— Котик, не мучай ребёнка, — вступаюсь я. — Сам подумай, что он мог тебе сказать? И как бы ты отреагировал, узнав, что твой отец сдружился с твоим сыном помимо твоего ведома?

— С твоим, да уж, — как-то странно усмехается Арават.

— Ты о чём? — моргает Азамат.

Арават тяжело вздыхает.

— Сынок, я понимаю, ты хотел меня защитить. Но уж мальчику-то можно сказать правду.

Мы все дружно моргаем. Азамат соображает первым:

— Ты что, думаешь, он твой, что ли?

— Конечно мой! — отрезает Арават. — Он же как с меня отлит, ты на него посмотри!

Кир втягивает голову в плечи и поглядывает то на нас, то на деда.

— Этого не может быть, — говорим мы с Азаматом хором.

— Ну конечно! — протягивает Арават. — Ладно уж, в своём-то кругу можно и начистоту. Я ничего не отрицаю. Знаю, что ты мать очень любил всегда и тебе обидно, наверное, но сам посуди, она ведь от меня ушла девять лет назад! А я был ещё ничего себе мужик. Да и разница у нас была изрядная, ты же знаешь, она ведь не красавица… Конечно, это всё не оправдание, но я бы не стал от него отказываться, если б знал.

Мы с Азаматом переглядываемся. Так и подмывает спросить Аравата, спал ли он с Азаматовой невестой, но по официальной версии она не имеет к Киру никакого отношения, а рассказывать Аравату всю подноготную не очень-то хочется. С его представлениями о должном как знать, не выдаст ли. По легенде же я мать Кира, соответственно, это со мной он должен был бы согрешить. Боже, как это отвратрительно!

— Не сходи с ума, — морщусь я. — У меня с тобой ничего не было, и ребёнок твоим быть не может.

Арават закатывает глаза.

— Кого ты дуришь, женщина? Слепой увидит и тупой поймёт, что ты при родах Кира даже через улицу не была. А скорее всего, и на планете. Мой он, и точка.

Мы с Азаматом ещё раз переглядываемся.

— Этого не может быть вне зависимости от того, кто его мать, — настаиваю я. — Когда мы его только сюда привезли, я делала тест на отцовство. Он сын Азамата. Если бы у Азамата был брат-близнец, можно было бы ещё поспорить. Но ты там близко не проходил. Если хочешь, могу прямо сейчас ещё раз взять у вас обоих анализ и…

— Да кого волнуют твои тесты! — фыркает Арават. — У меня глаза есть, и видят они ещё весьма неплохо. Мало ли, что там твои машинки пишут! Я своё всегда узнаю.

Азамат кашляет — то ли для привлечения внимания, то ли просто потому что кашляет.

— Значит так, отец. Давай договоримся. Ты можешь думать по поводу Кира всё, что хочешь, но я совершенно искренне считаю его своим. И я буду его воспитывать и принимать все решения, которые его касаются. Я не против, чтобы ты поддерживал с ним отношения, в конце концов, Кир уже большой мальчик и может сам выбирать, с кем общаться. Кстати, что касается его компании, у меня есть пара идей, что с этим делать, и мы их уже обсуждали между собой. Так вот. Если ты хочешь думать, что он твой, а я просто тебя защищаю — пожалуйста, думай. Но если он когда-нибудь провинится, ты скажешь об этом мне. И не вздумай наказывать его своими методами. Если я узнаю, что ты его хоть пальцем тронул, ты его больше не увидишь. А я узнаю, даже если Кир сам ничего не скажет. У меня глаза и уши по всей планете, да такие, что ты и не представляешь.

Закончив речь, Азамат снова кашляет, и я уже не сомневаюсь, что это болезненное.

— Кир, сынок, — с нажимом говорит муж, — ты там что-то говорил про горячее молоко с маслом? Сделай, а?

— Что? Да, сейчас! — остолбенело откликается Кир и бросается к холодильнику.

Я в свою очередь иду рыться в аптечке. Народные средства, конечно, замечательно, но и лечения никто не отменял.

— Ишь ты как развернул, — наконец находит слова Арават. — Кто бы мог подумать, что я такого неженку вырастил. Или ты считаешь, что я тебя несправедливо наказывал? Меня-то в детстве отец похлеще порол, я тебя ещё жалеючи…

— Я ничего не считаю, — шепелявит Азамат, рассасывая гигантскую противовоспалительную таблетку. — Справедливо там, несправедливо, кто теперь установит. Я только знаю, что моих детей никто не будет бить, пока я жив.

— Ну я посмотрю, как ты вырастишь из них хороших людей без ремня, — с сомнением кривится Арават. — Пока что он водится с друзьями, которые спят под столом.

