Он стоял в большом сарае из рифленого железа рядом с трактором, который он чинил, когда мы вошли. Повсюду валялись инструменты, запчасти, катушки, банки, стальные уголки, стояли козлы, банки с краской, кисти, кофейные кружки, пустые бутылки из-под кока-колы, старые покрышки, тарелка с хлебными крошками. Пахло дизельным топливом и люцерной. Самый обычный сарай, но что-то было не так. Мое подсознание смутно забеспокоилось. Возможно, дело было в контрасте между нашими ожиданиями и действительностью. Застиранные футболка и джинсы Моллера были в пятнах бензина. На вид ему было лет шестьдесят; он был высокий и почти совершенно лысый. Сильные руки рабочего. Глаза за стеклами очков в золотой оправе казались огромными и часто-часто мигали. Он говорил ужасно медленно — как вода капает из крана. Он не был похож на богатого человека.

Эмма без звука взяла фотографию. Она не могла скрыть разочарования. С самого начала день не задался.

— Мне очень жаль, — искренне произнес Моллер.

— Ничего, — ответила Эмма, хотя сама так не думала.

Итак, мы стояли в полутемном сарае и молчали. Цинковая крыша потрескивала на жаре. Моллер мигал, переводя взгляд с меня на Эмму и обратно.

Наконец, она нехотя спросила:

— Мистер Моллер, сколько времени он у вас работал?

— Называйте меня просто Стеф, дорогая. — Он помолчал, как будто принимал важное решение. — Наверное, нам стоит чего-нибудь выпить. — Он показал грязным пальцем в сторону жилого дома.

Мы вышли, и я никак не мог отделаться от чувства, что только что увидел что-то важное.

Дом был какой-то безликий — белый, под выгоревшей и проржавевшей железной крышей. Судя по стилю, его построили в безликие семидесятые годы, а позже подремонтировали. Мы сидели на веранде, сложенной из отесанных бетонных блоков. Я вволю поел билтона [4]из большой миски и выпил три стакана кока-колы. Моллер сам принес угощение и извинился:

— Сейчас здесь только мы с Септимусом, больше никого нет. Боюсь, из напитков у меня только кока-кола, вы не против?

— Не против, — ответила Эмма.

Говоря, он обращался к Эмме. Я сразу заметил, что, несмотря на его застенчивость, она ему нравится.

Моллер сказал, что хорошо помнит Коби де Виллирса.

— Он объявился у меня в девяносто четвертом — кажется, в марте, на старом пикапе «Ниссан-1400». — Моллер говорил медленно и неспешно, как человек, который диктует письмо малограмотной секретарше. — В те дни я еще не запирал ворота. Он пришел и попросился на работу.

Когда Моллер подошел к двери, то увидел молодого человека с бейсболкой в руке, который сказал:

— Я слыхал, вы создаете заповедник. — Он назвал Моллера oom — дядюшка, употребив самое вежливое обращение к старшим на африкаансе.

Моллер подтвердил: да, так оно и есть.

— Тогда мне бы очень хотелось у вас поработать.

— У нас в стране много заповедников, и рабочие руки нужны везде…

— Везде требуются гиды, которые возят туристов на фотосафари. Такой ерундой я заниматься не хочу. Я хочу работать с животными. Кроме этого я ничего не умею делать. А вы, как мне говорили, не очень жалуете туристов.

В Кобусе что-то такое было — какая-то целеустремленность и сильная убежденность. Это понравилось Моллеру. Он пригласил его в дом и попросил рекомендаций.

— Извините, нет у меня рекомендаций. Но у меня есть руки, которые умеют делать все, и вы можете спросить меня что угодно об охране природы. Все, что угодно!

Моллер спросил, стоит ли посадить в заповеднике пальмы илала.

— Нет.

— Почему? Листья — хороший корм. Кроме того, и крыланы, и слоны, и бабуины любят плоды пальмы…

— Все верно, но илала — дерево Лоувельда. А здесь для них высоковато.

— А как насчет тамботи?

— Тамботи можно. Здесь их ареал. Сажайте рощи по берегам рек, они любят воду.

— Подходят ли тамботи для пернатых и крупной дичи?

— Да. Цесарки и турачи питаются его плодами, а винторогие антилопы и антилопы ньяла любят опавшую листву.

— Еще из тамботи получаются хорошие дрова, — заметил Моллер: он решил устроить Коби последнее испытание.

— Да, только не надо жарить на них мясо. Древесина выделяет ядовитые испарения, которые могут вызвать рвоту.

Моллер понял, что молодой человек говорит правду. В ту ночь Коби де Виллирс поселился в отремонтированном домике для рабочих и целых три года работал усерднее всех, кого когда-либо нанимал Стеф Моллер — с рассвета до заката, семь дней в неделю.

— О природе он знал почти все. Я многому учился у него. Многому!

— Он когда-нибудь рассказывал о своем прошлом? Например, он не говорил, откуда у него такие познания?

