Слова Кирша сочились сарказмом. Ноэль подумал, что вести дело Лумиса он будет с той же безжалостной волей к уничтожению, которую демонстрировал Рыбак во всех своих начинаниях.

— Я могу идти? — спросил Ноэль. Все согласились, что он больше не нужен. Он едва переступил порог зала, как Руссо вышел следом за ним.

— Мой клиент хотел бы с вами поговорить, — обратился он к Ноэлю.

Прежде чем Ноэль или Кирш успели ответить, адвокат защиты прибавил:

— Разумеется, в присутствии обоих охранников.

— Каммингс, вам решать, — заметил Парнелл.

Кирш сказал, что ему не нравится эта идея.

Но любопытство Ноэля оказалось сильнее желания уйти. Поэтому он вернулся в комнату, подошёл к овальному столу и сел на том же расстоянии от Лумиса, что и прежде. Слова Рыбака он едва расслышал:

— Ну же. Спрашивайте.

Ноэля по-прежнему нервировало, что Рыбак, казалось, знает его мысли лучше него самого, но присутствие двух полисменов всё же придавало мужества.

— Вы уже поняли?

— Понял что?

— Вы знаете. Почему программа не сработала?

Лумис не сводил с него взгляда. Ответ был лаконичен:

— Нет.

— Дело было в ней, в Алане.

— В ней? — отозвался Лумис, презрительно раздувая ноздри. — В ней? Она должна была стать спусковым крючком.

Ноэлю потребовалась минута, прежде чем до него дошло, что смерть Аланы не была случайностью — она планировалась изначально и являлась ключом к успеху всего плана. Ему пришлось вцепиться в край стола, чтобы не броситься через комнату и не впиться чудовищу в глотку.

— Мне помог наркотик, — сказал Ноэль. — ЛСД. Он помог.

Лумис только отмахнулся.

Холодный гнев продолжал обжигать Ноэля.

— Может, план с самого начала был плох.

На это ответа не последовало. Казалось, Лумис погрузился обратно в свою отрешённость. Оставаться в комнате было невыносимо. Ноэль встал, собираясь уйти.

Он уже взялся за ручку двери, когда услышал у себя за спиной:

— Раньше всегда срабатывало.

Слова прозвучали так просто и прозаично, что он не смог сдержать дрожь — и поспешил скорее выскочить из комнаты.

16

Липкий холод, поселившийся внутри после слов Лумиса, прошёл, лишь когда Ноэль шагнул в вестибюль здания Уголовного суда и увидел Эрика, по прежнему в дорогом и небрежном с виду белом летнем смокинге. Он был единственным из приглашённых на ужин в «Витрину» мужчин, кто получил право такой надеть. Несколько часов, проведённых в тюремной камере, казалось, совсем ему не повредили. Он бродил по вестибюлю и рассматривал рисунок плиток, выстилавших пол.

При виде Эрика, целого и невредимого — хотя все ставки были против того, что он доживёт хотя бы до рассвета — Ноэль остановился. Ему хотелось что-нибудь сделать: обнять Эрика, прижать к себе; прикоснуться к нему и убедиться, что он не ранен, что он жив; поблагодарить его и того, кто совершил это чудо и не дал Ноэлю стать его палачом. Потом Ноэль вспомнил, что ему предстоит ещё одна задача — сообщить Эрику, что Алана умерла.

Он ждал, чтобы Эрик сам сделал первый шаг. Когда загорелое лицо обернулось к нему, выражение его казалось напряжённым, словно Эрик пытался не думать, может быть, не плакать. Он провёл рукой по выгоревшим на солнце волосам и сказал не дрогнувшим голосом:

— Интересный узор, а?

Ноэль проследил его взгляд: орнамент вился и переплетался по полу — а Эрик продолжил:

— Наверное, отправлю кого-нибудь его скопировать, потом увеличу, сделаю большую фреску и повешу на стену напротив диджейской будки. Она умерла, да? — спросил он тем же сдержанным тоном. Белая туфля оттирала белое пятно присохшей к плиткам жвачки.

— Так и не пришла в себя.

— Значит, она так и не узнала правды?

Ноэль не видел смысла и дальше что-то скрывать.

— Она знала, кто я такой.

— И думала, что ты виноват?

Ноэль вздохнул.

— Да.

— Сожалею.

Эрик помолчал, потом заметил:

— Без неё всё будет уже не так.

— Да.

Эрик наконец оттёр жвачку. На фоне серых соседок плитка казалась светло-жёлтой.

