Конел внимал их дружеской перепалке с какой-то затаенной грустью. Все его детство прошло в тоске по семье. Семье, у которой общие воспоминания и где разделяют твои симпатии и антипатии. Семье, где тебя принимают без всяких условий. Он пытался напомнить себе, что это мечты ребенка, а он уже взрослый и сам может строить свою жизнь, и для этого не нужна семья. А что касается общих воспоминаний, то для этого необязательна родня, их можно разделить с кем угодно. Как знать, если ему повезет, он может обзавестись общими воспоминаниями с Ливией. Для этого надо как-то убедить ее, что они созданы быть любовниками.

Он делает успехи. Он уже целовал ее, и не один раз. Да чего там целовал, впереди целый уик-энд! Случиться может все что угодно.

Конел последовал за Ферн и Ливией в дом, с любопытством оглядывая красиво обставленную гостиную: в ней было по-домашнему уютно.

— Замечательно, что вы помолвлены, — сказала Ферн, — а то Конелу пришлось бы спать на диване, а он с буграми. Я положу Бобби на раскладушку к нам, а вы займете его комнату. К счастью, я еще не выкинула старую двуспальную кровать, на которой он до сих пор спит.

Ливия ахнула про себя, когда до нее дошли слова сестры, и совсем растерялась. Она никак не предполагала, что им придется делить одну комнату, не говоря уже о постели. Она была уверена, что они остановятся у матери, которая в отношении нравов была строгой пуританкой.

Она украдкой взглянула на Конела, но по его лицу нельзя было понять, что у него на уме. Он и ухом не повел, только чуть крепче сжал губы.

— Что-нибудь не так? — нарушила затянувшееся молчание Ферн. — Что-то не похоже, чтоб у вас с этим делом было не в порядке.

— Разберемся, — выдавила из себя Ливия.

К ее изумлению, Конел обхватил ее рукой и прижал к себе, словно защищая от излишнего любопытства Ферн.

— Просто Ливия еще не привыкла, что мы помолвлены. — Его глуховатый голос подействовал на Ливию успокаивающе, и она невольно прижалась к нему.

— Ах да, совсем забыла. Покажи-ка мне кольцо. Мама позвонила мне сразу, как вы отъехали, и сказала, что оно прекрасно.

Ливия покорно протянула руку со смешанным чувством стыда за свою ложь и гордостью за тонкий вкус Конела. Победила гордость.

— Ого! Действительно красотища!

Из кухни раздался звонок, и Ферн вздрогнула от неожиданности.

— Ах, чтоб тебя! Неужели уже столько времени? Если мама не успела тебе сказать, слушай: тетя Оливия устраивает у себя обед, а ты знаешь, что она терпеть не может, когда опаздывают. Она и так уже взъелась на меня, потому что Билл сегодня допоздна на работе и приедет позже. Билл — это мой муж, — сообщила она Конелу, перехватив его недоуменный взгляд.

— Сколько у нас времени в запасе? — спросила Ливия.

— От силы минут пятнадцать. Вы быстренько распаковывайтесь, а я побегу спасать из духовки мой вклад в семейное пиршество. Встретите Бобби, скажите, что он мне нужен.

— Я вытащу чемоданы из машины, — сказал Конел и направился к выходу.

— Ваша с Ливией комната справа наверху, — крикнула ему вслед Ферн и помчалась на кухню выключать духовку.

Ливия не спеша стала подниматься наверх. Обычно спокойная, она чувствовала себя словно на американских горках: ее била нервная дрожь. От одной мысли, что придется спать в одной постели с Конелом, все чувства перемешались: здесь было и сладкое предвкушение, от которого голова шла кругом, и щемящее чувство страха. Она так часто видела в своих фантазиях, как они любят друг друга, а тут вдруг испугалась того, что может случиться. Что, если она во сне прижмется к нему или начнет целовать его или ласкать? Что он подумает, если проснется и увидит, что она рассматривает его? От этой мысли ей стало не по себе. Еще подумает, что она совсем потеряла голову от сексуальной неудовлетворенности. И будет прав.

— Ты что такая хмурая, тетя Ливия?

Ливия улыбнулась сыну Ферн Бобби. Тот выходил из ванной в конце коридора.

— Привет, Бобби. Я просто задумалась. Как дела в школе?

— Ненавижу школу! — мрачно сообщил он. — Вырасту, ни за что в школу ходить не буду.

— Да ты что! — изумилась Ливия. Обычно Бобби всегда расписывал свою школу в самых ярких красках. — Что стряслось?

