- Молчите? – презрительно спросила она, спускаясь вниз по широкой винтовой лестнице в сопровождении какого-то юноши.

Остановившись на предпоследней ступеньке, Лея уставилась на портрет матери, – настоящей матери! – висевший над креслом отчима. Вот так правильно, не отца – отчима. Усмехнулась, и медленно подошла к нему. Юноша отошел к стене. В тени, за ней, он постарался сделаться незаметным, выбрав роль наблюдателя. И ему удалось стать непроницаемым даже для опытного джедая. Это было несложно: все внимание сконцентрировала на себя Лея. Особенно по части переживаемых эмоций.

«Он знал!» – мысль, которая давила и не давала ей воздуха. – «Все мои надежды, что им манипулировали – рассыпались как колода карт. Отчим все знал, и частично манипулировал матерью, мной, Люком».

- Лея, – вместо радости Бейл неожиданно испугался, по-настоящему испугался. Такую Лею он не знал. Это была не его дочь. – Ты жива, слава Силе.

Слова прозвучали механически, и Бейл сам уже не верил в них. Не поверила и Лея.

- Ты не рад? Потому что я все знаю? Теперь ты думаешь, а почему я не умерла? Трус! Ты всегда им был. Так ведут себя только трусы. Да, твои чувства правдивы: я не твоя дочь. Слава Силе, все-таки не твоя.

Бейл побледнел. Его мысль. Она читает его мысли?

Страх. И боль.

- Определился бы ты, – злая усмешка, – любишь ты меня или боишься. Рад или нет. Очень трудно иметь дело с не определившимся человеком.

- В чем ты меня обвиняешь?

«Бейл, Бейл... что это? Жалкая попытка взять себя в руки? Но кого ты надеешься обмануть?»

- Я хочу ответа на один вопрос: почему.

- Конкретизируйте вопрос, – вмешался Кеноби.

- Вы все поняли.

- Разве?

- Я не хочу обтекаемых фраз. Я хочу истину.

- Девочка, нет абсолютных истин, все зависит от точки зрения...

- Что вы от меня скрываете?! – практически выкрикнула принцесса Органа.

- Все хорошо, ты переволновалась. Тебе внушили чуждые воспоминая. Обычная практика в программе защиты свидетелей. Оттого нелепые сомнения. Сделай глубокий вздох...

Лею почувствовала, что ее захватывает волна ярости. Возникло ощущение, что кто-то пытается взлезть в ее мысли. Этот старик только выглядел как старик.

- Лея, спокойно, я желаю тебе добра,- произнес он. Но она не слушала его. Пытаясь отбросить его от себя, она мысленно ударила в ответ, вторгаясь в чужую память. И спустя доли секунд получила огненной лавиной воспоминания Бена Кеноби.

И все ответы на даже несформировавшиеся вопросы.

Огни Мустафара слились в огни Корусканта и желтый песок Татуина. Потерянный взгляд умирающего рыцаря и маленький мальчик. И женщина, чей образ был и у нее в памяти. Женщина из разбитого зеркала.

«Я виновата».

Запрокинутое лицо той женщины, два маленьких грудничка, обугленные руины в центре столицы Империи.

Огненное дыхание лавы и крик: «Ненавижу!».

«Я виноват».

«Я виновен».

Голоса сливались в один, звучали все громче и громче.

«Я меняю будущее. Там ты одна, и ребенка нет с тобой».

«Он умер. Два года как умер».

«Я тоже мертва».

Мраморные полы Храма отражали потолок приемного зала Набу. Молодая девушка в белом. Так вот кого из нее всегда пытались сделать. По крайней мере, так одевать. И укладывать волосы. Та же прическа.

Не Мон – Амидала.

Виноватый взгляд Бейла.

Перекрещенные клинки. Так заметные в тусклом свете планеты. Воздух, насыщенный пылью, разъедающий роговицу глаз. Слеза катится по щеке, а в горле першит. Жарко. Красное море магмы и синяя плазма клинков. Черный берег. И белая пустыня ночью, заметающая все следы. Маленький мальчик, стоящий на гребне дюны и глядящий вдаль. Мечтающий об отце.

Бледное лицо женщины на подушке. Отчим, прислонившись к стене, внимает молодому человеку, который призывает к логике и грозит опасностью. Гамма чувств: страх, надежда, желание помочь.

- Вы... вы... так это вы отняли нас у нее...

Качаясь от боли, она занесла руку, и старик не остановил ее.

Громкий звук пощечины.

«Я знал, откуда-то знал, что девочки обычно в отца. Из тебя бы никогда не получилось джедая, Лея».

«Я ненавижу джедаев! Вы отняли у меня мать. Отца. Брата».

