Потом на корабле работала серьёзная комиссия под руководством вице-адмирала Владимира Григорьевича Бескоровайного, опытнейшего подводника. Он самолично изучал наш вахтенный журнал, прокладку, документы. Сделал вывод — командир К-407 не виноват.

Главный штурман ВМФ контр-адмирал Валерий Иванович Алексин после изучения наших карт сказал мне: «Командир, твоей вины нет». Знаю доподлинно, что приказ о моём наказании переделывался трижды. И только в третьем варианте Главком объявил мне НСС (неполное служебное соответствие) и приказал списать ремонт корабля за счёт командира.

Я просил разрешить нанести на рубку цифру «1» — за уничтожение корабля вероятного противника. Не разрешили.

Всё было за почти вековую историю советского флота; и корабли взрывались и тонули, и чудовищные пожары полыхали на атомных ракетоносцах, и арсеналы на воздух взлетали, и перебежчики в офицерских погонах, забыв про честь и долг, устремлялись на катерах в сопредельные страны… Всё было. Такогоне было…

Пятьдесят восьмую годовщину Октября в Риге отмечали так же, как и в других приморских городах, — морским парадом. Неожиданно для всех большой противолодочный корабль «Сторожевой» поднял якорь и вышел из парадного строя.

Это случилось на второй день празднования, 8 ноября, в 23 часа 10 минут.

Набирая скорость, военный корабль, оснащённый пушками и ракетными установками, ринулся в открытое море.

За час до этого события на корабль позвонил командующий Балтийским флотом вице-адмирал Косов; вместо голоса командира он услышал голос его заместителя капитана 3-го ранга Саблина, который доложил, что на борту полный порядок.

Тем не менее никто не знал, куда и зачем устремился корабль.

В 23 часа 40 минут офицер, сбежавший со «Сторожевого» по швартову, сообщил, что на корабле бунт.

Балтийский флот был поднят по боевой тревоге.

Вице-адмирал Косов приказал кораблям, стоявшим на Рижском рейде, догнать мятежника и доложил о ЧП в Москву.

Тревожный звонок застал Главнокомандующего ВМФ СССР Адмирала Флота Советского Союза Горшкова на даче; по дороге в Москву он связался из машины с министром обороны страны маршалом Гречко.

Приказ министра был краток: «Догнать и уничтожить!»

Корабль держал курс в ворота открытой Балтики — в Ирбенский пролив.

Косов:«Пограничники просили разрешить снести ходовую рубку вместе с Саблиным из пулемётов. Я не разрешил».

Брежнев ещё спал, когда вице-адмирал Косов поднял в воздух полк истребителей-бомбардировщиков Су-24.

Вслед за ними по приказу маршала Гречко взлетел полк стратегической авиации — ракетоносцев дальнего действия Ту-16.

«Сторожевой» предупредили: при пересечении 20-го меридиана будет нанесён ракетный удар на уничтожение.

9 ноября в 10 часов утра адмирал Горшков передал по радио на «Сторожевой» приказ: «Застопорить ход!»

Капитан 3-го ранга Саблин ответил отказом.

Маршал Гречко повторил приказ от своего имени.

Вместо ответа Саблин передал в эфир антибрежневское Обращение: «Всем! Всем! Всем!..»

Корабельный радист в конце текста добавил от себя: «Прощайте, братишки!»

Ирбенский пролив, как всегда, был забит торговыми судами; из тумана выступали только верхушки мачт.

Чтобы найти среди них «Сторожевой», лётчики снижались и читали на бортах номера.

В 10 часов 25 минут истребитель-бомбардировщик Су-24 пересёк курс корабля очередью из авиапушек.

Осколки бомб со следующего самолёта прошили борт «Сторожевого».

Корабль застопорил ход; на его палубу высадилась абордажная группа; Саблин был арестован.

«Сторожевой» вернули в Ригу; началось следствие…

…День своего выступления он приурочил к семидесятилетию подвига лейтенанта Шмидта.

Своему сыну он завещал портрет мятежного лейтенанта, который написал сам.

