В прохладном, просторном помещении сладкий запах люцерны с сеновала смешивался с запахом навоза и конского пота.

Подняв голову, Джейн увидела над собой массивные, грубо отесанные дубовые балки потолка, потемневшие от времени.

— Как здесь хорошо, — тихо, почти про себя, молвила она, медленно оглядываясь вокруг.

Стоя у двери, Рон следил за каждым ее движением и выражением лица, пытаясь угадать, понравилось ли ей место, которое сам он так любил. В эту минуту он напоминал юношу, который представлял родителям свою невесту.

Он почему-то опасался, что Джейн почувствует себя здесь так же неловко, как он в ее доме. Да и одета она, скорее, для светской гостиной, а не для конюшни — модные брючки, белая шелковая блузка, золотые сережки в ушках и золотая цепь на шее. Ничего, что хотя бы намекало на привычное женское кокетство, и все же…

— Знаешь, это совсем не похоже на ту конюшню, где я держала свою Ласку.

— Ласку?

Как давно он был близок с женщиной? Рон пытался вспомнить это. Сколько лет он живет монахом, убеждая себя в том, что это именно то, что ему нужно?

— Ласка — арабская кобыла. Отец купил ее мне в подарок за успешную учебу, а потом заставил продать. — Джейн вздохнула. — Все здесь напомнило мне о ней.

Она встала почти рядом, словно проверяла, сдержит ли Рон свое обещание не спешить и быть последовательным. Аромат ее духов, близость нежных губ были поистине жестоким испытанием, но Рон владел собой.

— А мне это место напоминает о чертовски тяжелом труде.

— Который тебе больше не нравится? — не удержавшись, спросила она. — Или ты просто убеждаешь себя в этом, поскольку не можешь к нему вернуться?

Рон застыл.

— Я и сейчас могу здесь работать, если захочу, — сказал он, чеканя слова. — Только не так споро и быстро, как прежде.

— Ты недоволен, что я завела этот разговор?

Лицо его стало каменным. За внешней непроницаемостью он спрятал чувства, о которых Джейн догадывалась.

— Разве ты мог предположить, что когда-нибудь будешь сердиться только из-за того, что для меня не существует тех препятствий, которые мешают тебе? — Она положила руки ему на плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. — Рон, скажи, как я должна относиться к тому, что ты считаешь себя «ограниченно годным»? Кажется, теперь это так называется?

Джейн явно пыталась помочь Рону забыть об увечье, но говорила она об этом с той прямотой, которой он от женщины совсем не ожидал. Да и вообще от кого-либо, если уж на то пошло. Сам не слишком чуткий, Рон, однако, ценил чуткость в других. А Джейн этого качества не занимать.

Лежа в больнице, беспомощный, как ребенок, он понял, как часто чуткость бывает вызвана жалостью, способной больно задеть достоинства человека. Поэтому он предпочитал, чтобы Джейн бранилась.

— Я не хочу, чтобы ты вообще касалась этой темы, — оборвал Рон.

— Напрасно, мы оба знаем, что от нее не уйти. Помню, кто-то сказал: хотя наука может все, едва ли следует ожидать, будто однажды какой-нибудь гений сделает открытие, которое поможет потерянной руке отрасти. Если мы не будем честны и откровенны друг с другом в отношении такой, в сущности, небольшой проблемы, как твоя, сможем ли мы преодолеть другие, возможно, куда более серьезные трудности, когда поженимся?

С этими словами Джейн повернулась и быстро отошла к стойлам. Лошади, словно малыши в детском саду, с интересом повернули головы в сторону гостьи.

— О, какая красавица! — негромко произнесла Джейн, останавливаясь перед годовалой кобылкой.

Рон, поборов раздражение, решил ничего не отвечать. Так будет лучше. Разговаривая с Джейн, подумал он, рискуешь как никогда. Она будто вызывает на это.

— Фарра, гордость и радость моей племянницы Лиз.

Кобыла насторожила уши и тихонько заржала.

— Привет, леди, — промолвил Рон, потирая ее нос костяшками пальцев.

— Она любит тебя, — заметила Джейн, с любопытством бросая на Рона быстрый взгляд.

— Я помогал Джеймсу при ее рождении. Мы…

— Если ты скажешь, что она обязана тебе этим, я… — воскликнула весело Джейн, и глаза ее озорно заблестели.

