Выгнать нас из теплого угла в ночной час способен не один только клозет, расположенный в общем коридоре, где мы хитро озираемся, не видит ли нас кто, прижимаем свою плоть рукой, словно боимся потерять ее на ближайшей развилке, прежде чем справим нужду за собственноручно покрашенной дверью из древесно-стружечной плиты.

Из всех возможностей встать на постой молодой человек выбирает только одну, однако выбранная им комнатушка не ведет себя послушно, нет, она опережает его, устремляясь в темень и в холод! Герти первая оказывается у домика-кормушки для зверей. В этом месте многие уже говорили о поцелуях, светили карманными фонариками и отбрасывали на стены огромные тени, чтобы явить себя другому человеку в более крупном формате, чем одиночная личность, криво свисающая с кресла подъемника. Как будто от безмерной похоти эти люди могут увеличиться в размерах и еще раз швырнуть мяч в корзину, и даже попасть в нее! Игрок может быть большого роста. Они извлекли наружу все свои приспособления, чтобы явить себя партнеру. Они прилагают бездну неотложных усилий, объединяющих грязь и гигиену, чтобы друг другом обладать, как принято говорить совершенно невпопад. Мы останавливаемся в этой пыльной будке, где два предмета домашней утвари, имеющие самую простую геометрическую форму, движутся навстречу друг другу, потому что хотят перекроить сами себя (совсем обновиться!). Вот, сейчас! На общей лестнице вдруг оказывается какая-то женщина в одной комбинации с кувшином воды в руке: спросите, для чего? Насылала ли она на нас непогоду и порчу, или просто собирается заварить чай? Женщина мгновенно превращает самое непритязательное и холодное место в уютное лежбище. Женщина может сделать его достаточно уютным, прежде чем отплатит своему партнеру тайными ласками или привязанностью. С этим молодым человеком в ее жизнь вошел, наконец, тот, кто может оказаться величайшим интеллектуалом. Теперь все будет иначе, чем запланировано, мы сразу же набросаем новый план и надуем как следует щеки. Ваш ребенок и на скрипке играет? Наверняка не в данную минуту, потому что никто не нажимает сейчас на его спусковую кнопку.

Иди сюда, — кричит она Михаэлю, словно ей предстоит получить деньги с продавца, который ненавидит нас, покупателей, и все же без нас ему не обойтись. Он должен выложить на прилавок все товары сразу, чтобы мы могли расплатиться собой. Наконец-то эта женщина хочет, чтобы удовольствие длилось вечно. Сначала, раз-два (и вы можете попытаться так сделать, сидя в вашей машине, ограниченные в скорости, равно как и в мышлении), наши губы набросятся друг на друга, потом обрушатся на все подряд пустые местечки в нас, чтобы мы кое-чему научились. И вот наш партнер для нас — целый мир. Скоро, через пару минут, Михаэль войдет в Герти, которую он едва знает, или видел лишь однажды, войдет, как проводник спального вагона, что стучит твердым предметом в дверь вашего купе, прежде чем шагнуть внутрь. Он задирает полы ее халата и в отмеренном самому себе возбуждении губами доводит женщину, прежде пустынную, до того, что она встает перед окошечком в очередь, в которой стоим и мы с вами, перед кассой, в которой за бруствером брюк туго оттопыривается большая денежка. Мы — свои самые ярые враги, когда речь идет о вкусе, ведь каждому по вкусу что-то свое, разве не так? А что, если наоборот, если мы просто хотим кому-нибудь понравиться? Чем мы теперь занимаемся? Безгранично ленивые, мы призываем чужую плоть, чтобы она взяла на себя нашу работу?