Но, право, у Шмидта выступать против самодержавия было гораздо меньше оснований, чем у Саблина — против брежневской партократии. Достаточно сравнить, как их судили: Шмидта — гласно, Саблина — тайно — и как их расстреляли: Шмидта — на морском просторе, под солнцем, исполнив последнюю волю его до конца; Саблина — выстрелом в затылок под тяжкими сводами тюремных подвалов.

И всё же история поставила эти имена рядом, хотя они и были очень разными людьми — Пётр Шмидт и Валерий Саблин…

«…Приезжая в Беловежскую Пущу, бровастый охотник усаживался в „уазик“ со снятым лобовым стеклом, выставляя вперёд карабин, принимал стаканчик любимой перцовки и включал зажигание. Долго потом егеря находили на лесных дорогах расстрелянных или задавленных оленей, косуль, кабанов…» — так поведал в «Собеседнике» о «королевской» (генсековской) охоте секретарь Украинской экологической ассоциации Владимир Борейко.

В тот год им вручали награды почти одновременно: Маршалу Советского Союза Брежневу и капитану 3-го ранга Саблину. Первому — украшенную бриллиантами «Маршальскую звезду», второму — томпаковую офицерскую звезду «За службу Родине в ВС СССР» III степени: Родине он служил в океане на большом противолодочном корабле «Сторожевой».

Этим двум звёздам суждено было разное: одной — бриллиантовой — бесславный закат, другой — медно-цинковой — долгое затмение…

А пока Брежневу прилежно рукоплескали. В гуле хорошо организованных оваций потонул гневный грохот железа. То стучали костылями по батареям водяного отопления безногие фронтовики в Московском госпитале инвалидов войны, что на Преображенской заставе.

По «Маяку» только что передали сообщение о награждении Брежнева высшим полководческим орденом Победы. Сначала стала бить одна палата, к ней присоединилась другая, третья, и вот уже все этажи зашлись от грохота. Били в гулкий металл от обиды и возмущения те, чьи боевые ордена вобрали в себя цвет крови своих кавалеров… Набатный бой этого протеста не донёсся до слуха четырежды звездоносного, зато был услышан в высоких инстанциях. Госпиталь на Преображенке расформировали в считаные дни…

Нет, в те безгласные годы молчали не все. И Валерий Саблин явно из породы гневных фронтовиков, даром что в 1941-м ему было всего три года…

В 1975-м он служил на Балтике, я — на Севере. Мы были коллегами, корабельными замполитами: он — на сторожевом корабле, я — на подводной лодке. В морях мы не встречались, на берегу тоже. Фамилию его я услышал поздней осенью. Командир мой вполголоса рассказал о невероятном.

…На второй день ноябрьских праздников из парадного строя военных кораблей в Риге самовольно вышел ВПК «Сторожевой» и двинулся в открытое море. Замполит арестовал командира, занял его место на мостике и повёл корабль в нейтральные воды. Там он обратился по радио к руководителям страны с неким революционным воззванием. Поднятые в воздух самолёты остановили «Сторожевой» предупредительными залпами. А когда командиру удалось освободиться, он, поднявшись на мостик, тяжело ранил из пистолета своего заместителя по политической части — Саблина — и вернул корабль в базу.

Трудно было поверить, что вся эта история разыгралась в наше время, на нашем флоте.

Потом в кают-компании толковали разное. Мол, содеял это душевнобольной, которого вовремя не распознали. «Никак нет, — утверждали другие, — Саблин — внук того самого белогвардейского адмирала, что отказался в восемнадцатом выполнить приказ Ленина о затоплении Черноморского флота под Новороссийском; его завербовала шведская разведка, и потому он пытался угнать корабль в Стокгольм». Третьи уверяли, что-де сделал он это назло командованию, так как служба у него не пошла; задержали звание, не давали квартиру — вот и решил сразу всем отомстить.

Впрочем, нашли тогда для себя довольно удобное объяснение — авантюра. Ломать голову над смыслом происшедшего было некогда: мы собирались на боевую службу — в океан, далеко и надолго. Да мало ли авантюристов на белом свете…