В фойе её ждали несколько амбалов. Заприметив Ханну в дверях, они тут же огородили её своими телами и повели обходными путями к лестнице. Подвал. Ханна погладила рукоятку кожа в кармане джинс. Если их меньше пяти, она сможет побороться. А если Квинт поможет, то возможно, она и подмогу побьёт…

Ханна пришла в себя привязанная к батарее.

— Ну, и где Квинт?

Габриэль, сидевший на корточках прямо перед ней, пожал плечами:

— В соседней комнате. С ним всё в порядке.

Постепенно душившая паника начала перерастать в усталость и опустошенность. Она не стала выяснять детали, лишь слегка поморщилась, пытаясь притерпеться к острой боли в висках и затылке.

— Ханна, что бы ты сейчас ни думала, это не то.

Сосед теребил её нож в руке. Будет пытать? Отрезать пальцы? Вводить лезвие под ногти? Просто протыкать, где вздумается? Или, быть может, тонкими слоями нарезать её кожу и мясо?

— Ты в курсе как прошло первое заседание при новом Императоре? Кто-то притащил голову человека и положил на свободное кресло, которое, как предполагалось, займет представитель Римской Чумы. Под языком нашли послание «Мой голос передать отцу семейства Эмилиев-Лепидов», — выражение лица двуликого было сложно понять. — Твоя семья имеет почти треть голосов всего сената. Ты в курсе, Ханна? Они докладывают тебе, что делают?

Она сплюнула кровь. Опять политика.

— Какого чёрта тебе понадобилась я, Габриэль? Пусть делают, что хотят! Будешь держать меня в этом подвале? В следующий раз в сенате появится ещё одна голова, потом чья-нибудь рука. Не один так кто-нибудь другой придумает очередную дурость. Я настоящая уже не при делах. А вот образ Римской Чумы, кажется, ещё вполне активен.

— То есть… тебе наплевать, как они пользуются славой убийцы? Тем, что ты создала? Твоим детищем? Талантом? Тем, кем ты являешься?

Она знала многих людей, у которых в состоянии нервной возбуждённости появлялся «взгляд безумца». Наверное, при той ярости, которая кипела в бывшем соседе сейчас, это был один из лучших его взглядов. Он сравнивал репутацию Римской Чумы с ребёнком. С собственной плотью и кровью. Не последние слова у лжеца и интригана. Со своими клубами он не хотел расставаться по той же причине. Видимо, в его понимании, Ханна должна жаждать контролировать любые события касающиеся Римской Чумы.

— Нежная моя девочка, — Габриэль высвободил руку и осторожно провел пальцами по ее щеке. — Я очень долго искал решение.

Это прикосновение было легким, едва ощутимым. Большим пальцем он провёл по её губам. Ханна замерла, перестав дышать. Но то было всего мгновение. Квестор отстранился:

— Я позабочусь о своем прайде и твоих лемурёнышах. Мы с тобой создадим новый род, уникальный по своим дарованиям. Никаких Лепидов. Никаких Дайронов. Только ты и я.

Подошва кроссовка располосовала ему щеку, но двуликий только сплюнул кровь на пол:

— Все ещё не хочешь слушать? Мы были близки, Ханна, но даже я не предполагал некоторых вещей. В тебе есть кровь моего рода. Только этим можно объяснить твою способность изменять возраст.

— Какого черта ты мелишь…

— Это очень древняя способность Валериев. Наш род обладает феноменально высоким уровнем регенерации, который проявляется при смертельных ранениях: восстановиться могут не только мышечные ткани, но и органы, кости. Чёрт, даже мозг, если будут силы. Ты — замечательный пример того, через что может пройти организм Валерия в условиях риска для жизни, — Габриэль поиграл с ножом в руках. — Лепиды не твоя кровь, не твои дети, Ханна. Единственное, что связывает тебя и их это сущность кровососа в твоей голове. Мы же с тобой — настоящие родственники, способные воспроизводить себе подобных.

— Ты бредишь, — мотнула головой. — Я не хочу это слушать, уйди!

— Это всё яд Максимильяна, не ты. Знаешь, меня всегда удивляла целеустремленность Бернарда и его сородичей в плане захвата новых территорий. Обманом, угрозами или чем-то ещё, но они сумели найти представителя древней крови. Жижа Дайронов в тебе сильна, возможно ты принадлежишь к третьему поколению, но мне грех жаловаться, люди Бернарда преуспели в селекции.

