Итак, умирая, Сент-Круа завещал яды любовнице и другу; ему было мало собственных преступлений, он хотел быть сообщником преступлений, которые совершатся в будущем.
Первым делом судейские чиновники озаботились подвергнуть все эти вещества анализу и провести опыты с ними на животных.
Вот отчет аптекаря Ги Симона, которому было поручено заняться анализами и опытами:
«Этот хитроумный яд ускользает при любых исследованиях; он настолько таинствен, что его невозможно распознать, столь неуловим, что не поддается определению ни при каких ухищрениях, обладает такой проникающей способностью, что ускользает от прозорливости врачей; когда имеешь дело с этим ядом, опыт и знание бесполезны, правила сбивают с толку, поучительные изречения бессмысленны.
Были произведены самые достоверные и общепринятые опыты с различными элементами либо на животных.
В воде вес обычного яда тянет его на дно; вода легче его, он уступает ей и, ускоряясь, опускается вниз.
Испытание огнем не менее определенно: огонь выпаривает, рассеивает и выжигает в нем все безвредное и чистое, оставляя только горькую, едкую материю, которая одна только не поддается воздействию пламени.
Влияние, какое обычный яд оказывает на животных, еще более определенно: он производит злокачественное действие во всех частях организма, куда проникает, и повреждает все, чего коснется, воспаляя и сжигая жестоким огнем внутренности.
Яд Сент-Круа прошел все испытания и ускользнул во всех опытах; яд плавает на воде, он легче ее и вынуждает оный элемент подчиниться; он также оказался неуловим при испытании огнем, после какового от него осталась только безвредная пресная материя; в животных он скрывается так искусно и с такой хитростью, что совершенно невозможно его распознать; у животного все органы остаются здоровыми и невредимыми, проникая в них как источник смерти, этот хитрый яд в то же время сохраняет в них видимость и признаки жизни.
Были произведены самые разные опыты; во-первых, по нескольку капель жидкости, находящейся в одной из склянок, налили в тартаровое масло [23]и в морскую воду, и она не осела на дно сосудов, в которые была налита; во-вторых, оную жидкость процеживали через цедилку, и на дне не обнаружили никакого сухого вещества, горького на вкус, а лишь незначительный серый налет; в-третьих, она была испробована на индейской курице, голубе, собаке и других животных, каковые животные вскорости околели, а по вскрытии на следующий день ничего не было обнаружено, кроме незначительного количества свернувшейся крови в желудочке сердца.
При следующем испытании белый порошок был дан кошке в бараньих потрохах, после чего кошку рвало в течение получаса, а на следующий день ее нашли мертвой; при вскрытии было установлено, что ни один ее орган не претерпел изменений вследствие действия яда.
При втором испытании этого же порошка на голубе тот некоторое время спустя околел, и при вскрытии ничего чрезвычайного не было обнаружено, кроме незначительного количества жидкости ржавого цвета в желудке».
Эти исследования, доказывавшие, что Сент-Круа был весьма основательным химиком, навели на мысль, что искусством своим он занимался не бескорыстно; вспомнили про череду скоропостижных и совершенно неожиданных смертей, к тому же долговые обязательства маркизы и Пенотье смахивали на плату за убийство, но поскольку одна уехала, а второй был слишком могуществен и богат, арестовывать его без доказательств побоялись, и тут вспомнили о прошении Лашоссе.
В этом прошении утверждалось, что Лашоссе в течение семи лет находился на службе у Сент-Круа; таким образом, он не считал перерывом в службе то время, что провел у гг. д'Обре. Мешок с тысячью пистолей и тремя расписками на сто ливров каждая оказался в указанном месте; из этого следовало, что Лашоссе в точности знал, где что в кабинете находится, а раз он знал кабинет, то должен был знать и про шкатулку, но если он знал про нее, то не мог быть невиновен.
Для г-жи Манго де Вилларсо, вдовы г-на д'Обре-сына, заместителя судьи, этого оказалось вполне достаточно, чтобы подать на него жалобу в суд; был дан указ о взятии Лашоссе под стражу, и его арестовали. При аресте при нем обнаружили яд.
