Нервы Виктора опять натянулись. Сама мысль о том, что в его жизнь и в жизнь некоторых других людей вмешался дух Болотного Зверя, напрягала. А чего он хотел? Болотный Дух, со времен нашествия татаро-монголов, которые и привезли его в здешние топи, пребывает там уже сотни лет, и все эти века возле болота жили люди. Время от времени Демон выбирал себе ЖЕРТВУ! Так что не случайно Якова обокрали, и он соорудил средство обороны своего жилища, а корова потерялась, не случайно парни искали работу, Юлина мать заболела, а в Россию прилетел американский ученый. Все стали ЖЕРТВОЙ!

— Я думаю, Яков и его дочка теперь с Ним, — закончил Буба.

— Кто тебе рассказал о Нем? — Виктор достал из нычки в нарах потертый окурок, прикурил, сделал пару затяжек и протянул оставшееся Бубе.

— Мать, — Буба с благодарностью принял окурок, — Пыталась обучить меня своему ремеслу. Она колдунья. Только я неспособным оказался. Она проклинала моего отца, — я, дескать, весь в него уродился. Не надо было рожать от плотника, а то, вот, я — тоже плотник и вышел.

У Виктора зародилось предчувствие.

— Ты, случайно, не из Конино родом? — спросил он Бубу.

— Из Конино, — согласился тот.

— А твоя мать не на Трудовой улице живет?

— Трудовая 14-ать.

— Баба Маша?

— Мария Васильевна. Ты знаком с ней?

— Один человек снаряжал научную экспедицию на болота, я в ней участвовал. Баба Маша нам помогала всякими советами… Так, ты, выходит, ее пропавший сын?!

— На те! Пропавший! Сама меня отфутболила из-за моих неспособностей, а теперь, значит, вспоминает? — презрительно сплюнул на пол Буба, однако тут же его презрительность уступила место безмерной тоске в глазах. — Ты давно ее видел? Как, хоть, она там?

— Хорошо, — улыбнулся Виктор, — Жива и здорова. К тому же, наш главный, — тот человек, о котором я недавно упомянул, за ее консультации и за то, что она путь нашей экспедиции через болото указала, денег ей отвалил немерено. По ее требованию, кстати. Зачем старой женщине так много бабла — я даже не понимаю. Этого на целую семью хватит, чтобы она лет… десять ни в чем не нуждалась.

Буба, прохаживавшийся до этого по проходу, мимо нар, туда — сюда, остановился и взглянул на Виктора. В глазах мужичка читалась неимоверная радость.

— Ништяк, братан! Деньги она с вашего босса, наверняка, не для себя стребовала, а для моей дочки и жены, — сказал Буба, — Я, ведь, сам-то ничего не смог для них по-хорошему сделать. В свое время окончил лесотехнический техникум. А что такое лесотехнический техникум? Тьфу — да и только. В Череповец с женой уехал — лучшей жизни искать. Тогда, правда, советские времена еще были, поэтому, квартиру просто так получил… Но дальше перестройка грянула. У меня и так денег никогда особо не было, а через несколько лет еще и дочка, про которую я говорил, родилась. Потом же всякие инфляции с деноминациями пошли. Короче, за душой — ни копейки не осталось. Дальше — хуже. Сначала перебивались, конечно, — я сторожем работал, дворником, а потом запил и эту работу потерял. Пытался еще куда-нибудь устроиться и опять напивался. Череповец — город небольшой, вскоре мест, где можно хоть как-то заработать вообще для меня не осталось…

Виктор подождал, пока Буба переведет дух, после чего задал еще один вопрос:

— Почему я здесь, ты, наверное, догадываешься. Болото погубило всех, с кем я в леса отправился, и, теперь, меня подозревают в убийстве этих людей, — словно я их убил. А ты-то как тут оказался?

— Дурацкий случай, — махнул рукой Буба, — Хотя, могу рассказать, если интересно.

— Валяй, все равно делать нечего, — усмехнулся Виктор.

— Дурацкий случай, — еще раз повторил Буба и покачал головой, — Раз интересно — слушай. Дочке моей исполнилось семнадцать лет, а подарка стоящего я не подарил. Купить было не на что…

Бедственное положение семьи Бубы напомнило Виктору об Этне и Алексее, — пьянство, — неизменный бич русских людей, — все одинаково.

