Крыльцо, в отличие от ворот детинца, не охранялось, и спросить, где искать здешнего правителя, было не у кого.

Неожиданно с одной из башен послышался громкий стук, сразу со всех сторон зазвучали голоса, послышался топот. Вскорости из строений под стенами выскочили десятка два дружинников, еще несколько воинов стремглав вылетели из дверей дворца. Один из них показался вербовщику знакомым, и он громко окликнул ратного человека:

— Эй, боярин! Я по уговору на службу пришел. Где мне князя вашего сыскать?

Тот чуть замедлил шаг, вспоминая, кивнул:

— А-а-а… Давай с нами!

Ротгкхон, не тратя драгоценных мгновений на раздумья, вместе с остальными дружинниками кинулся под башню, через низкую калитку выскочил на берег реки, помчался вниз по узкой тропинке, выскочил на причал, запрыгнул в узкую, низкую и длинную лодку. Кто-то скинул веревку, дружинники рассыпались по бортам, схватились за весла и стали грести не жалея сил, пересекая реку к противоположному берегу.

В лодку вместилось двадцать два воина. Гребли десять из них, остальные смотрели вперед, сжимая мечи и копья. Немного выждав, вербовщик все-таки спросил:

— Куда мчимся, что случилось?

— Дым над Тешинским кордоном, — указал вперед боярин.

Там, очень далеко, к небу и вправду тянулся слабый сизый дымок. Видимо, сигнальный.

— Прости иноземца за наивный вопрос, — старательно подбирая слова, поинтересовался Ротгкхон. — Какая наша теперь задача?

— Деревни защитить тамошние. Отогнать разбойников, вернуть добро, коли захватить что успели. Коли они туда на лодках пришли, то, стало быть, навстречу поплывут, перехватим. А коли верхом… — Воин замялся. — Лошадей переправлять — дело не быстрое. На ушкуях всяко раньше успеем добраться. Как тебя зовут, иноземец?

— Лесославом.

— Меня Валуем родители назвали, боярин я буду. Это дружинники княжеские: Журба, Гродислав, Вяченег, Данимир… Хотя все едино всех разом не запомнишь. Давайте, родимые, быстрее, быстрее!

— Гони не гони, все равно день пути выйдет, — покачал головой седобородый дружинник, удерживая островерхий шлем в руке. Солнце играло на его кольчуге, рассыпаясь множеством крохотных радуг. — Верховые обгонят. На реке же при любом раскладе татям уйти не удастся.

— Чем раньше доберемся, тем меньше нашкодить успеют, — ответил боярин Валуй. — Гребем, гребем, быстрее!

Ушкуй, промчавшись около версты вниз по течению, свернул на юг в устье довольно широкой реки, гребцы сменились и погнали лодку вверх. Один из уставших воинов сунул свое весло Ротгкхону, и вербовщик не стал спорить. К тому же, если туземцы от нагрузки просто выдыхались, то его мышцы становились только крепче, восстанавливая белково-окислительный тонус. Так должно было происходить дней десять, до возвращения изначально наработанного силового каркаса организма. Во всяком случае, так было указано в инструкции к стандартному стимулятору летного состава.

Впрочем, это вовсе не означало, что ему не приходилось выкладываться до самого крайнего предела.

У широкой излучины с медлительным, поросшим кубышками плесом гребцы вновь сменились, попадав на дно между сиденьями, их место заняла отдохнувшая смена. Ротгкхон валялся на шершавых досках вместе с остальными, задрав ноги высоко к борту, и смотрел на упрямо стиснувших зубы туземцев. Они работали, будучи одетыми в войлочные и стеганые поддоспешники, в кольчуги, некоторые оставались в тяжелых шлемах. С одной стороны, это было понятно — враг мог показаться в любой момент. С другой — снаряжение каждого весило чуть ли не столько же, сколько сам боец. Как можно под такой тяжестью грести, сражаться, бегать — Ротгкхон совершенно не представлял. Броня вербовщика была легче раз в двадцать — и то доставляла немалые неудобства.

Новый тихий участок, новая смена — Лесослав занял место у борта ушкуя, погрузил длинную узкую лопасть в воду, скребнув кончиком по дну, и, подлаживаясь под общий ритм, погнал лодку вперед, от излучины к излучине.

