— И никто ничего не видел?

— Нет. Место выбрано очень уединенное — до ближайшего жилья не меньше мили, так что эти ребята не спешили. Мы поспрашивали соседей, но никто из них не был знаком ни с этой женщиной, Холлкокс, ни с ее ребенком. Но судя по тому, что ты мне рассказала вчера вечером, он наверняка что-то знает. Я получил твое сообщение о состоянии мальчишки и пленках из больницы, — продолжал Пайн. — Что тебе удалось обнаружить?

— Прежде чем зайти к патологоанатому, я занесла пленки в отдел фотосъемки. Сейчас я возвращаюсь в лабораторию. Я тут попросила кое-кого пробить для меня номер фургона, но пока никаких новостей.

— А что там с уликами на теле женщины? Ты что-нибудь нашла?

— Несколько волокон ткани и волосков прилипли к скотчу и одежде. В карманах у нее ничего нет. Сегодня я сама займусь ее одеждой.

— Мне не дает покоя пропавшая «хонда» Эми Холлкокс.

— И мне тоже. Полагаю, ее забрал тот, кто устроил там стрельбу.

— Ты же говорила, что мальчик ни словом не обмолвился о том, что слышал выстрелы.

— У него попросту не было такой возможности. Арти, кто-то с пистолетом в руках ворвался в дом. А со слов мальчика нам известно, что внутри были двое мужчин — один в спортивной форме «Селтикс», второй — в деловом костюме. Мне представляется, что сначала стрелок уложил делового, а второго парня перетащил в «хонду». Следы волочения тянутся через всю кухню и исчезают в гараже. Кроме того, на полу гаража обнаружены окровавленные следы только одной пары ног.

— Но какой смысл тащить с собой труп?

— А почему вы думаете, что тот парень в форме «Селтикс» был мертв? Может, стрелок захватил его живьем.

— Тогда почему он не взял его в плен до того, как войти в дом?

— Пока не знаю. Зато мы точно знаем, что кто-то поднялся по задним ступенькам террасы и натаскал грязи в гостиную. Отпечатки ног идут вверх по ступенькам, а не вниз. Я склонна полагать, что стрелок наблюдал за происходящим из лесу.

— Итак, мы с тобой говорим о совершенно постороннем человеке — третьей стороне, которая не имеет никакого отношения ни к тому, что произошло в доме, ни к той команде Рэмбо, что мы встретили в лесу?

— Да. И еще я думаю, что это именно стрелок разрезал путы на ребенке.

— Зачем? Какие у него могли быть причины?

— Не знаю. Если бы этот сукин сын не…

— Я видел значок и служебное удостоверение этого парня. Они были настоящими. И ордер тоже, можешь не сомневаться.

— Я ни в чем вас не обвиняю, Арти. Я просто в бешенстве. Он развел нас, как лохов, и наша тупость стоила мальчишке Холлкоксу жизни. И еще мне очень хотелось бы знать, чего он хотел от ребенка.

— Ты больше не видела этого Филлипса или как там его зовут?

— Нет.

— А остальных?

— Тоже нет.

— Как насчет отпечатков, взятых в доме? Есть что-нибудь?

— Эксперты вернулись в лабораторию меньше часа назад. Они только-только начали работать с ними.

Такси резко затормозило у тротуара.

— Мне надо идти, — сказала Дарби. — Я позвоню, как только появится что-нибудь новое.

Она пробежала под дождем до входа, сжимая в руках прозрачный пластиковый пакет. В нем лежали коричневые манильские конверты с уликами, и она не хотела, чтобы они намокли. Зато к тому моменту, как Дарби добралась до дверей здания номер один на площади Шредер-плаза, сама она промокла до нитки. А потом еще пришлось пройти утомительную процедуру проверки, прежде чем она смогла попасть в лабораторию.

Зарегистрировав вещественные доказательства, она поднялась к себе в кабинет, чтобы проверить, нет ли новых сообщений. Одно пришло, Николас Гарсия, детектив из отдела по расследованию убийств, обеспечивавший координацию действий с Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции, просил ее перезвонить, Это ему она поручила пробить номер коричневого фургона.

Гарсия поднял трубку после первого же звонка и сразу перешел к делу.

— Это поддельные номера, — сообщил он. — В природе таких не существует.

