Женщина говорила еще много слов. Злых, неприятных, но они больше не трогали девушку. Она застыла посреди кухоньки, обнимая давно остывший чайник. Она не смотрела на нежданно негаданно явившуюся гостью. Женька смотрела в окно. На сияющие огромные звезды. И ей так хотелось оказаться рядом с одной из них и коснуться рукой сгустка концентрированного ярчайшего счастья. Ведь она заслужила кусочек счастья?

Проводив гостью, Женька набросила на худенькие плечи курточку, обула ботинки. Новые, ни разу в мастерской не побывавшие. Горло замотала шарфом и перчатки одела. Те самые, из ангорской шерсти. Мягкие и теплые. Вышла из квартиры, дверь закрыла на ключ. До Крымского моста недалеко. Десять минут всего пешком. С него она на звезды и посмотрит. Красивые… Синие и желтые. Посмотрит и помечтает. О том, что скоро все наладится. Хорошо, снега сегодня нет. Небо чистое. В крупных блестящих камешках. И правда в алмазах. Женька улыбнулась, задрала голову вверх и погладила приглянувшуюся звездочку. А она дальше скользнула, на другую сторону моста. Спутник, наверное. Рядом они совсем — рукой подать. Встанешь на цыпочки и дотянешься… Вверх, еще выше, вытянуть руку, чуток бы повыше ей стать, на высоту бордюра, а там…

И когда Женька уже почти поймала за хвост свое улетающие счастье. Звезды. Такие милые, добрые. Вдруг предательски больно ударили ее в спину. Ослепляющим скрипучим железом… Как жаль, что девушка не знала насколько они равнодушны и как коварны бывают…

Телефонный звонок в кабинете Андрея прозвучал ближе к пяти часам вечера. Он ничем не отличался от тысяч других, которые слышали знакомые стены. Абсолютно ничем. Пока мужчина не снял трубку и не спросил немного грубым тоном, кого там черти принесли. А притащили они директора детского дома на загривке. За ту секунду, пока Мария соединяла, он успел придумать тысячу поводов доя звонка. И все они касались материального.

Мужчина был несколько раздражен. Утром он разговаривал с юристом, который будет вести бракоразводный процесс. Увы, новости не радовали. Внимательно изучив дело, адвокат пришел к выводу, что оставить принадлежащее Андрею имущество будет можно, но трудно, потому что брачный контракт не был оформлен в свое время.

— Слушаю, — отрывисто бросил в трубку бизнесмен, заранее согласный на все, чтобы ни попросила женщина.

— Здравствуйте, Андрей, — директор говорила тяжело. Словно после длинной пробежки.

Удивившись данному факту, бизнесмен поздоровался в ответ. — Не могли бы вы приехать во вторую городскую больницу, в морг? — последняя часть фразы непозволительно долго добиралась до его мозга. Она прогрызала себе путь через завалы насущных проблем, отложенных дел, нервозности. А добравшись до серого вещества, уперлась в тонкую стенку непонимания. Нечасто на протяжении человеческой жизни звучит в разговоре тяжелое и темное, словно отплированный кусок гранита слово "морг".

— В морг? — переспросил мужчина. Наконец, он понял. Распробовал четыре буквы на вкус, но Андрей задал вопрос как раз в тот короткий промежуток времени, когда логика свое отработала и бросила мяч на территорию чувств, но снаряд еще не приземлился. В мгновение холодной сосредоточенности.

— Да… Во второй городской… Надо бы тело опознать, вещи забрать, документы подписать… Столько всего сделать надо…

Лидия сказала что-то еще, но бизнесмен пропустил информацию мимо ушей. Он с пугающей ясностью осознал, что женщина умалчивает самое важное — она не произносит имя, которое вертится у него на языке и торопиться выскочить на волю. А так ли нужно его произносить? Ведь он уже знает. Догадался. Ведь иначе директриса бы ему не позвонила.