— Да Майк колотит меня, думаешь, не больно? — выпалил мальчик, озираясь, словно боялся, что ему влетит за эти слова.

— Скажи своей учительнице, — посоветовала Ливия.

Бобби с презрением посмотрел на нее.

— Да я сказал, она обещала поговорить с ним. Только без толку. Он колотит меня, когда она не видит.

— Драчунов уговорами не проймешь, — раздался голос Конела снизу.

Ливия повернулась к лестнице и взглянула вниз. Конел стоял внизу весь залитый солнечным светом, лившимся из окна. Почему-то он напомнил ей новогоднюю елку. Ее новогоднюю елку, вернее, новогодний подарок ей. Обвязанный алой ленточкой. Она прищурилась, представив, что на Конеле ничего нет, кроме алой ленточки. Неясно только, куда ее привязать? На его широченную грудь? Или пониже? В качестве фигового листка…

— Это кто? — шепотом спросил Бобби, прервав ее фантазии.

Ливия вздрогнула и попыталась взять себя в руки, что становилось с каждым разом труднее.

— Это мой друг, Конел Сазерленд.

Бобби во все глаза глядел на Конела.

— Какой он большой! Будь я такой, попробовал бы Майк лезть ко мне!

— А ты дай ему сдачи, — посоветовал Конел.

— Ма говорит, что драться нельзя, — мрачно откликнулся Бобби.

— Ох, чуть не забыла! Мама просила тебя прийти, — вспомнила Ливия.

Бобби без особого энтузиазма поплелся к лестнице. Внизу он остановился, потоптался на месте и крикнул вверх:

— Не забудьте, что вам надо в воскресенье уезжать, а то я терпеть не могу спать с мамой и папой. Он храпит.

— Даю слово, — заверила его Ливия.

Насколько, оказывается, все в ее семье несдержанные. Раньше ей это не приходило в голову, а сейчас она вдруг посмотрела на все глазами Конела. Что тот о них подумает? Наверное, в его семье все по-другому. Судя по его манерам и взглядам на жизнь, он из приличной, культурной, высокообразованной семьи.

Распахнув дверь, Ливия застыла на пороге, уставившись на огромную двуспальную кровать, занимавшую чуть не все пространство комнаты.

Она вся напряглась, почувствовав за спиной Конела. Как бы она хотела разделить с ним эту постель! Но в то же время другое чувство предостерегало ее от необдуманных шагов, из-за которых она могла бы все потерять.

— Не гляди столь обеспокоенно. Я не такой уж сексуальный маньяк, чтобы нападать на женщин, — проговорил Конел, с грохотом швырнув чемоданы на пол.

От затаенной боли, прозвучавшей в его голосе, сердце у Ливии словно оборвалось.

— Меня беспокоит не это, — искренне отозвалась она. — Меня беспокоит, что ты об этом подумал.

— О чем это ты? — хмуро спросил Конел.

— Я боюсь, что ты подумал, будто я все нарочно подстроила, — сказала она, махнув рукой на комнату. — Я прекрасно понимаю, что ты слишком привлекателен как мужчина, чтобы грубо лезть к женщинам.

От ее слов у Конела немного полегчало на душе. Интересно, она действительно считает его привлекательным или говорит так, чтоб немного успокоить его? Он посмотрел в ее голубые глаза и мгновенно утонул в их глубине. Ему захотелось обнять ее и крепко прижать к себе, чтобы ее обнаженное тело приникло к его телу, а он осыпал ее поцелуями. И чтобы при этом смотреть ей в глаза и ждать, когда они затуманятся.

— Ах, вот как, — протянул Конел, не отрывая от нее своего взгляда. — С чего это ты взяла? — продолжал он, полагая, что лучше поддерживать тему привлекательности и секса: все-таки ближе к делу.

— Что взяла? — недоуменно переспросила Ливия.

— Почему ты считаешь, что я привлекателен?

Ливия открыла было рот, но промолчала. Что она может сказать? Я с ума схожу от одной мысли о тебе, от выражения твоих глаз, от твоего ума и чувства юмора, от всех твоих причуд. Все уик-энды я часами рисую тебя в самых соблазнительных позах, чтобы хоть как-то насытить свое воображение. Но только, честно говоря, все это впустую. Признание в своей безответной любви было бы не только унизительным, это звучало бы, словно из уст девчонки. Вот уж воистину история несчастной девочки, которая по уши влюбилась…