В апреле 1956 г. в составе правительственной делегации Курчатов посетил Великобританию. Поездка была очень напряженной, так как ему не раз пришлось выступать с докладами по проблемам атомной энергетики и управляемых термоядерных реакций, и он очень вымотался. Вскоре после возвращения Борода слег с инсультом. Он долго и тяжело болел, но во время болезни постоянно пытался включаться в работу, а через четыре месяца, как он говорил, «с клюкой», уже работал в полную силу. Его влекли Воронежская атомная электростанция, атомный ледокол, подводные лодки. В Институте атомной энергии был создан реактор МР для решения материаловедческих вопросов энергетики, началось энергичное создание экспериментальных реакторов во многих регионах страны и за рубежом.

Но больше всего занимала Курчатова в это время многогранная и сложнейшая работа по получению регулируемой термоядерной реакции. По мнению ученого, термояд (как он его окрестил), представлялся ему работой, должен был обеспечить счастье человечества, создать для людей «неограниченную энергобазу». Напряженная работа не прошла даром – второй инсульт и опять невозможность заниматься любимым делом. Тем временем в Институте атомной энергии начинались новые направления исследований. Борода предложил сделать импульсный испытательный реактор и после обсуждения конструкции рекомендовал назвать его «Доуд-3». Когда его спросили, что значит это название, ученый ответил: «Значит то, что реактор нужно сделать до третьего удара» (инсульта).

Свой последний рабочий день – 6 февраля 1960 г., субботу, Игорь Васильевич Курчатов провел за пультом магнитной ловушки термоядерной установки «Огра». На следующий день, в воскресенье, его не стало. Это случилось в подмосковном санатории «Барвиха», куда гениальный ученый приехал навестить своего коллегу академика Ю. Б. Харитона. Смерть от паралича сердца на скамейке барвихинского парка была мгновенной. Последнее слово, которое произнес Курчатов в беседе с Харитоном за несколько секунд до конца, было «понимаю»…

КОЛМОГОРОВ АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

(1903 г. – 1987 г.)

История рождения Андрея Николаевича Колмогорова весьма драматична. Его мать, Мария Яковлевна, была младшей дочерью в семье Якова Степановича Колмогорова. Этот богатый помещик либеральных взглядов был также предводителем угличского дворянства и почетным попечителем народных училищ Ярославля. Отец будущего ученого, Николай Матвеевич Катаев, агроном по образованию, в свое время был сослан в Ярославль за участие в народнической организации. Работал он земским статистиком.

Весной 1903 года Мария Яковлевна возвращалась из Крыма. Она была на сносях и 25 апреля в Тамбове родила сына, сама же умерла при родах. В Тутошну, имение Якова Степановича Колмогорова, пришла телеграмма: «Очень неблагополучно. Приезжайте немедленно». За новорожденным выехала старшая из сестер, Софья Яковлевна. 5 мая мальчик был доставлен в фамильное имение. Его родители не были обвенчаны, и по бытовавшим тогда правилам ребенок должен был получить отчество и фамилию по имени своего крестного отца, которым стал единственный дядя Степан Яковлевич Колмогоров. Но Колмогоровым удалось добиться исключения, и мальчику дали фамилию матери и отчество настоящего отца. Дальнейшее воспитание ребенка взяли на себя сестры, а одна из них, Вера Яковлевна, усыновила его. Николай Матвеевич Катаев был практически отстранен от воспитания сына. Тем не менее, из переписки видно, что он был очень огорчен этим и надеялся со временем сблизиться с сыном. Надеждам этим не суждено было сбыться, в 1919 году Николай Катаев погиб.

