— Тошнит, — пролепетал Акакий. — Очень тошнит. Останови машину!
— Говорят тебе, вырви прямо здесь! — рявкнул Дато. — Не теряй времени, делай быстрее!
В лес въехали, свернув с дороги у небольшого лужка. Акакий вылез из машины и поплелся вперед на ослабевших ногах. Разведя руки, определял расстояние между деревьями, чтобы машина не застряла, и указывал Дато направление. Дато сначала положился на него, но когда машина дважды подряд уперлась в деревья, не сдержавшись, выматерился. По виду Акакия понял, что тот принял на свой счет. На влажном лесном грунте машина забуксовала, Дато уже не справлялся с баранкой. Акакий подталкивал машину то с одного боку, то с другого. Бегая взад-вперед, он вспотел и сильно раскраснелся.
Лес постепенно густел, наконец, проехать между деревьями стало невозможно. Дато остановил машину. От нервотрепки он тоже весь взмок.
— Может, ее ветками прикрыть? — спросил Акакий.
— Какими еще ветками! Нашел время… Хочешь, приходи ночью и закрой!
Дато побежал назад. Акакий рысцой припустил за ним. Дато на ходу посоветовал ему поберечь силы и бежать трусцой, но у Акакия ничего не получалось — он то отставал от Дато, то, запыхавшись, нагонял.
— Этой же ночью замаскирую машину ветками и ее долго не обнаружат, — сказал Акакий.
— Этой ночью вам всем надо уходить! — ответил Дато. — Мамантия перенесите в лес, как можно дальше, разумеется, если согласятся родители. Похороните его и уходите.
— Хотел тут остаться до сороковин жены, — сказал Акакий. — По сей день как во сне, ей-богу…
— Это всегда так. Когда случается что-нибудь страшное, не веришь, что это именно с тобой, и чувствуешь себя как во сне! — сказал Дато.
При входе в село небо прояснилось и выглянуло солнце.
— Не заметил, не было ли у кого-нибудь из них сигарет? — спросил Дато.
— Нет! — ответил Акакий. — Мамантий вчера перед уходом оставил для вас четыре штуки. Они и сейчас там лежат.
— Лимонки советую из кармана вытащить, как бы яйца не поотбивали!.. Лучше отдай мне!
Акакий смущенно улыбнулся, вытащил из кармана гранаты и протянул Дато.
— Как говаривал Коба, аппетит приходит во время еды. Стать боевиком — все равно что стать шлюхой, никакой разницы: сперва не очень, потом чего-то не хватает, а потом уже хочется, не переставая… Послушай, а это правда, что барсуки впиваются мужикам в яйца?
— Никогда не слышал.
— Надул нас Варлам! — усмехнулся Дато.
На солнце набежала тучка, и небо опять нахмурилось.
— Хоть бы пошел дождь, нас это очень устроит. Только дождь нас спасет. Услышь они там, в санатории, пальбу, давно примчались бы. Если пойдет дождь, считай, что нам во второй раз повезло! — озабоченно сказал Дато. — Пойди-ка, глянь, как там старики.
— Давай заодно отнесем Кобу, — сказал Акакий.
— Сейчас не могу. Как вернешься — перенесем тело, — сказал Дато.
Акакий вошел в дом, вынес четыре папиросы. Дато уселся на лестнице и закурил. Ни о чем не думал, следил за кольцами дыма и наслаждался курением.
Вскоре возвратился запыхавшийся Акакий: похоже, он всю дорогу бежал.
— Тебе что, плохо? — встревоженно спросил он.
— Да нет, просто от папиросы голова закружилась.
— Кобу заверну в свой дождевик. Когда все сделаю, позову тебя и вместе перенесем. К этому времени и тело Мамантия отнесут на место. Их четверо, старики, правда, но думаю, справятся… — он полностью вошел в роль организатора-распорядителя.
— В дождевик? — переспросил Дато, просто чтобы спросить, поскольку не придал его словам никакого значения.
— Жену я тоже завернул в такой дождевик, — как бы оправдываясь, ответил Акакий.
— Ты хоть можешь представить, сколько мы тащились сюда?! Если уж ему на роду было написано погибнуть, лучше погиб бы там, вместе с майором и Мамукой. Мамука тоже был наш одноклассник…
— Я знаю, что вы одноклассники… Вытащу-ка я его документы.
— Нет у него документов. Только часы сними.
Выкурил еще одну папиросу. Встал и пошел за дом. За кухонным окном увидел Акакия. Тот взглянул на Дато и вышел во двор.
— У того, худощавого, в кармане нашлись сигареты, — сказал он. — Нашел, когда просматривал документы. Второй, который в «афганке», оказался русский, хотя ни капельки на русского не похож.