— Ты же не убьешь собственный прайд…

— Зачем он нужен мне? Горстка пожилых львиц и два уродца, к тому же не мои. Думаешь, у меня был выбор? Я единственный мужчина их вида на всю Европу.

— Ты сумасшедший.

— Ханна, не зли меня.

— Урод!

Она замахнулась ещё раз, но он отошёл на расстояние.

— Ты не знаешь, что несёшь, Ханна. Я — единственный, кто по-настоящему заботится о тебе. Не потому, что ты Римская Чума или преемница Максимильяна, а потому что ты — Ханна. И я тебя люблю.

— Да как ты можешь?! — она дёрнула руками, но цепи были слишком тяжелыми.

На миг Габриэль открыл рот, чтобы что-то сказать, но остановился на полуслове. В его глазах блеснула тревога.

— Габриэль?

Он мотнул головой, сворачиваясь пополам, схватился за голову и упал на колени. Наверное, даже попытался крикнуть, но из горла вырвались непонятные звуки похожие на свист. Старший сын Максимильяна в синих джинсах и белой рубашке медленно вплыл в комнату, поддерживая невозмутимое выражение лица работающей модели. Габриэль повернулся в его сторону и оба приняли боевые стойки.

— Ханна, этот… — двуликий оттёр кровь со щеки. — Усиливает эмоции окружающих. Я сейчас под воздействием.

— Ключевое слово «усиливает», — голос Флавия звучал подобно песне. — Позволите обвинить вас в нападении на paterfamilias?

Габриэль зарычал и сделал ложный выпад левой. Флавий парировал, но прежде, чем успел вернуться в защитную стойку, двуликий зажал его запястье в тиски. Читался опыт Квестора. Но противник не растерялся и нанёс резкий удар в живот соседа коленом, высвободил руки. Впрочем, Габриэль даже не думал отходить, до хруста захватив рукой шею, развернул врага боком и ударил в открытую шею под ухом. Ханна знала, как действовали подобные удары. Ошеломляюще. Противник потерял сознание на несколько секунд, за которые Квестор три раза впечатал его в батарею.

Ханна закашлялась. Боль испытываемая от каждого удара чувствовал как своя. Не острая, как нож, а обширная, пульсирующая. Спина и живот буквально пылали в огне.

«Вот чёрт», — успела подумать, прежде чем из губы брызнула кровь.

Пришла в себя Ханна в салоне автомобиля, отведённое ей заднее сидение, обделанное кремовой кожей, было измазано в крови. Красно-бурые пятна были заметны даже на дверце, повсюду пахло палёным мясом.

— Чёрт…

Машину вёл один из близнецов. Неестественно бледный и ссутулившийся. Крови под ним было не меньше, чем вокруг Ханны. Судя по всему, лемуру пробили череп в двух местах и располосовали спину — он сидел так, будто боялся её потревожить. За тонированными стёклами читались бескрайние поля.

— Где? — это всё, что она могла выдавить.

Вместо того чтобы ответить, лемур с хрустом отодранной кожи отцепил руку от руля и кинул назад мобильный телефон. На нем высвечивалось сообщение о двадцати шести пропущенных звонках. У Ханны не было сил, чтобы шевелить пальцами и набирать номер. Да и кому звонить, чёрт возьми?

Ханна закрыла глаза, чтобы не видеть солнечный свет. День. А лемур ведёт машину.

Она и сама не поняла, когда начала проваливаться в темноту. Черное небо в свете горящих звёзд казалось серым. Две белые, гравитационно-связанные звезды сильно пульсировали, обмениваясь лучами. Свет вокруг них скоропостижно угасал, они пытались спастись за счет друг друга, но лишь губили себя медленнее, чем заслуживали. Вдали, за жёлтой звездой, пропала серая точка. Вместо неё образовалась маленькая черная дыра. Ханна поняла, что не может долго находится здесь.

— Кто умер? — спросила.

Ближе к вечеру они въехали в какой-то город. Бледнолицый остановил машину на подземной стоянке и обессилено развалился в кресле. Она была права на счёт спины. Ему пришлось отдирать её вместе с рубашкой, чтобы устроиться удобнее. Ханна к этому времени тоже боялась пошевелиться, чтобы не потревожить засохшие раны.