Изменить стиль страницы

Мы, конечно, можем натянуть гигиеническую шапочку, чтобы ненароком не заболеть. Всего у нас вдоволь. И даже тогда, когда господа задирают ножку и направляют струю на своих спутниц, они все равно не остаются с ними надолго, торопятся дальше, беспокойные, к следующему дереву, по которому усердно готовы ползать их полнокровные червячки, пока кто-нибудь их оттуда не снимет. Боль ударяет в женщин словно молния, но не поражает их настолько, чтобы им пришлось оплакивать обуглившуюся мебель и расплавленные электроприборы. Потом боль снова покидает их. Ваша партнерша готова отказаться от всего, но только не от чувств, она с таким удовольствием сама производит их, эту пищу для бедных. Я даже думаю, что она хорошо разбирается в готовке и, в конце концов, способна довести мужское сердце до полной готовности. Бедняки предпочитают отвернуться в сторону, не боясь экскурсовода. Их члены смиренно укладываются перед ними, а капли сочатся у них прямо из сердца. Они оставляют на простынях лишь быстро исчезающие пятнышки, и мы тоже исчезаем вместе с ними.

В любом случае, в некоторых бокалах единственно разумным содержимым является вино. Директор фабрики слишком глубоко заглядывает в стакан, пока не увидит дно, и вслед за этим он испытывает потребность вытечь наружу из своего мощного сосуда, излиться прямо на свою Герти, которую он разбил перед собой, как грядку на садовом участке. Стоит ему увидеть ее, как он тут же обнажается и обрушивается на нее, как ненастье с неба, прежде чем она успевает укрыться в безопасном месте. Член у него большой и тяжелый, он вполне заполнит маленькую сковородку, если рядом уложить еще и яйца; прежде он предлагал свои причиндалы многим женщинам, которые с удовольствием кормились с этого пастбища. Теперь на этой почве больше не растет трава. Плоть человеческая, деформировавшись по причине обильного свободного времени, покоится в уютных садовых креслах или неспешно трусит по гаревым дорожкам, умиротворенно посматривая сверху вниз из мешочка, в котором ее носят, с удовольствием и в меру раскачиваясь, словно детский мячик. Труд быстро превращает человека со всеми его принадлежностями в дикое животное, собственно, таким он и был задуман. Каприз природы приводит к тому, что мужчины воспринимают свою плоть слишком малой по размеру еще до того, как они научились правильно ее носить. И вот они уже листают каталоги экзотических товаров, чтобы прибавить себе обороты с помощью более мощных моторов, которые, помимо всего прочего, расходуют меньше топлива. Они опускают свои кипятильники в любой сосуд, который им только подвернется, и сосуд этот — самое доверительное — их жены, которым они, однако, не слишком доверяют. Они любят оставаться дома, чтобы сторожить жен. Потом они бросают свои взоры в сторону фабрики, скрытой в дымке. Было бы у них немного больше терпения, они бы во время отпуска добрались до берегов Адриатики, чтобы окунуть там в море свои трепыхающиеся шишки, тщательно упакованные в эластичные полоски плавок. Жены их носят плотно облегающие купальники. Груди их очень дружны между собой, однако вовсе не исключают возможности познакомиться с рукой незнакомца, с рукой, грубо вытаскивающей их из шезлонгов, в которых они себя мягко и уютно убаюкивают, а потом рука давит их между пальцами и бросает в ближайшую мусорную корзину.

Вдоль дорог стоят указатели, они указывают в сторону городов. Этой женщине приходится вмешиваться в жизнь детей, которые должны ритмически двигаться на своей жизненной тропе. Давайте успокоимся и продолжим! В домике-кормушке по-прежнему морозно и пахнет лесом. Чувствуется запах сена, которое трусят, чтобы привлечь животное, таящееся в нас. В этом закутке уже многих выгуливали. Многие поднимали здесь фонтан брызг, словно они выиграли автогонки — ради этого они погружали свою плоть в женщину, чтобы на той пашне, где они посеяли плоть, можно было пожать обильный урожай. Щедрость их от изобилия. Один из них оставил здесь кондом, прежде чем направить свои стопы к домашнему очагу. У большинства мужчин нет ни малейшего представления о том, сколь разнообразные звуки можно извлечь из женской клавиатуры под названием клитор. Правда, все они читали специальные журналы, в которых доказывается, что женщине этого самого все же хочется больше, чем считали прежде. Да, на несколько миллиметров больше, это уж точно!