— Прибрал? — спросил Дато о Кобе.
— Да, готов, — ответил Акакий.
Коба лежал в средней комнате. Акакий старательно и аккуратно завернул его в свой брезентовый дождевик.
— Надо бы обмотать поперек груди ремнем. Иначе трудно будет удержать в руках, — сказал Дато. Он развернул дождевик, вытащил из штанов Кобы ремень и знаком показал Акакию, чтобы тот снова обернул тело дождевиком. Челюсть Кобе Акакий подвязал обрывком простыни. Дато обмотал труп ремнем поверх дождевика, затем вытащил свой ремень и им стянул ноги. — Похороним прямо в поле, — сказал Дато. — Думаю лучше в кукурузе, а не в лесу.
— Давай лучше перенесем в лес и там ночью похороним, — предложил Акакий.
— Нет, лучше в поле. Может, никто из нас не выживет. Если похороним Кобу в лесу, там его никогда не найдут. А в поле после войны кто-нибудь наткнется на могилу, там, глядишь, отыщутся и те, кто станет ухаживать за ней, или захотят перезахоронить, это уж как получится… — сказал Дато.
Труп показался очень тяжелым. Когда подняли его, на дождевике под стянутым на груди ремнем проступила кровь.
— Не останавливайся! — сказал Дато Акакию, но первым остановился сам. Он с трудом удерживал в обессилевших руках ремень, обхватывавший завернутое тело. Акакий на удивление держался молодцом.
— Давай я возьму в головах, а ты перейди к ногам, — предложил Акакий.
— Нет! — упрямо возразил Дато.
До оврага дошли, не останавливаясь и не отдыхая. Дато весь взмок. Перебираясь через каменную ограду кукурузного поля, он чуть не выронил тело и безотчетно выругался. Кобу положили на землю в зарослях кукурузы.
К этому времени тело Мамантия уже отнесли туда, где собирались похоронить.
— Пойду-ка, посмотрю, как там дела и вернусь! — сказал Акакий.
— Сначала принеси мне лопату, а я за это время тех двоих перетащу и уложу здесь с краю, — сказал ему Дато.
— А что делать с оружием, которое я отнес в хлев?
— Не трогай, там видно будет! — сказал Дато. — Кобу пока погожу хоронить, только могилу подготовлю…
Когда Акакий ушел, он, не медля, спустился в низину, куда оттащил тела боевиков. Подойдя к трупам, заметил по другую сторону оврага высокую худощавую женщину, шагавшую быстро, по-мужски широко и напористо, посох в ее руке явно играл символическую роль: было видно, что он ей ни к чему.
Женщина нагнала его на полпути, когда он волочил русского в «афганке». Женщина взглянула на труп и перекрестилась.
— Откуда он, сынок? — спросила.
— Не успел спросить! — огрызнулся Дато.
— Где Акакий?
— Придет… Мамантия уже отнесли в лес.
— Да-а… Какого парня убили! — сказала женщина. Она смотрела на Дато и не собиралась уходить, похоже, ее интересовало, как он потащит труп дальше.
— Скольких убили? — неожиданно спросила она.
— Что ты сказала?! — не поверив ушам, резко спросил Дато. Эта женщина его раздражала.
— Скольких убили, спрашиваю? — спокойно повторила она. Она держалась очень уверенно: раздражение, которое Дато не смог скрыть, казалось, доставляло ей удовольствие.
— Не считал! — грубовато ответил он.
— Акакий тоже стрелял?
— Слушай, тетка! Ты бы лучше схоронилась в лесу, да поскорей, а не то заявятся «гости» и отправят тебя на тот свет! — ответил Дато, безуспешно пытаясь сохранять спокойствие.
— Эх, сынок! — вздохнула женщина. — Да разве меня теперь смертью испугаешь? Что моя смерть, когда такой парень погиб!..
Дато ничего не ответил, только неизвестно почему кивнул. Женщина ушла.
Потное лицо Дато, исполосованное листьями кукурузы, сильно горело. Взглянув на наручные часы боевика в «афганке», он заметил, что они идут. Почему-то это ему не понравилось. Даже показалось, что часы весело тикали, будто понимали, что их больше никто не заведет и спешили покончить со своей работой. Он дотащил труп до середины кукурузного поля и пошел за вторым. Издали донеслись пронзительные крики. Дато догадался, что голосит сухопарая женщина с посохом. Она вопила и причитала, как профессиональная плакальщица. Он иронически скривил губы, вспомнив, как только что женщина деловито, не без назойливого любопытства интересовалась, стрелял ли Акакий. Голоса матери Мамантия не было слышно.