— Подарил, помню, какой-то гребешок. Что это за подарок на день рождения?! И, вот, выхожу утром на автобусную остановку. Надо было на биржу труда съездить, пособие по безработице получить. Гляжу, какая-то женщина оставила на лавочке, под навесом, коробку с картинкой на ней проигрывателя этих… дисков…, кино на них можно смотреть.

— Ди-ви-ди, — подсказал Виктор.

— Точно! Причем не такого, который к телевизору подсоединяется, — телевизор-то у нас совсем плохонький стал, а прямо с экраном… Оставила, значит… Сама же к киоску Роспечати отправилась, — за несколько метров от лавки. Не знаю, молния у меня в мозгах какая-то пронеслась. Думаю: вот это был бы подарок дочери! И я, дурья башка, схватил эту коробку и побежал. Парень какой-то, на остановке, заметил и крикнул: держи вора! Я же, в тот момент, волновался сильно, и ничего вокруг не замечал, включая и того, кто мне подножку поставил. Запахал, я, значит, носом по асфальту. А тут вдруг менты нарисовались. Наверное, где-то рядом, случайно были. Коробка та ударилась об асфальт, и из нее вылетели на тротуар не диски, и не проигрыватель, а, чего бы ты думал?

Виктор пожал плечами и вопросительно взглянул на Бубу.

— Сухое дерьмо! Оказывается, эта дама на дачу собралась, в пригород. Ей надо было удобрения довезти. Думала — гадала: в чем? Подвернулась коробка от проигрывателя, — удобная, с ручкой. Сперва, менты, видя, как я это ее сухое дерьмо, плача в захлеб, горстями обратно в коробку засыпаю, предложили ей меня отпустить. Ущерб, мною нанесенный, уж больно мал оказался, и на кражу не тянул, в лучшем случае — все это походило на мелкое хулиганство. Но дама — ни в какую. Заявление написала и не забирает. Говорит, а если она в следующий раз настоящую электронику повезет? Пусть меня посадят, дабы впредь не повадно было. С тех пор и не решили, что со мной делать — сажать или отпустить, вот и болтаюсь в СИЗО. К тому же, я, по пути до ментовки, умудрился паспорт потерять. Может, там, на остановке выронил. Потерял и — потерял. Всем теперь говорю: стукнулся тогда сильно головой об асфальт, и память отшибло. Документов — нет. Где живу, есть ли родственники, кто я — не помню. Для всех я теперь — Буба — кислый лимон. Врачи, менты, как меня опять увидят, сморщиваются, словно им и вправду лимон на язык положили. А-а-а, говорят, Хуба — Буба, ничего не вспомнил? Нет, говорю… Жене с дочкой, без меня, наверное, лучше.

Они присели на нары, и Виктор достал еще один бычок из заначки. Потянулся дым, и потянулось время…

Прошло без малого полгода, прежде чем Виктора освободили за недостаточностью улик против него. Если быть точнее, то улик следователь не нашел вообще. Были прочесаны лагерь экспедиции и близлежащие окрестности, — ничего. Упавшие палатки, брошенный скарб, замершие, и еще не разграбленные местными жителями, машины, аппаратура, личные вещи участников экспедиции, документы, — и все. Если когда-то здесь и были какие-то следы борьбы — их уничтожила осенняя непогода. В остальном — тоже пусто — ни орудий убийства, ни, тем более, трупов. У членов следственной группы вообще сложилось такое впечатление, что люди пропали, испарились… Поэтому-то, кстати, все и шло неимоверно долго, ибо, в отличие от оперативной работы, произведенной очень быстрыми темпами, бумажная волокита, и так имея куда меньшую скорость своего продвижения, в один прекрасный миг вообще «замерзла», и растаяла, очевидно, лишь по какой-то счастливой случайности.

Съездив, первым делом, в Вологду, и успокоив родителей (дескать, со мной все в порядке и жизнь продолжается), Виктор вернулся обратно в Череповец и смыл с себя тюремную грязь — в прямом и переносном смысле.

Очистившись, таким образом, он начал обдумывать то самое продолжение жизни, о котором сказал матери и отцу.

Как ему сразу стало ясно, в данном отношении существовал один серьезный изъян — отсутствие работы (на старом месте его посчитали без вести пропавшим и, в связи с этим, сократили, причем сейчас на автобазе пока больше никто не требовался, новый же источник дохода надо было еще поискать).