В полутьме конюшни они казались скорее янтарными, чем зелеными, и ему захотелось тут же бросить эту женщину на свежее сено, целовать, ласкать медленно и жадно… Но он неосторожно произнес имя брата, а тот уже был тут как тут. Высунув голову из кладовки, где хранилась сбруя, он, широко улыбаясь, помахал Рону.

— Это ты, Рон? Узнал твой голос… — Джеймс тут же осекся, увидев Джейн. — Ты не говорил, что у нас будет гостья к обеду.

Рон сразу догадался, что его брат понравился Джейн с первого взгляда. И не мудрено. Джеймс всем нравился, особенно женщинам. Он был первым парнем в округе, пока не женился на своей школьной подруге. Теперь, овдовев, он стал для многих более желанным.

— Джейн Сандерс, — произнес Рон, взяв Джейн под руку и подводя к брату. — А это надежда и опора семейства Бартон — мой старший брат Джеймс.

Джейн смотрела на чуть постаревшую и похудевшую копию Рона. Те же темные глаза и четко очерченный волевой рот. Встретив его открытый прямой взгляд, она поняла, что за личиной простого фермера скрывается недюжинный, как и у брата, острый, пытливый ум.

— Здравствуйте, Джеймс. Очень рада познакомиться с вами.

Джейн протянула руку, но Джеймс, словно не заметив этого, заключил ее в свои медвежьи объятия.

— Я тут немного не успеваю с починкой фестивального седла для Лиз, — пояснил Джеймс, неохотно, как показалось Рону, отпуская Джейн. — Не попьете ли пока кофейку, а я скоро закончу. Кофе в термосе. Если хотите свеженького, можете приготовить сами.

Рон разочарованно застонал.

— А ничего другого у тебя не найдется? Джейн любит белое вино, я же готов пить что угодно, кроме местной сивухи, Джеймс перекинул длинную ногу через сиденье стула, придвинулся поближе к висевшему на перекладине инкрустированному серебром седлу необычайной красоты.

— Сожалею, спиртного не держу.

— Отлично, меня устраивает кофе, — улыбнулась ему Джейн, да так искренне и дружелюбно, что Рону стало даже завидно.

Он не ревновал, но чувствовал себя задетым.

Отхлебнув, Рон тут же почувствовал, что кофе на сей раз еще хуже, чем обычно. Похоронив несколько лет назад жену, Джеймс сам готовил и вел домашнее хозяйство, но варить кофе так и не научился.

— Крепкий, как ты хотела? — спросил Рон, пристально глядя на Джейн.

Она осторожно отпила глоток и кивнула.

— Да, очень.

Здесь, она видела, Рон чувствует себя более непринужденно, чем где-либо. Здесь он — бывалый ковбой, а не адвокат-интеллигент. И перед таким Роном устоять еще труднее, особенно, если он смотрит на тебя своими темными, чуть загадочными глазами, полными страсти и желания.

Она ощутила волнение, но тут же постаралась подавить его. Загнанное внутрь желание способно вспыхнуть в нем внезапно и неудержимо. В силах ли она будет противостоять ему?

— Очень крепкий, — повторила Джейн, заставив себя отпить еще глоток. — А это опасно для здоровья.

Губы Рона тронула ироничная улыбка.

— Женщины всегда предпочитают что-нибудь не слишком опасное, не так ли?

— Не все.

— Хотя их иногда бывает трудно понять, как ты считаешь?

С трудом сдерживая желание сжать ее в объятиях, он прислонился к шкафчику и сосредоточил внимание на ловких пальцах брата, умело справлявшихся с шилом, мнущих и натягивающих кожу. Когда-то Рон люто ненавидел это ковбойское ремесло, а теперь отдал бы все, чтобы работать так же споро.

— А где Лиз? — спросил Рон, когда молчание слишком затянулось.

— На каком-то собрании. — Джеймс смочил слюной край кожаного лоскута. — Через месяц сельскохозяйственная выставка-ярмарка, — пояснил он специально для Джейн. — Моя дочь в этом году впервые выставляет свою Фарру.

— Думаешь, она получит приз?

— Надеюсь, черт побери. Не знаю, как Лиз перенесет неудачу. — Джеймс с силой вонзил шило в толстую кожу седла. — В этом, надо сказать, она вся в своего дядюшку Рона. Тот не терпит поражений.