Изменить стиль страницы

— А еще я твой спаситель, Орландо. Не забывай об этом.

— Я изложу вам все до последней маленькой детали, — сказал я. — Затем позвольте им спрашивать вас обо всем, что вздумается, это не будет иметь никакого значения. Я вернусь в II Giardinoв течение месяца.

Он закашлялся.

— Ах. Что касается этого, — сказал он, — я на самом деле не думаю, что это возможно.

— Почему же, скажите на милость, нет?

— Из-за одной вещи, я нанял Генри Батта на твое место.

Я был потрясен.

— Генри Батга? Но он идиот, любитель, зубрила…

— Не будь таким критичным, дорогуша, у него есть отличные черты. Он будет работать более чем хорошо, поверь мне — вокруг заведения нет никакого пикантного скандала, чтобы привлечь посетителей. В конце концов, они, конечно же, будут испытывать frisson, [192]не будучи уверенными в том, «что» ты ешь, а не «кого», разве не так? Нет, я сожалею, что так произошло, но ты не можешь вернуться в II Giardino.

— А куда тогда? Куда я пойду?

— Есть еще одно маленькое место, о котором я думаю…

— Да?

— Я уверяю тебя, дорогуша, оно восхитительно.А также имеет первоклассную репутацию. Тот самый тип заведения, в котором ты снова можешь оказаться.

— Ваше?

— Конечно же.

— Управляющий или собственник?

Мастер Эгберт пожал плечами.

— Ну, — сказал он с небольшим вздохом, — мне оно больше не понадобится. Так что собственник, я полагаю.

— Где оно?

— В Швейцарии — прямо на окраине Женевы. Le Piat d’Argent.Две звезды, но ты увеличишь их число до трех в кратчайшее время.

О, какой у меня был выбор? И, в конце концов, это звучало не так уж плохо, хотя я терял II Giardino.

Я неожиданно заметил, что Мастер Эгберт хитро смотрит на меня — с тайным ликованием.

— Естественно, я попрошу кое о чем за все это, — сказал он медленно. — Пусть я умираю, но я не глупец.

Так же медленно — и с крайне мрачным предчувствием — я спросил:

— Что именно?

—  Ночь любви…

— Ночь любви?

— Да, с тобой. Хорошо, не совсем ночь, но у нас есть час, чтобы сделать это, прежде чем закончится время визита. Я знаю великое множество игр, в которые можно поиграть с тобой за час, поверь мне. Все будет так, как в старые добрые времена.

— Нет! — завопил я. — Ни в коем случае!

— Разве перспектива столь ужасна?

— Да.

— И я такой уж непривлекательный?

— И это тоже.

— Жизнь в тюрьме предпочтительнее, чем час страстного секса со мной?

На этот раз я не мог честно сказать «да».

— Послушайте, Мастер Эгберт, те дни прошли,разве вы не понимаете? Вы знаете,почему я спал с вами раньше, и вы непременно должны понимать, что это была не любовь, а не то, чтобы я считал это неотразимо возбуждающим.

— О, Боже! Получается, это было крайне омерзительно?

Он выглядел таким печальным, сидя на краю моей кровати — огромный, рыдающий, трепещущий китенок с выражением благородной боли на жирном лице.

— Нет, — сказал я, — возможно, и нет. Но я не знаю, могу ли я быть пылким с вами, во всяком случае, не здесь, не сейчас, больше никогда.

— О, не волнуйся насчет этого, — воскликнул он, неожиданно повеселев. — Моей страсти хватит на нас двоих, вот увидишь.

Я долго смотрел на него, прежде чем что-либо сказать. Затем, наконец, промолвил:

— Хорошо, я сделаю это.

— Ты не пожалеешь об этом, обещаю…

— Боже, сколько раз я слышал это.

— Ангел! — вскрикнул он.

Через несколько секунд его штаны инижнее белье были сброшены, и он держал в руках свой медленно увеличивающийся член, направляя его на меня словно пистолет.

— Вы не думаете, что это пустая трата времени, да? — сказал я.