— Ну и как же они их раздобыли?

— Скорее всего, через своего человека в отделе транспортных средств. Это не так уж трудно, как кажется. Ты платишь какому-нибудь сотруднику, чтобы получить номера, а потом он удаляет из базы данных все записи, по которым их можно проследить.

— Ты не мог бы навести справки для меня?

— Я бы ни за что не отказался от такой возможности, — коротко рассмеялся Гарсия. — Но не рассчитывай на слишком многое. Мне уже приходилось иметь с ними дело. Глухой номер.

Дарби вышла в коридор и направилась к Купу. В этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Тед Кастонгвей, начальник отдела фотосъемки, закончил просматривать пленки с камер наблюдения и цифровые фотографии и теперь приглашал ее к себе в кабинет, чтобы поговорить.

Она обнаружила бывшего чемпиона колледжа по борьбе сидящим в тихом, хотя и заставленном мебелью уголке. Пока он работал с «мышью», по его плечам и спине под тонкой тканью рубашки перекатывались мышцы.

Дарби подкатила кресло на колесиках к его столу и уселась, глядя на плоский монитор, на котором застыл неподвижный видеокадр больничного лифта. В правом нижнем углу виднелась надпись: «15 августа 2009. 01:03».

Кастонгвей знал, что она устала и нервничает, поэтому не стал тратить времени на любезности.

— Это время, когда ты вошла в клинику, — сказал он, щелкая клавишей «мыши».

Началось воспроизведение пленки системы безопасности. Камера была нацелена на белый коридор. Дарби видела кусочек стола дежурной медсестры,

Двери лифта открылась, и она увидела себя и Пайна, выходящих из лифта и двигающихся по коридору. Вскоре они скрылись за углом. Мгновением позже они вновь появились в поле зрения, уже в сопровождении патрульного Уайта, и втроем остановились за углом от поста дежурной медсестры и стали совещаться.

Клик, и пленка стала перематываться вперед в ускоренном режиме.

— С того момента, как ты вышла из лифта и вошла в палату Холлкокса, прошло ровно восемнадцать минут, — сообщил Кастонгвей. — Федерал явился двадцать две минуты спустя.

Двадцать две минуты…

«Значит, он следил за мной от самого Белхэма».

Дарби смотрела, как кадры на мониторе быстро сменяют друг друга, и думала о телеоператоре, которого заметила наблюдающим за домом сегодня утром. Если он, смешавшись с толпой репортеров, был там и прошлой ночью, то наверняка видел, как она садилась в служебный «линкольн» Пайна.

Кастонгвей пустил воспроизведение в нормальном режиме, Дарби посмотрела на отметку в правом нижнем углу: «01:23»,

— А вот отсюда начинается самое интересное, — сказал Кастонгвей. — Следи за лифтом.

Дарби во все глаза уставилась на экран. Когда двери лифта разъехались в стороны, на экране замельтешили снежинки. Статические помехи. Она не видела, кто именно вышел из кабины лифта. Она вообще ничего не видела.

Помехи усилились, и изображение пропало окончательно.

Экран потемнел.

— Вот и все? — сказал Кастонгвей и развернулся в кресле лицом к ней. — Я проверил все записи с других камер. На них ничего нет, только статические помехи и затем темнота.

— Есть идеи, в чем причина?

— Для того чтобы все камеры перестали вести запись одновременно, нужно нечто вроде РВП — радиоволновой пушки, использующей излучение высоких энергий, — или направленный магнитный импульс. Может быть еще и микроволновой импульс. Люди, с которыми ты разговаривала на видео, оставались в коридоре, когда ты зашла в палату к пострадавшему. Они не упоминали о том, что почувствовали запах гари?

— Мне они ничего такого не говорили.

— Впрочем, я сомневаюсь, что это были микроволны. Такие устройства нелегко спрятать. Тогда я спрошу вот о чем: тебя, случайно, не тошнило? Голова не кружилась? Со зрением не возникло каких-то проблем?

— Вроде бы нет, но, когда я заметила их в дверях палаты, оба запыхались, как если бы только что пробежали марафонскую дистанцию.

— Трудности с дыханием — один из симптомов воздействия электромагнитного или радиоизлучения высоких энергий.