Впрочем, за это лев повелел поставить ему в самом сердце джунглей великолепный памятник».

«Звериная сказка» была опубликована в некоем журнале, пользовавшемся в той стране всеобщей популярностью.

И уже в тот же день в редакции раздался телефонный звонок. Спрашивали: что должна означать эта метафора? Растерявшейся секретарше заявили, что с ней говорят из секретариата придворного маршала. Разумеется, она не знала, что следует отвечать, тем более что и спросить было не у кого: редколлегия как раз отправилась попить кофейку.

Минут через десять своё неудовольствие засвидетельствовал председатель акционерного общества «Будущее», который заявил:

— Я знаю, что всё это написано по наущению бухгалтера. Однако никто не дал вам права критиковать, не ознакомившись с подлинным положением вещей. Бухгалтер сам во всём виноват, и никакие склоки ему не помогут. Впрочем, мы передаём дело в суд.

Ещё через десять минут позвонил секретарь «Союза Неизвестных, но заслуженных деятелей» и, не стесняясь в выражениях, дал выход своему возмущению по поводу бесчестной клеветы, публикуемой редакцией.

Заведующий торговой точкой по скупке заячьих шкурок безапелляционно заявил, что за время его работы не пропало ни единой шкурки, и выразил энергичный протест против использования неизвестно кем присланных анонимок в качестве отправного пункта для нападок в прессе.

В свою очередь, отставной генерал заявил, что он не будет считать себя в отставке до тех пор, пока не положит конец святотатствам и не уничтожит омерзительных, разлагающе-вредных пацифистских испарений.

Некто, выдавший себя за Спокойного Гражданина, прокричал в трубку:

— Я не позволю каким-то писакам совать свой грязный нос в мои семейные дела. Что съел, то и съел, это моё личное дело! А этот молокосос со «Скорой помощи» мне ещё ответит!

«Союз Любителей Охоты» прислал в редакцию резкий протест. Звонило ещё множество лиц, занимающих посты повыше и пониже, которые требовали объяснений и опровержений. А сколько было таких, что, не сообщая ни своей фамилии, ни своей профессии, не могли прийти в себя от возмущения — их и не перечесть!

На следующий день к автору, дымившему сигаретой над чашкой кофе в своём любимом кафе, подошёл его приятель.

— Послушай, весь город только и говорит о твоей сказке. Интересно, с какой задней мыслью ты написал её?

— Мыслью? Обычно я вообще не думаю, когда пишу. И никакой задней мысли в моей сказке нет, — ответил автор, который действительно так думал.

— Но что тебя склонило написать её?

— Жена. Она потребовала, чтобы я купил ей модные туфли.

Перевод З.Шаталовой

Килиманджаро

Наши ботинки ни за что не шли — хоть убейся! Чуть только выпустим в свет новую партию — в конторе растут кипы рекламаций, а в торговой сети — горы нераспроданного товара.

А ботинки этак на глаз вроде бы и ничего. Фасон модный, носок прямой, на подошве, чтоб не скользила, тракторная гусеница имеется. Только вот в носке, говорят, не того… Дратва, что ли, слабая или ещё что, но не дай бог в них на улице в дождь оказаться. Босиком человек домой возвращается. Подмётки, стервы, долой отлетают.

Ну а если ботинки выпускают, а они не идут — это же полная катастрофа. Сбыта нет, склады завалены, о премии и не мечтай, гроб, да и только.

И все после того, как мы столько мучений приняли, чтобы эти чёртовы ботинки оказались на рынке!

— Надо придумать им красивое название, этакое запоминающееся и располагающее, — сказал директор на одном из производственных совещаний. — Думайте, уважаемые, думайте. Объявляю конкурс. Первая премия — ботинки!

В зале поднялся шум, но директор установил тишину:

— Разумеется, — говорит, — не наши ботинки. Первая премия — импортные ботинки.

Тогда все стали думать. Победил на конкурсе товарищ Банашек, предложивший назвать ботинки «Килиманджаро».

— Красиво! — обрадовался директор. — И как-то экзотически звучит…

— Как бы только слово не оказалось неприличным, — заволновался бухгалтер, но его успокоили: сам Хемингуэй-де им пользовался,

Отпечатали мы на пятке внутри ботинка новое название, золотыми буквами, конечно. Но и это не помогло.

