Я позвонил Марку Добенэ. Его в тот момент не было на месте; суровая секретарша сообщила мне, что он вернется через полчаса. Это время я потратил на обдумывание того, чтó мне ему сказать. Ему, говорил я себе, все можно объяснить: откуда у меня взялась эта идея, почему мне нужно то, что нужно. Он был со мной на протяжении последних пяти месяцев. Он поймет.

Само собой, он не понял. Когда я в конце концов до него дозвонился, речь моя прозвучала невнятно, прямо как в тот раз, когда я представил себе, что пытаюсь объяснить это своему бездомному. Я начал распространяться о трещине на стене у Дэвида Симпсона в ванной, о своем ощущении déjà vu; потом вернулся на исходные, к тому, что с тех пор, как снова научился двигаться, я все время чувствую: все мои действия — вторичные, неестественные, изначально чужие. Потом — как ходил, ел морковку, про фильм с Де Ниро. Каждый раз, когда я останавливался, на том конце провода стояла глубокая тишина — очевидно, до него совершенно не доходило, о чем я. Я перешел к делу и начал описывать красные крыши с черными котами, женщину, готовившую печенку, пианиста, мотоциклиста-любителя.

— Так вы там жили? — спросил меня Марк Добенэ.

— Да. То есть нет. Я все помню, но не знаю, откуда эти воспоминания.

— Ну да, мы же приводили доводы о том, что в результате аварии у вас отшибло память.

Он подчеркивал это в своих документах, готовясь к процессу: как у меня пропала память, а потом вернулась, но не сразу — по частям, наподобие мыльной оперы; такую метафору он, правда, не употреблял.

— Да, — сказал я, — но дело тут, мне кажется, не в одной памяти. Все сложнее. Возможно, тут много всего намешано: воспоминания, воображение, фильмы. Не знаю. Но важно не это. Важно то, что я все это вспомнил, причем кристально ясно. Как в каком-нибудь…

Тут я запнулся. Слово «видение» использовать не хотелось — еще вообразит себе неизвестно что.

— Алло! Вы слушаете?

— Да. Я говорю, кристально ясно.

— И теперь вы хотите отыскать это место?

— Не отыскать — создать.

— Создать?

— Построить. Хочу, чтобы его построили. Я звонил риэлторам и застройщикам. Никто ничего не понимает. Мне нужен кто-нибудь, кто помог бы мне со всем этим разобраться. Кто взял бы на себя организационную сторону.

На том конце снова последовало долгое, глубокое молчание. Я представил себе кабинет Добенэ: широкий дубовый стол, перед ним расположился стул, вдоль стен — тома с архивами старых дел, в приемной охраняет дверь суровая секретарша. Я покрепче сжал телефонную трубку и нахмурился в попытке сосредоточиться, думая о проводах, соединяющих меня с ним, Брикстон с Энджелом. Это как будто бы помогло. Через некоторое время он произнес:

— По-моему, вам нужен «Контроль времени».

— Контроль времени? В каком смысле?

— «Контроль времени», Великобритания. Это компания, которая помогает людям устраивать разные дела. Вести дела. Что называется, оказывает содействие. Пара моих клиентов пользовались в прошлом ее услугами, и отзывы я от них получал блестящие. Лучшая в своей области компания. По сути говоря, единственная в своей области. Позвоните туда.

В его голосе звучали те же нотки, что в тот раз, когда он велел мне выпить шампанского — добродушные, но строгие. Отеческие. Он дал мне телефон «Контроля времени» и пожелал удачи.

Компания «Контроль времени», Великобритания, находилась на улице Найтсбридж, рядом с магазином «Хэрродз». Основным ее делом была забота о человеке. Ведение дел, как выразился Добенэ. Клиентами компании были по большей части занятые начальники: финансовые руководители, директора и тому подобный народ. Попадались якобы и кинозвезды. Компания «Контроль времени» занималась секретарской работой, планировала и вела записи о встречах и приемах, получала и передавала сообщения, писала пресс-релизы, руководила пиаром. Занималась она и более интимной стороной жизни своих клиентов: заказывала для них еду и продукты, договаривалась, чтобы их одежду забрали в химчистку, а потом вернули, вызывала сантехников, звонила клиентам в восемь двадцать пять, чтобы отвезти их, умытых, позавтраканных и запихнутых в вызванное компанией такси, на устроенную ею же встречу в девять пятнадцать. Компания организовывала праздники, посылала именинные открытки тетушкам и племянникам, покупала билеты на второй день четвертого тестового матча, если, зная о пристрастии клиента к крикету, предварительно выкраивала окошко в его графике на тот день. Базы данных там, наверное, были потрясающие — какая архитектура, какие поля!