— Время — это единственное, чего мне не хватает.

В любом случае, это было истинной правдой. Я начал раздеваться.

Затем:

— Я готов, — я не смог до конца скрыть героическую нотку в своем голосе.

Однако, в моих обстоятельствах, погружение в эти жирные анальные глубины было словно выходом на свет.

От Commendatore Альберто Синьорелли старшему генералу полиции Джанни Каспи 13-е апреля 19?

Каспи,

Я пишу, чтобы подтвердить соглашение на освобождение Орландо Криспа. Коллиани рассказал мне, что признания Эгберта Свейна в убийствах, за которые первоначально был помещен в заключение Крисп, были полностью расследованы, и что не может быть сомнений в их достоверности.

Я уверен, что ошеломлен точно так же, как и вы. Должен сказать, как плохо все это дело отразилось на службе. Я постараюсь убедиться, что подход Коллиани к делу стая причиной важной проблемы. Как вам известно, у меня никогда не было полного доверия к способностям этого человека — я был единственным членом коллегии, который проголосовал против его выдвижения. Ну, что я вам говорил — что вы можете ожидать от общепризнанного социалиста?

Если Крисп решит подать в суд за неправомерный арест, дела пойдут несравненно хуже; также мы можем ожидать совместных действий с прессой — я вполне ожидаю заголовков на первой странице воскресных газет. Это невообразимо, какими тупоголовыми был Коллиани и его команда. Я очень разозлен, генерал, всем нам не сносить головы.

Свейн был формально обвинен. Самое лучшее, что мы теперь можем сделать — это видеть, что судебный процесс завершен, и прошел так быстро, как только возможно. Специальный уполномоченный сэр Дигби Страттон-Фиппс был самым полезным — он очень хотел забыть это фиаско, как и все мы; я написал ему от вашего лица, выражая нашу признательность.

Вот все, что я могу сказать. Пожалуйста, передайте мой поклон Сильвии.

Ваш и т. д.,

Синьорелли, commendatore.

Воссоединение

Le Piat d’Argent, Швейцария

Я пишу эти строчки в маленьком кабинете моего частного жилища над рестораном. Насколько же чище здесь воздух! Вид из моего окна — это обширная зеленая долина, окруженная на расстоянии снежными горными пиками — затем, там тянется пенистая тонкая нить, на которой горизонт целует металлически голубые небеса, более снежные горные пики и так далее. Это больше похоже на жизнь на верхушке охлажденного пирога. Отсюда я также могу видеть огромное озеро. Как же я скучаю по тройственному благоуханию моего дорогого Рима — кофе, чеснок и опьяняющий аромат сексуального аппетита! Здесь я чувствую только тающий снег и тающий сыр. Говоря на языке синэстезии, Швейцария к тому же менее интересна, так как выражает себя во внутреннем взоре и слухе моего сознания как несколько сине-серых параллельных линий, сопровождаемых скучной диатонической триадой на приглушенных мысах. Все же, мне не следует быть неучтивым.

Итак, занавес открывается на последнем акте:

Они там были, близнецы, они ждали меня на станции Термини. Я уже не думал, что увижу их снова; к тому же я был не в настроении для трогательного воссоединения. Бросить меня во время ареста, и теперь разыскать меня снова после освобождения — это и была та верная служба, которую они обещали? Я не могу испытывать ничего, кроме глубокого разочарования в этой паре с того самого момента, когда стало ясно, что их молчание продлится также долго, как и мое тюремное заключение. О, я должен воздержаться от неизбежного, я продолжал надеяться, что так или иначе, каким-нибудь образом они свяжутся со мной, не подвергая себя риску — но нет. Они были корыстными, вот и все. А какие еще объяснения могут быть?

Жак бросился обнимать меня, но я грубо оттолкнул его от себя.

— Маэстро? — сказал он, смутившись и слегка отойдя назад.

— Я думаю, что чем меньше мы сделаем друг другу — тем лучше, — сказал я.

— Что? Я не понимаю…

вернуться

192

Дрожь, озноб (фр.).