Лее кажется, что она кричит, хотя на самом деле она задыхается от слез. От возмущения. Стены всколыхнулись и потемнели, прежде чем поплыть. Хан, кубарем сорвавшийся по лестнице вниз, подхватил ее. Обнял и стал успокаивать, укачивая, словно маленького ребенка. Но все внимание принцессы сконцентрировалось на отце, нет, не отце, а отчиме, застывшем у стены. Бледном и неживом. Жалость пришла на смену гнева. Лея готова была уже подойти к нему и обнять, даже просить прощения, но:

Пришла мысль, что он тоже ее обманывал. Во имя любви и добра. Во имя блага. Худший вид насилия – под маской заботы. И что он виновен не меньше этого джедая.

Мысль не дает ей потерять сознание. Не дает окончательно раскиснуть.

Лея выпрямляется.

- Поехали отсюда, Хан. Я сделала что хотела. Посмотрела им в глаза. Довольно.

Лучше уехать сейчас – еще несколько минут и она не сможет не простить отца, нет, не отца, Бейла Органу.

Ей никогда не привыкнуть к тому, что он ей не отец.

Люк отошел от стены, где простоял все это время и занял место Леи. Должно быть, со стороны это выглядело очень эффектно: трое мужчин, словно стоящие в вершинах равностороннего треугольника. Бен Кеноби. Рыцарь джедай, переживший крушение своего Ордена и нашедший силы выжить. Учитель, некогда остановивший смертельный удар – чтобы теперь из-за этого потерять второго ученика. Бейл Органа. Сенатор. Вице-король. Человек, безнадежно влюбленный в призрак прошлого, без права на взаимность. Желавший добра – но запутавшийся в приоритетах. И – Люк, которому эти двое хотели отказать в сознательном выборе. Он стоял перед ними, как укор – позволяя каждому видеть собственных демонов.

«Так похож на него... Сила, неужели Мон права? Мог ли я подсознательно желать зла лишь потому, что он – ЕГО сын? Я ведь любил ее. Запомни это, мальчик. Все, что я сделал – было сделано ради любви и во имя долга. Помни меня, выбирая себе цель, во имя которой живешь. Я смотрю в твои голубые глаза, на твое мальчишеское лицо и светлую челку – и по-прежнему вижу совсем иное отражение. Но теперь... после Леи... после Мон... после «Экзекъютора» я могу сказать этому призраку: «У меня нет к тебе ненависти, Энекин».

И – повторить это вслух:

- У меня нет к тебе ненависти, Люк. Ты похож на Энекина, но ты – не Энекин. Сегодня я это понял. Иди своим путем, мальчик. Но помни: я люблю твою сестру и мне очень больно... больно от мысли, что я мог причинить ей зло. Скажи ей это как-нибудь... на досуге. Нельзя жить ради прошлого, Люк. Нельзя жить ради другого.

- Вы это поняли?

- Я этим переболел.

Люк кивнул и перевел взгляд на второго мужчину. В глазах Бена была печаль – но не было раскаяния:

- Ты, наверное, хотел спросить почему, но теперь просто знаешь, верно?

- Я не пойду вашим путем.

- Обида?

- Неприятие. Организация не стоит подобных жертв. И, я боюсь, что у вас слишком абстрактные ценности.

Кеноби вздрогнул. Фраза прозвучала эхом его собственных размышлений об Иблисе: «Слишком абстрактные, для достижимости».

- Предложишь свой меч Императору?

- Я САМ это решу, рыцарь джедай. И все же... спасибо, что нянчились со мной все эти годы.

- Я был просто обязан...

- Нет. Я был ребенком врага.

- Он – мне не враг.

- Вы хотели его убить. Вы ждали смерти от его руки. Если это дружба, то у меня что-то с бейсиком.

- Ты просто не понимаешь.

- Понимаю. А вы просто отказались объяснить. Кто из взрослых сказал, что дети глупые, Бен? Боюсь, что вы – слишком далеки от семьи, чтобы понять истину. Дети просто живут более честно. Я ведь гораздо крепче, чем вы думаете. И разве я заслужил эту ложь?

- Я боялся тебя потерять, – слова, идущие из самого сердца.

- Неужели это – причина для того, чтобы построить свою жизнь на фундаменте изо лжи? Если бы я все узнал – и захотел к нему: вы бы меня остановили? Запрятали бы в клетку – ради моего блага, – и считали, что, завладев телом – выдрессируете душу. Может, у вас бы и получилось. Но кому нужен тот Люк. Люк, изменивший себе? – он покачал головой. – У нас разные дороги, Бен. И... простите меня, если сможете.