Михаэль закидывает ноги женщины к себе на плечи, словно две троллейбусные штанги. Движимый исследовательским задором, он между тем внимательно смотрит в ее непромытую расщелину, в специальную складчатую модель, которой обладает любая женщина, окрашенную в тот или иной лавандовый или сиреневый оттенок. Он отстраняется и внимательно смотрит туда, где он постоянно исчезает, чтобы здоровым и невредимым снова явиться на всеобщее обозрение и получить полное удовольствие. Его довольный ныряльщик наделен недостатками, среди которых спорт относится не к самым незначительным. Женщина зовет его. Что случилось с ее водителем, с ее соблазнителем? Поскольку у Герти нет возможности помыться, отверстие выглядит мутно, словно обтянутое пластиковой пленкой. Как тут удержаться от соблазна и не сунуть внутрь свой шаловливый пальчик (можно использовать и горошины, и фасоль, и английские булавки, и стеклянные шарики), ты тут же пожнешь самое восторженное признание с ее стороны, такой маленькой и всегда чем-то страдающей. Неподатливая плоть женщины выглядит неразглаженной, и какое она находит применение? Ее используют, чтобы мужчина мог сражаться с природой. Используют ее и для того, чтобы появлялись дети и внуки, которые берутся откуда-то, чтобы вовремя являться к полднику. Михаэль рассматривает сложную архитектуру Герти и вопит так, словно его режут. За волосы на лобке он притягивает к своему лицу ее плоть, пахнущую неудовлетворенностью и секрециями, будто собираясь разъять труп. О возрасте лошади судят по зубам. Эта женщина не так уж и молода, но, несмотря на это, грозная хищная птица парит над ее воротами.

Михаэль заливается смехом, ведь это просто класс. Научимся ли мы когда-нибудь, занимаясь подобными делами, чтобы один человек мог прийти к другому, говорить с ним и понимать его? Гениталии женщин, бесстыдно встроенные в холм, отличаются друг от друга по большинству признаков, утверждает знаток, как отличаются друг от друга люди вообще, нося самые разнообразные головные уборы. А наши дамы особо подвержены различиям. Ни одна не похожа на другую, однако любовнику все равно. Он видит то, к чему привык у других, он видит в зеркале свое отражение — своего собственного Бога, который разгуливает по глади морской — и идет рыбачить. Он напрягает плоть, и он в состоянии без промедления растопырить очередную клиентку перед своим сочащимся половым обрубком, чтобы ворваться в нее и надавать оплеух. Техника не есть творение человека, то есть она не является тем, что творит его таким сильным.

Куда бы вы ни посмотрели, отовсюду на вас глазеют те, кто сам не свой до экстаза, до этого встроенного, полуавтоматического товара. Отважьтесь хотя бы раз на то, что имеет ценность!

Или это пробивается сквозь жилы, опутавшие ваш череп, ваше чувство, пробивается вперед, как плохо знающий окрестности экскурсовод? Нам не обязательно смотреть на него, когда оно растет, мы можем найти себе другого воспитанника, которого мы разбудим и которому будем рады. Однако приправы хорошо перемешаны, и мы тоже в приподнятом настроении. Наше тесто поднимается под воздействием одного только воздуха внутри, растет над горами, словно атомный гриб. Дверь захлопывается на замок, и вот мы снова одни. Рядом с нами нет жизнерадостного мужа Герти, который столь беззаботно размахивает своим пенисом, словно его капли падают с большого дерева, и он не может сейчас наложить лапу на жену или выбить инструмент из рук ребенка. При этой мысли женщина громко смеется. Молодой человек, который на фоне деревянной облицовки стен выглядел бы очень приятно, поскольку не держится скованно, как доска, мощными ударами поршня пытается шире распахнуть внутренний мир этой женщины. В данный момент он испытывает радостный интерес, и ему знакома та перемена, которая происходит даже с невзрачными женщинами под воздействием вздымающейся, свежеприготовленной и приятно пахнущей мужской плоти. Плоть является нашим неоспоримым средоточием, но мы проживаем не в центре. Мы предпочитаем устраиваться на постой более вольготно, оснащая жилье дополнительными приборами, которые мы по желанию можем включать и разбивать вдребезги. Женщина в глубине души уже стремится назад, на свой приусадебный участок, где она сама станет собирать плоды своей чувственности и выполнять работу собственноручно. Даже алкоголь в конце концов выветривается. Однако молодой человек, почти ревя от радости по поводу собственной перемены, которой он желал добиться, по-прежнему обыскивает это комфортабельное такси вдоль и поперек. Он заглядывает ей под сиденье. Он открывает Герти и вновь захлопывает ее. Ничего не нашел!