать пять минут он стоял на улице. Как свободный человек. Смерть дочери открыла ему ворота тюрьмы. Но счастлив он не был.

Ему предстояла дальняя дорога. Надо было найти автобус, который ехал бы к вокзалу Санта Мария Новелла, затем добираться поездом до Монтеварки, а там снова искать автобус до остановки поближе к Монтефиере. А оттуда было еще добрых четверть часа пешком до дома. Он прикинул, что дорога займет полдня, если не дольше, и уже хотел отправляться в путь, как вдруг рядом с ним резко затормозила машина.

– Садись, – улыбнулся дон Маттео. – Я как раз еду в Монтефиеру.

– Тебя мне сам Бог послал, – сказал Романо.

– Точно. Так и должно быть, ведь я пастор.

Они остановились у ближайшего бара. Романо выпил два двойных эспрессо, дон Маттео взял себе только чашку чая.

– Меня вчера пригласила в Чену вдова Борса, – объяснил он, – и не знаю почему, но еда не пошла мне на пользу.

– Ты ее видел? – спросил Романо через несколько минут.

– Эльзу?

Романо кивнул.

– Да, я ее видел.

Романо подавленно молчал и больше ничего не спрашивал.

В Монтефиере он попросил дона Маттео остановиться у церкви. Денег у него почти не было, но он все же поставил три свечки.

«Девочка моя, – думал он, – на свете очень мало людей, которые могут в уме умножить триста шестьдесят пять на семьсот девяносто шесть и извлечь квадратный корень из трех тысяч восьмидесяти шести. Ты была такой умной, ты так быстро все схватывала и видела людей насквозь, тем не менее это не помогло. Убийца отрезал тебе голову, а потом сжег тебя, не зная, какой светлой была эта голова, не зная ее мыслей. Твои чувства не интересовали его, как и твои стремления и мечты. Все произошло быстро, и ты прошла через это. Как и твоя мать. Случившееся стоит у меня перед глазами, и мне так страшно, малышка моя! Где бы ты ни была, не забывай меня. Мысленно я всегда с тобой. Ciao, bella. Mia сага».

Он знал, что никогда больше ее не увидит. Все закончилось. Всему пришел конец, а он-то всегда думал: «Что бы ни случилось, я умру раньше тебя…» Она должна была плакать на его могиле, а не наоборот.