способность посмеяться над самим собой, то пальму первенства

нужно отдать французскому поэту XVI века Франсуа Вийону.

Этот тонкий и блестящий лирик занимался поэзией, так сказать,

для души. Главной его профессией был разбой; он с шайкой

товарищей грабил на большой дороге. А когда был пойман и

королевским судом приговорен к повешению, то в ночь накануне

казни сочинил четверостишие;

Я Франсуа, чему не рад,

Увы, ждет смерть злодея.

И сколько весит этот зад —

Узнает завтра шея.

Можно только удивляться душевной силе человека, которая

позволила ему не потерять чувство юмора в ожидании

предстоящей жестокой казни.

Если обратиться к более близкой эпохе, то примеров тоже

можно найти немало.

Существует масса рассказов о Бернарде Шоу — его чувство

юмора и остроумие стали легендарными.

Рассказывают, что однажды престарелый драматург был

сбит с ног на дороге лихим велосипедистом. К счастью, оба

отделались легким испугом. Когда смущенный виновник

столкновения стал сконфуженно извиняться, Б. Шоу прервал его

словами: "Да, вам не повезло. Прояви вы чуть больше энергии —

и вы бы заработали себе бессмертие, став моим убийцей".

Немногие люди — даже и более молодые — нашли бы в себе

достаточно душевной силы, чтобы в подобной ситуации не

прибегнуть к брани, к бесполезным упрекам, а ограничиться

шуткой.

С одной стороны, чтобы подняться над трагической

ситуацией, суметь взглянуть на себя как бы чужими глазами и

отыскать смешное в трагическом, — для этого нужно обладать

большой силой духа.

Развитое чувство юмора бывает лишь у душевно

стойких людей.

Вас наверняка интересует, как рождаются такие "перлы"?

Технология, если так можно выразиться, такова.

Человек "отчуждается" от самого себя, смотрит на себя как

бы со стороны, находит смешное в себе самом, и эта вначале

чисто интеллектуальная операция отчуждения (кстати, одно из

высших проявлений человеческого сознания) смещает его

"эмоциональную равнодействующую" в положительную сторону.

Если же человек к тому же и остроумен, то в этой ситуации он

может создать словесную остроту (подобную приведенной чуть

выше шутке Бернарда Шоу).

Чувство юмора и остроумие оказываются в этом случае

слитыми воедино.

Неиссякаемый оптимизм Великого комбинатора Остапа

Бендера — одна из главных причин неотразимого обаяния этого

симпатичного всем авантюриста — неотделим от его

великолепного юмора.

Ильф и Петров, не поскупившись, наделили его этим

качеством, и чувство юмора не покидает Остапа ни в каких, даже

самых трудных переделках, помогает ему перенести

всевозможные невзгоды и крушения планов.

Даже потерпев полное фиаско при попытке перейти границу

и безбедно зажить миллионером в Рио-де-Жанейро, ограбленный

и избитый Остап не лишается чувства юмора, о чем красноречиво

свидетельствует его громогласно провозглашенное намерение

переквалифицироваться в управдомы. Без чувства юмора он

просто не в силах был бы перенести все выпавшие на его долю

передряги и злоключения.

Функция чувства юмора в данном случае — обеспечить

удовлетворительное самочувствие в далеко не

удовлетворительной ситуации.

Юмор ситуации и юмор

характера

Следует различать эти два вида юмора.

В первом случае юмор улавливается только зрителями, а

действующие лица сами остаются вполне серьезными.

Во втором случае юмор улавливается одним из

действующих лиц и уже через его восприятие доходит до

читателя.

Приведу пример.

Юмор первого типа мы находим у Джером К. Джерома в

книге "Трое в одной лодке". Все действующие лица сохраняют

полную серьезность, и читатель сам — с помощью автора —

проделывает всю работу по отысканию смешного. А вот Илья

Ильф и Евгений Петров наделили чувством юмора своего героя,

и многие смешные черточки читатель как бы видит глазами

Великого комбинатора.

Таким образом, можно дать следующее определение.

Остроту создают (работа остроумия), а смешное

находят (функция чувства юмора).

В остроумии можно выделить два основных компонента—

способность к избирательным ассоциациям и к мгновенной

критической оценке собственной речевой продукции. Однако

остроумие проявляется не только в создании остроты, но и в ее

восприятии, оценке. Рассмотрим элементарную и весьма

распространенную ситуацию — восприятие анекдота.

Анекдот — это короткий рассказ, устный или письменный.

После краткой экспозиции излагается заключительная мысль, для

уяснения которой требуется некоторое усилие, умственная

работа. Если мысль эта станет сразу же ясна или, напротив,

понадобится слишком долго доискиваться до нее, то эффект

остроумия в значительной мере ослабеет, а иногда и вовсе

улетучится. (Вспомните замечательную миниатюру М.

Жванецкого "Авас".)

Случаи, когда острота "доходит" до слушателей спустя

несколько дней и вызывает смех, не так уж редки. Но все же

существует некоторое оптимальное время "уяснения". Можно

возразить на это, что время реакции (или время уяснения

остроты) зависит от способностей и подготовки слушателя.

Верно. Оценить остроту, воспринять ее соль — это не пассивный

процесс, а активная работа мышления.

Чтобы оценить шутку, — для этого тоже нужно

быть остроумным.

Но это остроумие уже другого рода, если можно так

выразиться, остроумие восприятия, и оно отличается от

творческого остроумия, которое требуется, чтобы шутку создать.

И это "остроумие восприятия" неодинаково у разных людей.

Поэтому одна и та же шутка одному кажется пределом

остроумия, а другого заставляет недоуменно пожимать плечами.

Марк Твен в очерке "Публичные чтения" рассказал, как, путешествуя по Европе и выступая с чтением юмори-

стических рассказов, заметил любопытную вещь: один из

рассказов иногда вызывал гомерический хохот, изредка —

недружелюбный смех, а иной раз реакции вовсе не было, не

удавалось вызвать даже подобие улыбки.

Оказалось, что все зависело от того, какую паузу он

выдерживал перед последней фразой рассказа. Если он угадывал

паузу точно— все оглушительно смеялись. Если чуть-чуть не

додерживал — то смех был не столь громким. А если пауза

оказывалась хоть немного длиннее— никто не смеялся, эффект

пропадал.

Однажды, давным-давно, я, молодой еще писатель-сатирик,

наблюдал, как спорили два гиганта — легендарный конферансье

Петр Муравский и не менее легендарный уже в те годы писатель

Михаил Жванецкий. Они "строили" график шутки, или, как

называют шутку на эстраде, репризы. Муравский чертил на

бумаге график: "Вот так должно быть. Сильная шутка, смех,

аплодисменты, потом спад, потом пауза, подготовка, что-то не

очень важное и неожиданно опять всплеск! Вот так должно быть!

Вот так!". "А вот позвольте не согласиться! — Жванецкий

азартно хватал ручку и начинал чертить свой график. — Вот

шутка, смех в зале, теперь короткая пауза и сильнейший всплеск,

чтобы добить слушателя! Вот так! И только так! И только потом

пауза... Только потом!". Муравский: "Но позвольте! А когда же

они будут отдыхать?!". Жванецкий: "Они сюда смеяться пришли, а не отдыхать!".

Есть еще один любопытный нюанс, связанный с