Поскольку развитое иероглифическое письмо — а письмо рукописей майя было именно таким — передает в том числе и звуковую речь, знание языка рукописей приобретало решающее значение.

Все исследователи рукописей исходили из того, что они написаны на языке майя, однако на втором этапе дешифровки вопрос стоял уже не о предположениях на этот счет, а о достоверных фактах, которые подтвердили бы их или опровергли. Ибо для решения самой частной научной проблемы, какой бы незначительной она ни казалась, одних предположений недостаточно. Правда, без предположений, без умозрительного поиска не было бы и самой науки.

Однако вернемся к нашему, как оказалось, не такому уж наивному вопросу: на каком языке написаны интересующие нас рукописи? Есть ли в распоряжении исследователей достаточно достоверные данные, позволяющие утверждать, что неизвестные тексты — это тексты на языке майя?

Естественнее всего предположить, что исследуемые тексты написаны на языке тех, кто пользовался ими, то есть на майя. Это выглядит наиболее логично и убедительно просто. То, что рукописи попали в Европу из Юкатана, территории, на которой в течение многих веков проживали майя, не вызывает сомнений, но ни о чем еще не говорит.

От испанцев было известно, что рукописи составлялись местным жречеством и являлись сферой его деятельности, но и это не может служить абсолютным доказательством того, что жрецы делали свои записи на языке майя. Не только теория, но и практика дает немало примеров, когда культовая служба велась и ведется не на местном языке, не говоря уже о диалектах, а на каком-то особом, иногда даже мертвом языке.

Возьмите, например, католическую религию. В любой стране, где есть хотя бы одна-единственная католическая церковь, служба в ней ведется только на латыни. Но на латыни сегодня не говорит ни один народ мира; латынь уже много столетий причислена к мертвым языкам.

Может быть, и древние майя, вернее их жрецы, подобно католическим священникам, также у кого-то заимствовали свой культовый язык и письменность, с помощью которой он закреплялся?

Цивилизация майя была, несомненно, самой высокой и, пожалуй, самой древней на Американском континенте. Мы говорим «пожалуй» только потому, что, как уже указывалось, пока нет абсолютно достоверных доказательств, подтверждающих прямое родство цивилизации майя с ольмекской культурой — самой древней культурой Америки. И все же есть немало весьма убедительных доводов, настойчиво требующих признания древних майя прямыми наследниками ольмеков, и среди этих доводов важное место занимает бесспорное сходство письменных и цифровых знаков, сохранившихся на ольмекских памятниках, со знаками письменности майя. Из этого следует только один вывод: если ольмеки и майя — ступени одной языковой «лестницы», древним майя, «потомкам» ольмеков, попросту не у кого было ни заимствовать письменность, ни тем более писать свои рукописи на чужом языке: они могли писать только на своем языке, на языке майя.

В пользу такого утверждения, наконец, есть и прямые свидетельства самих испанцев. Вот что написал, например, Ланда в своем «Сообщении о делах в Юкатане»:

«Эти люди (то есть индейцы мая) употребляли также определенные знаки или буквы, которыми они записывали в своих книгах свои древние дела и свои науки. По ним, по фигурам и некоторым знакам в фигурах, они узнавали свои дела, сообщали их и обучали. Мы нашли у них большое количество книг (написанных этими буквами), и, так как в них не было ничего, в чем не имелось бы суеверия и лжи демона, мы их сожгли; это их удивительно огорчило и причинило им страдание…»

Ланда в «Сообщении о делах в Юкатане» приводит также пример написания упомянутыми знаками нескольких слов. Это слова из языка майя, того языка, на котором они говорили. Следовательно, их письменность была приспособлена передавать устную речь, то есть обслуживала ее. Только теперь, пожалуй, мы имеем достаточно оснований утверждать, что исследуемые рукописи действительно были написаны на языке майя.

Однако на этом, к сожалению, вопрос о языке не исчерпывается. Язык не относится к постоянным категориям. Он невероятно чувствителен к малейшим социально-экономическим явлениям в жизни своего народа и непрерывно изменяется под их воздействием. Но язык не мембрана; он не только улавливает и передает эти изменения, но и закрепляет их в коллективной памяти говорящего на нем народа. Постепенно одни слова отмирают; другие прочно входят в речевой обиход; третьи, полностью сохраняя звуковую и графическую внешность, решительно меняют свое первоначальное значение, передавая совсем иной, порой и противоположный смысл.

Язык живет жизнью народа; вместе с ним он радуется и страдает, строит и разрушает, но, если жизнь народа немыслима без языка, сам язык — история знает такие случаи — способен иногда пережить своего создателя и через многие тысячелетия поведать о нем людям, как это произошло, например, с шумерской цивилизацией.

На языке майя сегодня говорят несколько сот тысяч человек, живущих на Юкатане, а на родственных, весьма близких к нему, диалектах из общей языковой семьи майя-кичэ — почти два миллиона.

Язык сегодняшних майя значительно отличается от языка XVI века, когда к берегам Юкатана подошли корабли испанских конкистадоров. Первые из них под предводительством Франсиско Эрнандеса Кордоба пытались высадиться на Юкатан в 1517 году, однако испанцам было оказано столь решительное сопротивление, что только через четверть века (1541–1546 годы) им удалось завоевать земли, принадлежавшие древнему американскому народу.

По записям испанских миссионеров можно составить довольно точное представление о языке майя того периода. Это позволило установить весьма существенную разницу между языком майя XVI и XX веков. Тем более невероятно предположить, что язык текстов рукописей идентичен языку майя XVI века (не говоря уже о современном).

Почему? На это есть много причин.

Прежде всего удалось установить, что рукописи были написаны задолго до прихода испанцев. Об этом говорят календарные даты и форма их написания, характер изображения отдельных богов, совпадающий с с изображениями этих же богов на стелах, датировка которых известна, упоминание отдельных названий городов (например, в Парижской рукописи часто упоминается город Майяпан, что достаточно убедительно привязывает рукопись к периоду гегемонии этого города) и, наконец, состояние рукописей (сохранность «бумаги», красок и т. д.), что помогает определить их возраст.

Основываясь на этих данных, Ю. Кнорозов приходит к заключению, что Дрезденская рукопись была написана до XIII века (XI–XII); Мадридская — до XV (XIV), Парижская — в XIV–XV веках (период гегемонии города Майяпана).

В истории майя XI–XV века были периодом гигантских потрясений, когда на Юкатан одна за другой обрушивались волны событий, резко отражавшихся не только на привычном укладе жизни населявших его народов, но и приводивших к исчезновению целых городов-государств и появлению новых столиц-гегемонов. Это был период ожесточенной междоусобной борьбы и раздробленности, в которую постоянно вклинивались нашествия инородных племен и варваров-кочевников. Язык майя не мог не претерпеть значительных изменений за эти бурные века их истории.

Совершенно очевидно также, что жрецы пользовались для написания своих текстов не современным им разговорным языком XI–XV веков, когда составлялись рукописи, а каким-то особым, «подсказанным» жрецам самим письмом. В чем тут дело? Не впадаем ли мы в противоречие с тем, что говорилось выше?

По сравнению с устным языком письмо всегда является куда более консервативной формой его бытия. Причем консерватизм, сам по себе характерный для письма, к тому же, как правило, искусственно культивируется теми, кому оно доступно. Не забывайте, что речь идет о рабовладельческом обществе, да еще на самом начальном этапе. Следовательно, письменность была достоянием лишь жречества и знати, то есть господствующих классов, которые придавали ей характер чего-то недоступного, сверхъестественного, мистического, превращая письмо в еще одно орудие господства.