Центральные улицы, несмотря на различного рода автострады и эстакады, захлебываются в потоках автомашин. Давка в городском транспорте — также дело обычное, но ни при каких обстоятельствах вы не услышите ни единого слова на повышенных тонах, все улыбаются, даже если стиснуты до такой степени, что сделать шаг гораздо труднее, чем, скажем, взобраться на вершину горы Фудзи.
Трудности, связанные с транспортными пробками, вынудили японцев спуститься под землю. В большинстве крупных городов там выстроены целые кварталы с сотнями магазинов, лавок, кафе, ресторанов. Образовались даже подземные города с улицами, площадями, фонтанами. Под Осакой, например, большой фонтан стал местом встреч влюбленных.
Японцы питают пристрастие к телевидению. Сегодня в Японии оно сильнее всех святых, учителей и наставников, университетов и школ и потому представляет собой одну из самых влиятельных сил общественной жизни. Телевизоры есть в кафе, универмагах, банях…
Из некоммерческих телекомпаний выделяется «Эн-Эйч-Кей», которая уделяет главное внимание учебным и общеобразовательным программам. Вместе с тем немалое место она отводит спорту (около 5 часов в день), историческим хроникам, спектаклям классического и современного театрального искусства. Есть и неплохие музыкальные передачи на любой вкус и возраст. Я просмотрела несколько передач из цикла «Наследие культурных ценностей» и получила удовольствие и от их содержания, и от высокого качества съемок…
Что меня особенно поразило в Японии? Борьба за высокое качество продукции. Я узнала много любопытного. Например, надежность комплектующих узлов японского бытового телевизора в сто раз выше, чем оговорено Британским стандартом на подобные изделия для военных нужд. В большинстве стран Европы и Америки допускалось одно-два дефектных изделия из ста, а на предприятиях большинства японских фирм обычным стало иное соотношение: один-два дефекта на миллион изделий!
Конечно, скачок от патриархальной культуры к современной индустриальной огромен. Но в Японии всеми силами сохраняются лучшие из своих традиций в области духа. Сохранилось японское стихосложение, не имеющее аналогов в мире. Вся реклама, независимо от того, что рекламируется, напоминает изобразительное творчество прошлого. Здесь сберегли и приумножили ремесленную культуру, выпускающую и сейчас сотни тысяч специфических японских изделий. Кинематограф, воспринявший многое от Запада, все же не растерял национальных особенностей.
Поразили меня и масштабы рекламы культурных мероприятий, спонсорами которых обычно выступают крупные промышленные компании и фирмы, в которых приобщение к искусству, культуре бесплатно и обязательно. Несмотря на скудность государственного бюджета, здесь понимают, что лишь высокая культура, духовные богатства способны удержать страну на лидирующих позициях в мире, и потому бизнесмены с охотой финансируют музеи, картинные галереи, спектакли, музыкальные фестивали, всевозможные конкурсы, библиотеки… Тут есть и обратная сторона медали, тоже примечательная: вложение капитала в духовную сферу, в образование — отличная реклама для любого предприятия. Расходы на эти цели с лихвой окупаются стимулированием спроса, как у нас принято говорить, на товары народного потребления — телевизоры, холодильники, стиральные машины, предметы туалета…
В Токио я бывала чаще, чем в других японских городах, и замечала, что с годами он менялся мало. Когда я впервые посетила Японию, город поразил меня разностильностью построек. Мне казалось, что он застраивался без всякой планировки, при полном отсутствии фантазии и чувства перспективы. Рядом с небоскребами ютились одноэтажные деревянные конторы, а напротив роскошного кафе влачил жалкое существование старый дом, пропитанный ядовитыми испарениями от сточных канав под ним. Зато когда я приехала в Токио в октябре 88-го (с ансамблем «Россия» мы дали 16 концертов за три недели и имели отличную прессу), многие улицы города невозможно было узнать. Их наряды и украшения стали куда более привлекательны, а новые постройки восхитили масштабом и размахом, хотя земля в японской столице несказанно дорога — около 3400 долларов за квадратный метр.