Дело рассматривалось в суде Шатле; Лашоссе упорно запирался, и судьи, не будучи вполне уверенными в уликах против него, постановили подвергнуть его приуготовительной пытке [24]. Г-жа Манго Вилларсо обжаловала этот приговор, который, вероятно, спас бы обвиняемого, если бы у него хватило сил выдержать мучения и ни в чем не признаться, и на основании ее апелляции уголовная палата парламента 4 марта 1675 года приговорила: «Жана Амлена, по прозванию Лашоссе, признать совершившим отравление заместителя верховного суда и советника и уличенным в том; в наказание за что приговорить к колесованию до смерти с предварительным применением к нему обычной и чрезвычайной пыток с целью дознания о его сообщниках».
Тем же постановлением маркиза де Бренвилье была заочно приговорена к отсечению головы.
Лашоссе был подвергнут пытке испанским сапогом, которая состояла в том, что каждая нога пытаемого помещалась между двумя досками, обе ноги сжимались железным кольцом, а потом между средними досками вбивали клинья; при обычной пытке вбивали четыре клина, при чрезвычайной — восемь.
На третьем клине Лашоссе объявил, что готов говорить; пытка была прервана, его перетащили на тюфяк, лежащий на хорах часовни, но там он попросил полчаса, чтобы прийти в себя, поскольку был крайне слаб и говорил с трудом. Вот выдержка из протокола допроса и совершения смертной казни:
«Пытка была прекращена, Лашоссе положили на тюфяк, г-н докладчик удалился, через полчаса Лашоссе попросил его возвратиться; он сказал, что виновен, что Сент-Круа говорил ему, что г-жа де Бренвилье дала ему яды, чтобы отравить своих братьев; что он отравлял их через воду и бульоны, подлив в Париже красноватой жидкости в бокал заместителя председателя суда и прозрачной жидкости в пирог в Вилькуа; что Сент-Круа пообещал ему сто пистолей, но держал их у себя; что тот рассказывал ему о действии ядов; что Сент-Круа много раз давал ему вышеназванные жидкости. Сент-Круа говорил ему, будто г-жа де Бренвилье ничего не знает про его другие отравления, но он думает, что она знала, потому как все время разговаривала с ним, Лашоссе, о ядах; что она хотела заставить его бежать и давала ему два экю, чтобы он уехал; что она спрашивала его, где находится шкатулка и что в ней; что, если бы Сент-Круа мог кого-нибудь подослать к г-же д'Обре, вдове заместителя судьи, он бы, наверное, ее тоже отравил; наконец, что Сент-Круа намеревался покуситься на жизнь м-ль д'Обре».
Это заявление, не оставляющее никаких сомнений, повлекло следующее решение, которое мы извлекли из актов парламента:
«Суд рассмотрел протокол допроса с пристрастием и смертной казни, совершенной 24 дня текущего марта месяца сего 1675 года, в коем содержатся заявления и признания Жана Амлена по прозванию Лашоссе; суд постановил: лица, именуемые Бельгиз, Мартен, Пуатвен, Оливье, отец Верон, супруга парикмахера, именуемого Кедон, будут вызваны в суд, выслушаны и допрошены по вопросам, связанным с ныне ведущимся процессом, советником-докладчиком настоящего решения, а равно постановляет исполнить выданные заместителем председателя суда ордер о взятии под стражу лица, именуемого Лапьер, и распоряжение о вызове в суд для дачи показаний Пенотье. Учинено в парламенте 17 марта 1675 года».
Во исполнение этого решения 21, 22 и 24 апреля были допрошены Пенотье, Мартен и Бельгиз.
26 июля Пенотье был освобожден от привода в суд; было постановлено собрать более полные доказательства против Бельгиза и выдан ордер на взятие Мартена под стражу.
24 марта Лашоссе был колесован на Гревской площади.
23
Тартаровое масло — общепринятое в ту эпоху название раствора гидрокарбоната калия.
24
Существовали два рода пытки — приуготовительная и предварительная; приуготовительная применялась, когда судьи, не будучи вполне убеждены, желали получить перед вынесением приговора подтверждение в виде признания самого обвиняемого; предварительная пытка, напротив, применялась после судебного решения для открытия сообщников. При пытке первого рода часто случалось, что обвиняемый в надежде спасти жизнь выдерживал самые чудовищные муки; во втором же случае преступник, зная, что он уже приговорен, крайне редко усугублял и без того страшную смерть новыми мучениями. По мере возможности мы будем рассказывать, что собой представляли различные виды пыток.