Мы, однако ж, не сдавались в борьбе за сбыт наших ботинок. На следующем совещании начальник отдела товарищ Кулебяка предложил:

— А может, вместо названия голую бабу припечатать? Молодёжь это любит, да и которые постарше тоже, бывает, любят…

Этот номер, однако, не прошёл. Уж очень строгая женщина жена у директора.

— Реклама нужна! — сказал директор на следующем совещании. — Реклама — рычаг торговли. Думайте, уважаемые, думайте. Объявляю конкурс на лучшую рекламу. Первая премия — ботинки. Импортные.

На этом конкурсе победил товарищ Куска, сочинивший следующее: «Килиманджаре не страшны пожары».

Бухгалтер, правда, снова ворчал:

— Что-то в этом роде уже когда-то было…

— Не было! — авторитетно заявил директор. — Килиманджаро выдумал товарищ Банашек.

Мы засыпали рекламным изречением товарища Куски всю страну. О бесстрашии Килиманджаро кричали все трамваи, автобусы, поезда, стены вокзалов и общественных уборных… А чёртовы ботинки всё не шли и не шли!

Наконец, на очередном производственном совещании слово попросил мастер Цапаляк.

— Я хотел внести рационализаторское предложение, — робко сказал он. — Не знаю вот только, как коллектив посмотрит… да уж была не была! Что ежели, к примеру сказать, взять да и попробовать хорошие ботинки делать? Ну как поможет…

Представляете? Ничего мыслишка-то. А мы как-то и не додумались.

Перевод З.Шаталовой

Ежи Шанявский

Мотылёк

Шёл я однажды, друзья мои, ночью по городу со знакомым, проведя приятный вечерок в тёплой компании. Свернули мы в боковую улочку и очутились на площадке, где подле какого-то сарая стояли козлы, на которых каменщики и маляры сооружают помосты, когда им надо взобраться повыше. К козлам была прислонена толстая доска. Мой спутник сказал:

— Мне вспомнилась игра младенческих лет: сядешь, бывало, на один конец доски, а товарищ — на другой, и эдак… он — вверх, я — вниз, он — вниз, я — вверх.

— А вот мы сейчас тряхнём стариной, — сказал я. — Сядьте на этот конец доски, оттолкнитесь ногами, я вскочу на другой, и мы поиграем в «вверх-вниз».

— А вы это… всерьёз?

— Вполне серьёзно.

— Что ж… попробуем.

Дело пошло как по маслу: мы качались, приговаривая взапуски: «Я вверх, ты вниз! Ты вверх, я вниз».

Внезапно появился полицейский патруль. Блюстители порядка остановились. От патруля отделился старший по званию, взял под козырёк и промолвил:

— Прошу извинения. Что вы тут делаете?

— Играем, пан сержант или пан начальник, не знаю толком, как вас величать. Играем в «вверх-вниз».

— Ясно. Но вы ведь уже… в расцвете сил и, вероятно, люди с положением… высокого звания.

— Этот пан, — кивнул я на знакомого, — служит юрисконсультом в министерстве, а я профессор.

Полицейский снова вежливо взял под козырёк, потом сказал:

— Нет сомнения, что вам представился случай выпить. Уж я разбираюсь в людях, которые выпивши. И наверняка винцо было доброе. Конечно, у меня нет оснований пригласить вас в вытрезвитель, но… во всяком случае, это непорядок.

— Разве? Мы не нарушаем безмолвия ночи каким-либо шумом. Не будим спящих. Ведём себя смирно. Мимо прошла кошка — и, заметьте, она шла неторопливо, задрав хвост. А если кошка не спешит и держит хвост трубой — это верный признак, что вокруг царит спокойствие.

— Да… Но ведь людям зрелым не пристало уподобляться несмышлёным ребятишкам. Конечно… я не могу привлечь за это к ответственности… Но я ещё никогда не видывал, чтобы солидные, высокопоставленные граждане играли вот так без всякого смысла в «вверх-вниз». Возраст и положение обязывают вести себя благопристойно.