Река сузилась, расширилась, опять сузилась, растеклась заросшим камышом плесом, потом нырнула в чащобу, ужавшись до ширины в несколько шагов. Деревья становились все реже и реже, уменьшались в высоту, берега просели вниз — вербовщик понял, что они попали в самое настоящее болото, непроходимую топь. То, что казалось берегом, качалось на расходящихся от ушкуя волнах, со всех сторон пахло гнилью, от леса остались только низкие, скрюченные березки и сосенки — да и те большей частью сухие. Команда притихла, боярин на всякий случай подтянул лук поближе — но навки, анчутки, болотники и водяные обошли оружных людей вниманием, никак себя не проявив, и скоро река снова разошлась белыми пологими пляжами.

Очередная излучина — впереди показались мостки, связанные из плотно уложенных сосновых стволиков в руку толщиной.

— Ну-ка, подверни, — указал на них боярин.

Журба послушно наклонил рулевое весло, и лодка мягко выскочила на пологий, заиленный пляжик. Ратники, надевая шлемы, расхватали рогатины, взялись за щиты, стали выпрыгивать в траву. Ротгкхон, стараясь вести себя как все, держался в середине отряда.

Особо не таясь, дружинники поднялись вверх по берегу. Уже через сотню шагов впереди показались крыши домов и сараев, одинокий колодезный журавль с побеленной шеей, макушки сметанных стогов.

— Что-то больно тихо в деревне… — первым заметил неладное Журба. — Ни мычит никто, ни ржет, ни разговаривает.

Воины ускорили шаг, вышли на окраину.

Селение по-прежнему выглядело мертвым: ни гуляющих кур, ни скотины на выпасе, ни баб в огородах, ни играющих детей.

— Может, в схрон ушли? — предположил один из ратников. — Коли дым тревожный с кордона пускают, тут надобно по-быстрому добро все хватать, скотину на веревку — и ныкаться. На пару часов припозднишься, уже и поздно окажется.

— Может, и ушли… — согласился боярин. — Журба, здесь останься. За лодкой присмотри и по сторонам. Давайте, братки, по трое разбивайтесь и в дома загляните. Данимир, со стороны дороги избу глянь, а ты, Вяченег, вон с той начни, где труба дымится. Лесослав, ты при мне побудь. Вижу, ты и без щита, и без шлема. А во дворе тихом и засада нередко случается.

Дружинники разошлись, и вскоре Данимир подал голос:

— Боярин, глянь, что тут такое!

На дворе дома, в который его послали, лежал навзничь крупный мужчина в повседневной одежде, весь в крови и с глубокой раной на голове. Данимир присел рядом, осторожно потрогал кровь пальцами:

— Часов пять, как зарубили. Видать, около полудня ворвались. Не схоронились никуда смерды. Видать, не заметили дыма тревожного. Али не обратили внимания.

— Три двора, — оглянулся боярин. — Чтобы добро все собрать, скотину, окрест порыскать — это часа три надобно, не менее. Дорога не затоптана, рать приходила малая. Мыслю, пограбили и назад повернули, дальше к Мурому не пошли. Тати порубежные это балуют, не дружина.

— Так ведь уходят! Догонять надобно! — не понял размеренных рассуждений дружины Ротгкхон.

— Поздно, — покачал головой Данимир. — Они не меньше часа в пути. Коли кованая рать быстро поспеет, то догонят, это верно. На свежих лошадях можно и два дня без отдыха идти. Милостью Велеса княжич Святогор у Оки препятствий не встретит.

— Да вы что? — совсем растерялся вербовщик. — Они же с добычей, со скотом, полоном! Там коровы, овцы… Догоним запросто!

— На ушкуе бы догнали, — согласился боярин Валуй. — Но Теша тут на восток отворачивает, а тракт к югу уходит. Не пешими же нам бежать? Верховые, полагаю, ужо переправились и вскорости примчатся.

— А если задержка какая? — Ротгкхон перевел взгляд с запыхавшегося Данимира на боярина и обратно, и понял, что да — они никуда не побегут. В тяжеленных кольчугах, со щитами и копьями, после целого дня работы веслами — не бегуны. Пешком же — тоже верно, разбойничьего обоза не настичь.

Вербовщик перебросил боковинное копье из руки в руку и переспросил:

— Интересно, а сколько их? Татей? Двадцать, тридцать? Полста?