В Окленде, в те годы самом крупном городе Новой Зеландии, после очередного концерта я по традиции раздавала автографы на программах, буклетах и даже на входных билетах. В сутолоке, растолкав всех, ко мне протиснулись двое представительных, я бы сказала, красивых мужчин — капитан дальнего плавания Рональд Кларк, не единожды заходивший, как оказалось, на своем торговом судне в наши порты на Балтике, и профессор-океанолог Эдмунд Мейерс. В руках они держали две долгоиграющие пластинки с записями моих песен.

— Откуда они у них? — спрашиваю переводчицу.

— Капитан купил их в Ленинграде. Они оба и их семьи очень любят русскую народную музыку и просят, если это возможно, конечно, найти им запись вашей песни «Девушки».

— Какие девушки? Такой песни в моем репертуаре нет. Тут что-то не так. Объясните им.

Переводчица довольно продолжительное время вела переговоры, пока Кларк, выплеснув наружу изрядную порцию эмоций, не стал указывать рукой на концертный зал.

— Они говорят, что вы сегодня пели эту песню…

В конце концов выяснилось, что речь шла об «Ивушке». Название этой простой и бесхитростной песни было переврано в афишах и программах, переведено и понято как «Девушки». У меня как раз — бывает же удача! — был среди других диск с записью «Ивушки» в отеле, и я согласилась подарить его моим новым знакомым. От радости, к моему великому удивлению, те пустились в пляс, а когда остановились, начали уговаривать меня поехать к ним в гости. Отказать в просьбе я не решилась. Авто стояло поблизости, и через несколько минут я вошла в гостиную довольно уютного коттеджа. Пока пили чай в семейном кругу ученого и вели разговоры о музыке (я тогда поразилась огромной тяге всего семейства к русской народной песне), профессор успел замесить хорошую порцию цемента, сформовать из него небольшой блок на лужайке перед домом, а потом, пригласив меня, попросил оставить на нем, еще сыром, своеобразный автограф — отпечатки ступней. Пришлось снимать туфли… Теперь этот монолит с золотистого цвета металлической пластинкой, на которой выгравировано: «Здесь в 1967 году была и пела знаменитая русская певица Людмила Зыкина», стал одной из достопримечательностей Окленда, в то время местом паломничества многочисленных любителей музыки и предметом их, как мне сказывали, жгучей зависти.

Годы спустя я снова ступила на австралийскую землю. Интерес к нам оставался по-прежнему искренним и живым. Пресса широко и объективно освещала мое пребывание в стране. В этом я убеждалась ежедневно, знакомясь с местными газетами и журналами. На встрече, организованной обществом «Австралия — СССР», фото-, кино-и телекорреспонденты забрасывали множеством вопросов, среди которых были и такие: «Сколько стоит фунт мяса?», «Продается ли в Москве белый хлеб?», «Боитесь ли вы мышей и тараканов?», «Какие духи вы предпочитаете?», «Что вы цените в мужчине?», «Могут ли в вашей стране девушки по собственному желанию прервать беременность?», «А правда, что ваши женщины не умеют пользоваться косметикой, делать прически?». Много было вопросов, касающихся жизни советских женщин. И это закономерно: о них знают за рубежом, в том числе в Австралии, по существу, очень мало.

Когда меня просят рассказать о женщинах, которыми я восхищаюсь, я всегда говорю о тех, перед кем действительно преклоняюсь. О летчике-испытателе Марине Попович, чьи спортивные достижения зафиксированы в таблицах абсолютных мировых рекордов Международной авиационной федерации; об Анне Владимировне Никулиной, прошедшей 5000 километров нелегких фронтовых дорог, штурмовавшей Берлин и под ливнем огня водрузившей в ночь с 1 на 2 мая 1945 года красное полотнище, которым была опоясана, над последним логовом фашизма — гитлеровской рейхсканцелярией; о Майе Плисецкой, танцевавшей под грохот аплодисментов и оваций на всех лучших сценических площадках мира…

В Мельбурне, Сиднее, Канберре, Аделаиде, Бризбене меня слушали, затаив дыхание. И я видела в глазах симпатию и доверие.