Студент прижимает женщину к себе. Шипение, доносящееся из его закрытого крана, он устраняет сам, одним лишь прикосновением. Он не торопится пролиться наружу, но и ждать понапрасну ему не хочется. Неумелыми руками он щиплет женщину за самую непристойную часть ее плоти, мягко покоящейся на мягком сиденье, щиплет, чтобы она еще шире раздвинула ноги. Он роется в ее дремотном паху, крутит и сворачивает ее плоть в трубочку, а потом снова звучно разворачивает. Не стоит ли ему извиниться за то, что он обходится с ней менее бережно, чем со стильной мебелью у себя дома? Он звонко шлепает ее по ягодицам, чтобы потом снова повалить ее навзничь. Наверняка спать он будет сегодня так же хорошо, как человеческие существа, честно трудившиеся, ласкавшие друг друга и кое-что отведавшие.

Вцепившись ей в волосы, студент трахает женщину во всю мочь, не оглядываясь на мир, в котором холят и лелеют только самых красивых и где сервисная стоянка встречается через каждые две тысячи километров. Он смотрит на женщину, чтобы прочитать что-то по ее лицу, искаженному мужем. Мужчины способны отключаться от мира лишь на то время, на которое им хочется, чтобы потом тем сильнее влиться в свою привычную туристскую группу. Да, у них есть выбор, и тот, кто их знает, тому известно, кого мы имеем в виду: мужской мир включает в себя две тысячи выдающихся представителей спорта, политики, экономики и культуры, остальные же пусть пешком постоят, но ведь кто-то же любовно заключает в себя все эти маленькие надутые рты? Что способен разглядеть студент за своим телесным интересом и за своей телесной нелюбезностью? Он видит рот женщины, исторгающий потоки слов, видит дощатый пол, с которого на него с улыбкой смотрит ее изображение. Они обходятся друг с другом, не заботясь ни об охране помещения, ни о предохранительных средствах, и мужчина поворачивается вполоборота, чтобы видеть, как входит в нее и выходит наружу его твердый член. Розетка женщины не прикрыта, ее свинья-копилка чавкает и хрюкает, она предназначена для того, чтобы принимать в себя все и одновременно сразу же все возвращать. В этом акте одинаково важно и то, и другое. Попробуйте сказать подобное современному предпринимателю — он от страха высоко поднимет брови и возьмет на руки своих детей, чтобы они случайно не ступили ногой в гнев и ненависть малых мира сего.

Конвульсии женщины, вызванные этим мужчиной, постепенно сходят на нет. Она получила свою порцию и, возможно, получит добавку. Спокойно! Сейчас говорят одни чувства, однако мы не понимаем их слов, потому что под нашими читательскими задами они превратились в нечто непостижимое.

Студент выплескивает свои припасы в домике, предназначенном для кормления окрестного зверья. Они видят, как ночь, завернувшись в черное, окончательно ложится на лес. Некоторые пары еще раз переворачиваются, прежде чем любовно улечься рядом друг с другом и мечтать о людях с более красивой фигурой, фотографии которых они видели в журнале. Когда Михаэль отстегивал лыжи, он еще не предполагал, что спорт, эта бесконечная постоянная величина нашего мира, навсегда прописанная в телевизоре, не заканчивается так просто, когда сброшены с ног башмаки. Вся жизнь есть спорт. И спортивная одежда придает нам живость. Все наши родственники моложе восьмидесяти носят спортивные штаны и футболки. Завтрашнюю газету продают, чтобы еще вечером можно было восславить грядущий день. Есть много таких, кто краше и умнее нас, и об этом написано черным по белому. Но что станет с теми, кто не упомянут в газетах, что станет с их трогательным, но не очень трогающим пенисом? Куда этим людям направить свои ручейки? И где то ложе, в которое они жадно изольются и в котором они обретут утешение? На земле они держатся вместе, все время заботясь о своих невзрачных органах, но вот куда им побрызгать своими морозоустойчивыми средствами, которые призваны защитить их зимой, чтобы мотор не заглох? Где им торговать самими собой, и где профсоюз может вести с ними переговоры? Чьи благоухающие тела, словно горные цепи, громоздятся на путях к вырастившей себя скотине, к горлу которой они приставляют нож, и к вырастившей себя семье, на которую они обрушивают молот? Ведь известно: люди, вызывающие нашу живую симпатию и в деле проявляющие себя очень живо, не являются одним лишь украшением нашей жизни, они берутся за свои члены и хотят их куда-нибудь пристроить. Не будем забывать, что люди, желая достичь чего-то, ищут друг в друге убежище, чтобы дыхание атома не коснулось нас и не обратило нас в развалины.