Тетки Андрея были женщинами очень прогрессивных взглядов, кроме прочего, в подвале дома в Тутошне они занимались распечаткой запрещенных книг. Андрей Николаевич позже вспоминал, что еще во младенчестве успел принять участие в подпольной деятельности. Во время обыска под его колыбель была подложена нелегальная литература: «Жандармы вошли, но не решились меня поднять. Они все-таки, конечно, тоже знали, что эти злокозненные молодые женщины, как-никак, являются дочерьми местного предводителя дворянства, так что у них были сложные задачи». Также тетки Андрея Колмогорова устроили в отцовском доме в Тутошне небольшую школу. В ней было всего около десятка детей, которых обучали по самым современным на тот момент педагогическим методикам. При школе издавался журнал «Весенние ласточки», именно в нем была опубликована информация о первом «открытии» Андрюши Колмогорова: «Радость математического открытия я познал рано, подметив в возрасте пяти-шести лет закономерность:

1 = 1 ²

1 + 3 =2 ²

1 + 3 + 5 = 3 ²

1 + 3 + 5 + 7 = 4 ², и так далее».

Впоследствии в «Весенних ласточках» публиковались арифметические задачки, составленные мальчиком.

В 1910 году Андрей вместе с Верой Яковлевной отправился в Москву, где был определен в частную гимназию Е. А. Репман. Об этом учебном заведении Колмогоров позже отзывался очень тепло. Гимназия по тем временам считалась прогрессивной: в ней, в частности, не было процентной нормы для инородцев, мальчики и девочки учились вместе (в гимназии Андрей Николаевич познакомился с Аней Егоровой, ставшей впоследствии его женой). Учителя увлекались наукой, некоторые из них были преподавателями университета. Ученикам прививалась любовь к знаниям – они много занимались самостоятельно. Много лет спустя в своем последнем интервью Колмогоров говорил: «Я учился в такой совершенно необычной школе, созданной двумя женщинами-энтузиастками – это Репман и Федорова. И одна из идей, которые постоянно носились передо мной, – это сосредоточиться на деятельности руководства идеальной, в каком-то смысле, школой. Вот это нашло небольшое осуществление в этом самом интернате» (О математическом интернате Колмогорова мы расскажем немного позже).

Революционные события 1917 года означали для Колмогоровых крах их материального благополучия, для семьи наступили тяжелые годы. К этому времени научный интерес Андрея уже сформировался, он много самостоятельно занимался математикой. В 1920 году Колмогоров поступил в Московский университет и одновременно на математическое отделение Химико-технологического института им. Д. И. Менделеева. С этого момента и до конца жизни судьба Андрея Колмогорова была неразрывно связана с Московским университетом.

О своих первых студенческих шагах ученый вспоминал: «Сдав в первые же месяцы экзамены за первый курс, я получил право на 16 килограммов хлеба и 1 килограмм масла в месяц, что, по представлениям того времени, обозначало уже полное материальное благополучие. Одежда у меня была, а туфли на деревянной подошве я изготовил себе сам». Интересно, что параллельно с занятиями точными науками, юноша серьезно интересовался древнерусской историей и именно в этой области сделал свой первый научный доклад. Недавно рукопись этой работы была обнаружена. Академик истории В. Л. Янин написал о ней: «Будь работа Андрея Николаевича издана вскоре после ее написания, наши знания сегодня были бы много полнее и, главное, точнее… История потеряла гениального исследователя, математика навсегда приобрела его».

Но, несмотря на серьезный интерес к истории, любовь к математике все-таки возобладала. И не последнюю роль в этом сыграл прекрасный математик и преподаватель Николай Николаевич Лузин. К моменту поступления Колмогорова в университет вокруг Лузина сформировалась группа выдающихся математиков, «Лузитания», как называли ее сами участники. Очарованный лекциями Лузина Колмогоров вскоре примкнул к «Лузитании», а уже в 1921 году он показал председателю студенческого математического кружка свою первую математическую рукопись, в которой… опровергал одно из утверждений, сделанных Лузиным на лекции. Доклад Колмогорова заставил многих «лузитан» обратить внимание на молодого и талантливого студента. Вскоре, летом 1922 года, Андрей Николаевич сделал первое выдающееся открытие в области тригонометрических рядов. Уже это достижение всемирно прославило молодого ученого. Когда же в 1929 году Колмогоров закончил аспирантуру, за его плечами было уже более двух десятков серьезных работ, часть из которых также завоевала всемирную известность.