И захлопотала по избушке. Быстро и умело подмела пол, выкинула мусор за дверь. Потом поставила на обрубок дерева мешок, стала вынимать из него всяческую еду: дичь, жареную рыбу, пироги, кувшины с вином и водой…

Он смотрел на нее и испытывал истинное наслаждение видеть ее, следить за каждым ее движением, пожирать ее взглядом. Он готов был упасть перед ней, прижаться к ее худеньким ножкам, бедрам, обнять гибкий стан и замереть от счастья, забыв обо всем на свете.

«Ивица, Ивица, — шептал он про себя, — ты околдовала меня. Ты моя маленькая, бесшабашная колдунья. Ты подчинила меня, отняла мою волю, ты вертишь мной как хочешь…»

Она повернулась к нему, улыбнулась и сказала:

— Прошу к нашему шалашу. Перекусим с дорожки…

И хотя он был сыт, все равно присел за стол, поднял бокал с вином.

— Неужели мы вдвоем? — только и смог он выдохнуть.

— Да. И теперь навсегда.

«Навсегда!» — торжествующе повторил он про себя и махом выпил вино. Она кинула ему полотенце, и он вытер им губы. Попросил:

— Иди ко мне!

— Сейчас, сейчас! — тотчас откликнулась она и стала прибираться на столе, с поощряющей улыбкой поглядывая на него.

Неожиданно он почувствовал слабость во всем теле. Ивица поплыла перед его глазами, он откинулся на постель и мгновенно заснул.

Он не знал, сколько времени спал. Проснулся внезапно, словно кто-то толкнул в бок. В окошечко пробивался солнечный свет. Голова шумела, он ничего не мог сообразить, никак не мог понять, где находится.

Наконец вспомнил, позвал:

— Ивица! Ивица!

Никто не ответил. Тогда, с трудом поднявшись, выпел из избушки. Ярко сияло утреннее солнышко, воздух был напоен здоровым сосновым запахом.

Он вновь позвал:

— Ивица? Куда ты запропастилась?

Однако ему никто не ответил. Тогда он стал взглядом искать коней. Их не было. Страшная догадка начинала заползать ему в душу. Он ее гнал, в нее не хотелось верить. Обошел избушку, вглядывался в темную чащу теса. Ни Ивицы, ни коней.

Только тогда дошел до него страшный смысл происшедшего. Он вспомнил свадьбу, Зарену, собравшихся в тереме купца гостей… Холод окатил его с головы до пяток, свет померк в его глазах. Он упал на колени и стал качаться из стороны в сторону, со стоном повторяя одни и те же слова:

— Что я наделал? Что я наделал?

Потом он долго сидел на порожке избы. Постепенно нему стала возвращаться способность оценивать положение. Ясно было одно, надо выбираться из леса. Но в какую сторону идти, он не имел никакого понятия.

«Надо подняться на самое высокое дерево и, может, удастся увидеть или селение, или реку», — наконец решил он.

Он выбрал сосну, вскарабкался на ее вершину, огляделся. Кругом, насколько хватало глаз, расстилалось безбрежное лесное пространство. Никаких признаков жилья. Ничего, кроме молчаливого скопища деревьев.

Олег слез с дерева, присел возле него и стал напряженно думать. Он вспомнил, что прибыл в эти края с севера, там лежало Ладожское озеро. Если идти в полуночную сторону, то когда-нибудь выйдешь на него. На востоке, он знал, течет река Волхов. Если двигаться на восход, то ее не минуешь. К тому же она, по-видимому, гораздо ближе Ладожского озера. После некоторого колебания он остановился на втором варианте.

Вошел в избушку, пошарил по углам. Ивица оставила ему еду и оружие — меч, нож, лук и стрелы, а также кремень, кресало и трут. С этим не пропадешь.

Он шел и перебирал в голове события последних дней. Да, если бы он не стал выпивать с викингами, такого бы не случилось. Как бы не любил он Ивицу, она не смогла бы увести его из-за свадебного стола. Он допустил промах, за который и обидно и стыдно и за который он скоро поплатится. Но что поделаешь, прошлого не вернуть. Близок локоток, да не укусишь. Главное сейчас, побыстрее выбраться из леса, а там жизнь покажет, как поступать.