Я позвонил в «Контроль времени» ранним вечером, почти сразу после того, как закончил разговаривать с Добенэ. Ответил мужчина, судя по голосу — спокойный, но деловитый. Вообразить их офис целиком я не мог, но где-то там мне виделись такие сине-красные пластмассовые ящички для входящих и исходящих, вроде тех, что бывают в классах в начальной школе. Мне представлялся офис открытой планировки, со стеклянными или плексигласовыми внутренними перегородками. Фоновые звуки были пушисто-мягкие, а не отрывисто-резкие, что подразумевало ковры, а не паркет. Голос мужчины вселил в меня уверенность — необходимости вдаваться в объяснения, похоже, не было. Я просто сказал:

— Меня к вам направил мой адвокат, Марк Добенэ, из «Оланджера и Добенэ».

— А, да, — откликнулся мужчина, очень приветливо — фирма «Оланджер и Добенэ» была широко известна.

— Мне необходимо чье-нибудь содействие в большом проекте, который я задумал.

— Прекрасно, — откликнулся приветливый мужчина, как будто в точности понимавший, что мне нужно, безо всяких вопросов. — Сейчас я вас соединю с Назрулом Виасом, одним из наших главных партнеров, и вы ему все расскажете. Хорошо?

— Прекрасно, — повторил я в ответ.

Секрет заключался в слове «содействие». Это оно творило чудеса. Слово Марка Добенэ. Ожидая, пока меня соединят с Виасом, я впервые почувствовал благодарность к Добенэ — не за то, что добился для меня этих денег, но за то, что подкинул мне на язык это слово, «содействие».

Судя по голосу, Виас был молодым человеком. Примерно моего возраста — под тридцать или чуть старше. Голос у него был довольно высокий. Высокий и негромкий; в нем прослушивались три слоя: манчестерская основа, верхний слой южноанглийского полу-аристократизма, а сверху, словно глазурь на торте — восточная напевность. Назвав по имени себя, потом меня, он спросил, чем он может мне помочь. Он производил впечатление человека уверенного и делового. Я не мог полностью представить себе его офис, но ясно видел его рабочий стол — белый и очень аккуратный.

— Алло, — произнес я.

— Алло, — произнес Назрул Виас.

Последовала пауза, затем я решился.

— Я задумал большой проект и хотел бы заручиться вашей поддержкой.

«Заручиться» вышло хорошо. Я был доволен собой.

— Хорошо, — сказал Наз. — Что за проект?

— Я хочу купить здание, здание конкретного типа, и отделать и обставить его в конкретном стиле. Требования у меня точные, вплоть до малейших деталей. Я хочу нанять людей, чтобы они там жили и выполняли задачи, которые я буду перед ними ставить. Им надо будет выполнять все в точности, как я скажу, и тогда, когда попрошу. Скорее всего мне потребуется еще и здание напротив, и скорее всего его придется перестроить. В этом месте тоже должны будут происходить определенные действия, в точности так и тогда, как и когда мне потребуется. Проект необходимо запустить, набрать для него персонал и координировать его ход, причем начать хотелось бы как можно скорее.

— Превосходно, — тут же отозвался Наз.

Он ответил, не медля ни секунды. Я почувствовал, как что-то поднимается у меня в груди, некое покалывание.

— Давайте встретимся, — продолжал Наз. — Когда вам удобно?

— Через час?

— Отлично — ровно через час. Мне к вам приехать, или вы сами приедете сюда?

Я на секунду задумался. Диаграммы были у меня дома, в спальне, по-прежнему прилепленные к стене, но ни показывать их ему, ни вдаваться в предысторию событий — вечеринка, ванная, трещина — я не хотел, не говоря уже про морковку и дверцу холодильника. Все и так шло как нельзя лучше. Я хотел, чтобы все так и продолжалось, обыденно и четко. У меня в голове сложился образ: прозрачная, с пузырьками, вода, большие чистые поверхности и много света.