Кир поджимает губы и остаётся стоять у плиты, как статуя протеста.

— Под столом спит не Киров друг, а мой подчинённый, — не моргнув глазом сообщает Азамат. — А я за восемь лет командования поднаторел в воспитательном деле, ни разу никого не стукнув. И намерен продолжать в том же духе.

— Вообще, — вставляю я свои пять копеек, — на Земле уже несколько веков телесные наказания — это подсудное дело. И ничего, хватает хороших людей.

Арават смотрит на меня так, будто хочет сказать, что мне бы в своё время хорошая порка не повредила, но при Азамате не решается.

— Лизонька, — резко меняет тему Азамат. — Мы сегодня в столицу возвращаемся?

— Ещё чего! — фыркаю я. — Ты же там сразу на работу выйдешь! Нет уж, сиди тут, лечись. Отзвонись своим дармоедам, скажи им, что заболел, пускай тебе ещё больничный оплатят, если надо, я оформлю.

— Тебе чего, денег не хватает, прорва? — опешивает Арават. — Жена Императора!

— Мне всего хватает, а кто-то тут энцефалолинзы хотел.

— Ты меня соблазняешь, — довольно улыбается Азамат. — А погулять выпустишь? Там такой снежок с утра шёл…

— Какой погулять?! Я тебя щас в камин целиком засуну, и питаться будешь одним эвкалиптовым маслом! Гулять он собрался по морозу!

Азамат стоически выдерживает мой фейерверк, на всякий случай прикрыв голову ладонью.

— Понял, понял, рыбонька, не кипятись. Я просто спросил, на всякий случай. А завтра выпустишь?

Я с шумом набираю воздуха на следующую гневную тираду, но Азамат быстро снижает цену:

— А послезавтра?

— Посмотрим, — мрачно сдаюсь я. — Если будешь хорошо себя вести, пить все таблетки, много лежать и мало работать.

— Чем не пожертвуешь ради благой цели, — вздыхает он. — А лежать обязательно в спальне или можно в гостиной?

— Можно в гостиной, — окончательно размякаю я. — Только я там камин включу.

— И зажаришь меня на вертеле.

— С перцем и горчицей.

— Согласен.

— Вперёд.

Я иду разжигать камин и слышу за спиной голос Аравата:

— Ну ты и подкаблучник…

— Она обо мне заботится, — мечтательно произносит Азамат. — Ты не поймёшь, наверное. Я сам поначалу не понимал.

Я возвращаюсь в кухню сопроводить супруга на ложе, сопровождаю, укладываю и укрываю пледом по пояс.

— Ну ты его ещё запеленай! — возмущается Арават, пришедший следом. — На нём вон какой кафтан пуховый, куда ещё? У меня такой был похожий, жалко износился. Где ты его покупал, Азамат?

— Мне его Лизина мать связала, — гордо сообщает Азамат, закладывая руки за голову и приготавливаясь целый день плевать в потолок.

— Мать?! Эта жуткая баба?!!

— Зря ты о ней так, — ехидно замечаю я. — Она бы и тебе связала, ты ей понравился.

Арават закрывает лицо руками.

— Нет, спасибо, я обойдусь.

— Ну ты ещё подумай, — медовым голосом продолжаю я. — Она пока что другим занята, но другое скоро кончится и придёт к нам на почту, и тогда у неё начнут чесаться руки… Конечно, ещё есть Хос и Тирбиш…

Арават кривит рот и смотрит на меня, как на змея-искусителя.

— И что, она вот этих всех оленей и орлов вывязывала? Полиняют же всё равно.

— Земная шесть не линяет.

Арават скрипит зубами так, что стёкла дребезжат.

— Я подумаю, — наконец сообщает он мрачно.

Кир приносит Алэка и укладывает его Азамату на живот в качестве грелки. У Алэка другие соображения по этому поводу: папа нужен для того, чтобы играть в унгуцики, то есть подпирать ребёнка ладонями под пузо и мотать им над головой, чем круче повороты, тем громче счастливый визг. Азамату и самому этот процесс доставляет массу удовольствия, он смеётся и сюсюкает, как я в страшном сне не могу. Кир смотрит на них с откровенной завистью, и я тыкаю его под рёбра. Он совершенно неожиданно отвечает тем же. Я щекотки вообще не боюсь, но такую наглость снести невозможно, поэтому я применяю все свои козырные приёмы, отточенные в потасовках с братом. Азамату тоже перепадает пару раз, Кир хохочет и брыкается, Алэк пищит, короче говоря, диван превращается в бедлам с бесильней.