— Ах, дорогая моя… — Стеф Моллер снял очки и начал протирать линзы грязной футболкой. Без толстых линз его светло-голубые глаза казались беззащитными. — Ах, посетители! — Он снова надел очки. — Они приходят сюда, но им неинтересно узнать, как мы лечим землю. Они задают другие вопросы. Откуда я родом? Как я заработал деньги? Мне не нравятся такие вопросы. Нельзя судить человека по тому, сколько ошибок он совершил в жизни; его следует судить по тому, как он научился на своих ошибках. — Он замолчал, давая понять, что ответил на ее вопрос.

Эмма дала ему понять, что она не удовлетворена ответом.

— Почему он от вас ушел?

Моллер быстро замигал глазами.

— Не знаю… — Он пожал плечами. — Он мне не сказал. Попросил двухнедельный отпуск. А потом ушел. Он даже не забрал свои вещи. Может быть… — Моллер отвел глаза туда, где солнце низко нависло над зеленым холмом.

— Может быть — что? — нетерпеливо спросила Эмма.

— Девушка, — негромко ответил Моллер. — Может быть, его уход как-то связан с его девушкой. Последние несколько недель перед тем, как исчезнуть… — Мысли его унеслись куда-то далеко, но потом он заставил себя вернуться к нам. — Именно тогда он и пришел просить меня об отпуске. В первый раз за три года. Я подумал, что он хочет куда-то свозить свою подружку, но через некоторое время она сама пришла ко мне и спросила, где он. Больше мы его не видели…

— Куда он уехал?

— Он мне не сказал. Он никому не сказал.

— Когда это произошло?

— В девяносто седьмом, — сразу, без колебаний, ответил Моллер. — В августе.

Эмма застыла на месте, как будто слова Моллера подсказали ей что-то важное. Потом она открыла сумочку, достала оттуда ручку и лист бумаги. Это была распечатка с интернет-сайта частного заповедника «Мололобе». Она перевернула листок и что-то написала на обороте. Потом снова посмотрела на Моллера:

— Я бы хотела побеседовать с его девушкой.

— Она работала в туристическом комплексе неподалеку.

— Как ее звали?

— Мелани. — Он произнес ее имя как бы на африкаансе, с долгим «а». В голосе его слышалась легкая нотка неодобрения. — Мелани Лоттеринг.

Эмма записала и это.

Моллер помигал глазами и с восхищением произнес:

— Вы и в самом деле верите, что он ваш брат!

— Да, — едва слышно ответила она.

Эмма взяла сумку и как будто собралась встать, но потом передумала и очень осторожно проговорила:

— Вы не возражаете, если я задам вам один вопрос, связанный с заповедником?

Моллер понимающе кивнул:

— Догадываюсь, о чем вы хотите меня спросить. Вас интересует, почему у меня нет ничего для привлечения туристов.

— Боже мой, неужели этим интересуются все?

— Не все. Некоторые. Но я не в обиде. Непросто понять человека, который ведет себя не так, как все. Если во что-то вкладываешь деньги, логично предположить, что ты хочешь заработать еще больше. Ты основываешь заповедник, чтобы другие платили за право его посетить. Если ты поступаешь не так, все думают, что ты что-то скрываешь. Все вполне естественно.

— Я вовсе не это имела в виду.

— Знаю. Но большинство людей именно так и рассуждают. Вот одна из причин того, почему я запираю въездные ворота. Раньше многие приезжали сюда и задавали мне вопросы. В основном мои ответы оставались для них непонятными, и они уходили, качая головами. А может, они все понимали, просто мои ответы им не нравились. Они хотели наслаждаться природой, ездить по заповеднику на джипах и показывать зверей своим детям. — Моллер глянул в сторону ворот и с тоской в голосе произнес: — Коби меня понимал. — Потом он переместил взгляд на Эмму. — Но позвольте мне объясниться, и вы сможете составить собственное мнение. — Часто мигая, он изложил нам свои взгляды. — За исключением последних десяти тысяч лет мы были охотниками и собирателями. Все люди. На всех континентах и островах. Мы перемещались небольшими группами в поисках пищи и воды и зависели от их наличия. Мы были частью экологического баланса. На протяжении ста тысяч лет мы жили в гармонии с природой; мы слышали ее ритмы. Принцип «куй железо, пока горячо» впечатан в нас на генетическом уровне. Когда наступало изобилие, мы радовались ему, так как знали, что после изобилия настанут голодные годы. В таком подходе нет ничего уникального, все животные устроены так. Затем мы одомашнили крупный и мелкий рогатый скот, научились выращивать кормовые злаки. И тогда все изменилось. Мы перестали кочевать и поселились в деревнях. Нас становилось все больше. Мы сеяли травы, и наши коровы, овцы и свиньи паслись в одном месте. Мы утратили природные ритмы. Вы следите за ходом моей мысли?