В марте 1986 года позвонил известный австралийский импресарио Майкл Эджли: «Предлагаю вам маршрут, по которому еще никто из ваших коллег, советских артистов, не ездил. Точнее, в нем есть только пять-шесть городов, в которых раньше проходили гастроли звезд ансамбля Моисеева, Большого театра, «Березки» и, разумеется, ваши… Короче говоря, 19 городов в Австралии и девять в Новой Зеландии. Всего 70 концертов за 80 дней. Гастроли планируются осенью…»

Итак, предстояла новая встреча с Австралией. Какой она будет на этот раз?

Я начала готовиться к поездке. Выучила несколько австралийских песен на английском языке и две специально для племени маори — аборигенов Новой Зеландии.

…Несмотря на плотность графика выступлений, я успела пообщаться с самыми разными людьми — студентами, учителями, скотоводами, журналистами, дипломатами, представителями местных властей. Их дружелюбие сопровождало нас всюду. Атмосфера доверия и взаимопонимания осталась такой же, как раньше. Нас хорошо помнили по прежним выступлениям тысячи людей, и это придало общему приему оттенок тепла и радушия. Видимо, и широкая реклама нашего визита сыграла в успехе немаловажную роль, потому что желающих попасть на концерты ансамбля «Россия», с которым я выступала, было более чем достаточно. «Добро пожаловать, дорогие русские артисты!» — с такими транспарантами встречали нас в Сиднее, Бризбене, Канберре, Калангате. Толпы людей заходили за кулисы, поздравляли, желали успеха. Такого радушия я никогда прежде здесь не встречала.

Не менее впечатляюще прошли концерты и в других городах. Груды цветов на сцене и оглушительные овации говорили сами за себя.

В один из дней импресарио организовал в Таунсвилле культпоход на катамаране. В 74 километрах от города в открытом океане сооружен плавающий островок для любителей насладиться водными просторами. Тут же у причала острова пришвартован прогулочный катер, сделанный из старой подводной лодки. В его трюмах через иллюминаторы можно понаблюдать за подводным миром. Пока я с интересом смотрела на коралловые рифы и на их обитателей, мой муж, Виктор Гридин, бывший в это время на пляже, спас тонущего англичанина. «Вижу, на том месте, где только что был человек, — рассказывал он, — торчит одна рука. Потом и она исчезла. Оказалось, мужчина порезал ноги о кораллы, когда нырял, и стал терять сознание, то ли от испуга, то ли еще из-за чего. Вытащил его на берег. Хорошо хоть очухался. Все руку жал, благодарил. Звал в гости в Лондон, адрес дал…»

…Новая Зеландия встретила нас так же восторженно, как и в прежние времена. Цветы, улыбки, грохот аплодисментов и… капельки пота на лбу и висках — сказывались волнение и духота на сцене.

Пресса — «Окленд стар», «Ивнинг пост», «Крайстчерч стар сан», «Пресс» и другие газеты — принимала доброжелательно. Я как-то даже свыклась с хвалебными рецензиями и не стала их собирать, как в первые годы выступлений за границей.

В Окленде, Веллингтоне и Крайстчерче многие вспоминали Майю Плисецкую, выражая восхищение ее танцами в дни гастролей балерины в 1982 году.

Из Новой Зеландии мы снова вернулись в Австралию. Перед отлетом из Сиднея на родину собравшиеся представители общественности и властей, работники аэропорта провожали нас аплодисментами:

— Счастливого вам пути, друзья! Привет Москве! Ждем вас снова!

За год до гастролей в Японии импресарио Исия-сан — кстати, певица в прошлом — обратилась с просьбой в Министерство культуры СССР направить «наиболее характерного исполнителя русского фольклора». Выбор пал на меня.

Я заранее начала готовиться, репетировать. И хоть к тому времени в Японии меня уже немного знали (фирма «Усо» выпустила два «гиганта» с моими песнями), волнений от этого не убавилось. Как-то примут русскую песню в Стране восходящего солнца? Хочешь не хочешь, а языковой барьер остается. Опере, особенно классической, а тем более балету во сто раз легче и проще. Да и аккомпанирующий состав для японских зрителей необычен: два баяна, одна балалайка да гитара.