Обиды на Ивицу у него не было. Она не лгала и не обманывала. Она постоянно напоминала ему о том, что он зря ухаживает за ней, что она не любит и никогда не будет его. Этого он не понимал или не хотел понимать. Разве не откровенно насмехалась она над ним в самую первую встречу в тереме посадника Богумира? Разве не избегала малейшей близости с ним во время всех встреч? И как он не мог понять простых вещей?

И он ответил себе честно и откровенно: потому что он любил ее. Любил первой своей любовью, страстной и всесокрушающей. Он и сейчас ее любит, несмотря на то что она так поступила. И если бы она вновь позвала его и отдала свою любовь, он вновь бросил бы все и устремился за ней — на подвиг или гибель…

На третий день Олег вышел к Волхову и через два часа ходьбы оказался возле крепостных ворот Ладоги. Стоявшие у ворот охранники с трудом узнали его. Он оброс бородой, платье было изодрано.

— Конунг, — сказал один из них по имени Харальд, — тебя ищут и не могут сыскать. Иди к купцу Велегосту, ты очень нужен.

Велегост встретил его на пороге своего дома.

— Олег, как же ты, Олег? — с болью в сердце проговорил он. — Что ты наделал, Олег? Поди, быстрее переоденься и надо срочно принимать решения. Безотлагательно!

— А что случилось?

— На Ладогу идет кривичский князь Тримир! Восстали и словене, и мери, и весь, и чудь. Все они движутся на нас. В городе не спокойно, можно в любой момент ждать выступления. Беда, конунг!

Олег резко повернулся к нему:

— Побежишь вместе с нами?

Велегост немного подумал, ответил:

— Нет, конунг. Куда мне деваться от своего добра? Да и какое преступление я совершил, за что меня наказывать? Что тебя пригрел? Многие другие услуги тебе оказывали. Так что, надеюсь, все обойдется.

— Ну как знаешь.

Олег зашел в свой дом, переоделся в воинское снаряжение, позвал к себе сотских и тысяцких. Не обращая внимания на их хмурые лица, приказал:

— Грузиться на корабли. Отплываем сегодня.

Никто не возражал, и Олег лишний раз убедился, что решение принял верное.

Надвигался вечер. По небу неслись чернорваные облака, накрапывал мелкий дождь. Норманны торопились, снося тюки с мехами, одеждой, разным барахлом.

Вдруг к кораблям устремился воин с крепостной стены. Стал кричать издали:

— Из леса вывалилась толпа вооруженных людей! Идут на Ладогу!

В то же мгновенье Олег заметил, как из многих домов стали выскакивать горожане с мечами, пиками, топорами, косами и вилами и устремились к пристани.

Он бросился к кораблям, крикнул на ходу:

— Бросайте все! Отчаливаем!

— Конунг, на крепостных стенах остались викинги! — крикнул кто-то.

— Рубить концы! Ни минуты промедления! — повторил он, заскакивая на ближайшее судно.

Викинги сели за весла, и корабли медленно двинулись по течению Волхова.

В это время на пристань выбежала толпа разъяренных людей. В норманнов полетели стрелы и дротики, люди прыгали, кричали, орали, визжали:

— Трусы!

— Грабители!

— Разбойники!

— Попробуйте вернуться, мы вам покажем!

Суда отошли уже на значительное расстояние и крики стихли, когда на пристань вышел посадник Богумир. Глядя вслед норманнам, произнес спокойно и сурово:

— Пусть плывут. Море просторное, места всем хватит.

И добавил после некоторого молчания, больше для себя:

— Успел-таки ускользнуть, пес шелудивый…

Часть третья

НОВГОРОД

I

Халльгерд с утра принялась за приготовление теста. Она просеяла пшеничную муку через сито, всыпала в квашню, а затем разбила туда яйца, вылила растопленное сливочное масло, теплое молоко, положила хмель, соль и начала месить. Это было самое трудное — хорошо вымесить большую массу теста, вымесить так, чтобы не осталось ни одного комочка муки. У нее стал мокрым платок на лбу, по ложбинке спины побежали холодные струйки пота, но она упорно продолжала напряженные, однообразные движения.