Чудо техники — Токийская башня в 333 метра высотой — не произвело впечатления, хотя, поднявшись на ее площадки, можно рассмотреть весь город и водные пространства с силуэтами морских и океанских лайнеров на рейде. Зато поразило другое техническое достижение — в высочайшем небоскребе «Саншайн» можно за 30 секунд подняться на 60-й этаж. К началу 80-х годов это был самый быстрый лифт в мире.
В столице я зашла в небольшое кафе в самом центре города и была удивлена несказанной быстроте обслуживания. Рисовые лепешки, которые мне мгновенно подали, как оказалось, сделал… робот фирмы «Судзумо». Снабженный манипуляторами и захватами, он готовил тысячу двести лепешек в час — в три раза быстрее самого опытного пекаря. Кстати, и по телевидению я увидела сногсшибательное действо: роботы-носильщики переносили товары со складов с изумительной быстротой, точностью и аккуратностью.
По-прежнему в Токио полно всевозможных прорицателей. За небольшую плату, разглядывая линии ладоней или лица, ясновидцы с точностью до мельчайших подробностей предскажут все, что случится с вами завтра. А на следующий день столь же убедительно объяснят, почему их предсказания не сбылись.
В один из вечеров я посетила парикмахерский салон. Он был переполнен. Усевшись в удобное кресло и ожидая своей очереди, я рассматривала посетительниц и насчитала более пятидесяти видов женских причесок. А ведь сравнительно не так давно японские женщины носили только те прически, которые более всего подходили к национальному костюму — кимоно. Сегодня традиции остаются верны лишь пожилые японки.
— Я не была в вашей стране четыре года и вижу, как заметно изменился вкус женщин, — обратилась я к сидящей рядом даме средних лет.
— По статистике, — словоохотливо объяснила она мне, — женщины Токио посещают салон для перманента каждые 2–3 месяца, а для стрижки или укладки волос — раз в месяц. Удовольствие дорогое. Перманент стоит 500 йен (23 доллара), мытье головы шампунем и укладка — 200 йен (9 долларов). Зато придя домой и посмотрев на себя в зеркало, уже не думаешь о расходах с такой грустью.
Да, мода, импортированная из Европы и Америки, властно заявила свои права и на консервативных японок — из дверей салона нет-нет да и выходили женщины с волосами, окрашенными во все цвета радуги или завитыми, как у африканок.
В Киото, культурном центре Японии, средоточии исторических памятников и ремесел, бережно сохраняются древние обычаи и традиции. В городе, построенном в VII веке, можно увидеть уникальную архитектуру, здесь зародилась японская живопись. Мне показали иероглифы, начертанные знаменитыми художниками прошлого на вратах храмов, общественных зданиях, жилых постройках. И сегодня живописью и рисованием в Киото увлекается едва ли не каждый второй. Трудно передать словами обаяние японского искусства — это целый культурный пласт, совершенно особый художественный мир. Традиционные гравюры и картины — а они есть в каждом японском доме — волнуют раздумьями о месте человека на земле, его предназначении, смысле жизни, красоте, любви к родине. Интересно, что японские мастера издревле специализировались на каких-то определенных мотивах. Одни рисовали марево туманов, обволакивающих вершины гор, другие — цветы и птиц, третьи — горы и водопады, четвертые — только зверей… При этом, как правило, они избегали работать с натуры, все их создания, прихотливые и изящные, — плод памяти и воображения, творческой фантазии.
В Киото мне удалось услышать несколько народных мелодий. Ритмическое строение их значительно разнообразнее и богаче, чем в европейской музыке. По характеру японская музыка в основном унисонная, в ней почти отсутствует элемент гармонический, но при некотором ее однообразии на слух она таит в себе несомненную прелесть. Сколько утонченности в построении мелодических линий — самые затейливые украшения, фиоритуры, всевозможные трели составляют обычный декоративный фон. Как-то, перелистывая книгу Сен-Санса о тенденциях развития музыки, я нашла в ней строчки о том, что европейская музыка на пути к своему возрождению, несомненно, попадет под влияние восточных гамм. Именно они, считал композитор, «способны открывать новую эру в музыке, освободить плененный в течение долгих столетий ритм». Трудно сказать, на сколько «процентов» сбылись пророчества Сен-Санса, но сегодня бесспорно одно: в мировом искусстве японская музыка занимает одну из ведущих позиций.