— Она звала меня с собой в Париж, — сказал Ноэль. Он и сам не знал, зачем рассказывает об этом Эрику. Знал только, что так нужно. — Мы должны были улететь шестичасовым рейсом. Она была очень настойчива. Всё уже для нас спланировала. Она умоляла меня поехать с ней. Думаю, чтобы спасти тебя.

— Чтобы спасти себя, — ответил Эрик и, ничего не объясняя, продолжил: — Ну что ж, профессор Каммингс, у вас почти получилось. Богатство, слава, счастье. Всё было так близко…

— Я побить себя готов за то, что не дал ей этой маленькой радости.

Эрик был удивлён.

— Ты ей отказал?

— Я не мог сказать «да».

— Из-за книги?

— Книга? Нет. Не в ней дело. Я сам не знаю, в чём, — ответил Ноэль, не желая вдаваться в объяснения — объяснять пришлось бы слишком много.

Эрик пристально посмотрел на него, его глубоко посаженные внимательные голубые глаза удерживали взгляд Ноэля: без вызова и соперничества, не пытаясь понять, что он скрывает, ничего не требуя и не осуждая. Он смотрел так, словно наблюдал какое-то крупное космическое явление, которое было в небе всё это время, но он только сейчас впервые это заметил.

— Я знаю, в чём дело, — сказал Эрик без тени превосходства или торжества. Он словно констатировал факт, настолько простой, что он не нуждался в повторении: — Во мне.

— Да. В тебе, — просто ответил Ноэль: это была правда.

Сзади подошла группа людей, вынуждая отступить в сторону, разрушая момент и внезапное смущение, которое охватило Ноэля после признания. К счастью, Эрик не стал развивать тему, а спросил, что случилось на слушании.

— Теперь всё будет хорошо, — ответил Ноэль, понимая, что это звучит очень неопределённо.

— Для кого?

— Для нас. Для тебя, — быстро поправился он. — Ты теперь в безопасности.

— Это утешает.

— Это была не паранойя, — попытался утешить его Ноэль. — Тебя в самом деле преследовали. Заговор действительно существовал. Теперь всё кончилось. Их прихлопнули.

— Этот ублюдок Молчак. Продал меня. После того, как я дал ему всё! Ты знаешь, что когда я его нашёл, он выдавал полотенца в Банях?

— Я никогда о нём ничего не знал, — попытался объяснить Ноэль. Ему столько всего нужно объяснить, начиная с той велосипедной прогулки. — Меня так размазало от кислоты, что я ничего не мог сделать, пока…

— Забудь. Давай убираться отсюда. У меня от этого места мурашки по коже. Я вызвал Окку. Он должен ждать нас снаружи. Поехали в особняк. Отмоемся. Отдохнём. Ты спал?

— Не было времени. Столько всего случилось.

— У меня было время. Но я боялся прилечь в этой дыре.

Он взял Ноэля за руку и пошёл к выходу. Когда они вышли за парадные двери и оказались на жаркой, залитой ярким солнцем улице, Эрик обнял его за плечи. Ноэль не вздрогнул, не сбросил его руку.

— Теперь мы будем вместе, ведь так? — спросил Эрик.

— Да, — отозвался Ноэль, сам поражённый лёгкостью своего ответа.

— И не только потому, что Алана бы так хотела?

— Это одна из причин. Но не единсвенная.

— Хорошо. Потому что между нами было много дерьма, Ноэль, и вокруг нас тоже. Мы связаны этим. Нам придётся серьёзно потрудиться, чтобы исправить всё, что мы друг другу сделали. Я готов. А ты?

— Другого дела у меня всё равно нет.

Эрик притянул его ближе, и Ноэль положил руку ему на пояс. Они вместе спустились на улицу по короткой лестнице. Ноэлю казалось, что после двадцатилетнего путешествия к неизвестной цели, он наконец начинал нащупывать свой путь. Он всё ещё не знал точно, куда ведёт эта дорога, но по крайней мере он был уверен, что его путь и путь Эрика совпадают.

Остановившись на тротуаре, Эрик оглядывал улицу в поисках «Роллс-Ройса».

Внезапно Ноэль почувствовал пронзительный холод, который не перекрывало даже тепло и близость Эрика.

Дворецкий ждал их в двух кварталах к северу, он высовывался из окна в крыше и махал им рукой. Был почти полдень. Движение между Фолей-сквер и Канал-стрит постепенно приближалось к своему обычному состоянию дневного хаоса. По-прежнему в обнимку они двинулись к лимузину.