— Женя? — спросил мужчина. Тихо. Очень тихо. Горло отказывались повиноваться. Отказывалось озвучивать нелепое предположение. Разве такие, как она умирают?!

— Женя, — подтвердила Лидия. Ее голос дрогнул, отзвуки слов пронеслись по витым проводам и впились в руку бизнесмена.

— Буду… — мужчина опустил трубку.

И все сразу стало как-то неважно. Совершенно неважно. Мир сжался до размеров хрустального шарика-сувенира и укатился во тьму. Время остановилось отпечатком фотоснимка. Голова опустела. И по чугунному котелку, звучно отскакивая от стенок черепа, металась одинокая мысль: Бог мне судья… Что ж он так странно рассудил?

Андрей поднялся и вышел из кабинета. Уточнил у Марии, где находится водитель и приказ приготовить машину через пять минут. Мужчина ничего не сказал секретарю. Какой в этом смысл? Ее слезы помогут вернуть Женьку? Маленькую, хрупкую Женьку. Она не вписывалась в реальность, вот реальность и выкинула ее на обочину.

Они доехали удивительно быстро. Стемнеть не успело, как машина припарковалась на крошечной стоянки возле больницы. Молчаливый грузный охранник проводил Андрея до морга. Возможно, ему не было дело до чужого горя, сколько их таких судьбой раздавленных ежедневно приходит? А может быть, он не знал, что сказать? Да и разве слова способны утешить?

Здание в форме куба стояло на отшибе. Дорожки к дверям больницы были очищены от снега, а к его дверям протоптаны, исключая подъездную аллею к широким воротам. Они как раз открыты. Рядом стоит машина. Старая буханка. Возле нее кутается в поднятый воротник водила с сигаретой в зубах. Сухая обыденность.

Андрей спустился в подвал. В темноте он почти не видел куда ставить ногу — пришлось опереться рукой о старую шершавую стену. Подземелье. С едкими запахами формальдегида и спирта. И чем-то еще не менее режущим носоглотку. Смерть. Оказывается, у нее есть свой нестерпимый аромат…

Внизу его ждала Лидия. Сгорбленная надломленная женщина. Седые волосы уложены в аккуратный пучок. На носу очки в толстой оправе. Она не плакала. Больше не было слез, но глаза покраснели и покрылись сеточкой сосудов. Черты лица заострились, а щеки провалились. Она сама непоминала мертвеца. Древнюю королеву Смерть в своем царстве. Обреченную вечно оплакивать прошлые поколения и ныне живущие.

Санитар открыл железную дверцу морозильника и выкатил узкую лежанку с белой простыней погребальным саваном укутывающем тело.

— Зрелище не слишком приятное, — предупредил санитар. — Половина головы раскурочено. Там и собирать-то нечего было…

Андрей кивнул и сам откинул ткань. Лидия бросила всего один взгляд и отшатнулась, а мужчина будто не видел оголенной проломленной кости. Содранной ударом бампера кожи со щеки, открывающей часть челюсти и зубы. Пустой глазницы. У-образный шрам, уродующий бело тело. Он дотронулся пальцами до невредимой правой стороны лица. С холодным, так похожим на стеклянный, серым глазом.

— Я уйду ненадолго, — санитару стало неуютно рядом с людьми. Что-то жуткое, завораживаюшее было в движении рук незнакомого мужчины с замезршим лицом. — Пойдемте, подпись там надо черкануть… — он решил увести отсюда женщину, которая держалась за сердце и по всем признакам приближающуюся к обмороку. Она повиновалась и направилась следом за сотрудником больницы. Пусть попрощаются. Хоть напоследок поговорят между собой…

Андрей не заметил, что остался один. Он был занят. Он старался понять, как такое могло произойти. Ему все казалось, она сейчас поднимется, сядет на лежанке, замотается в простыню и скажет смущенно: "Здравствуй…"

— Здравствуй, родная… Прости, что не успел сказать тебе "любимая", прости, что не все цветы в окрестных ларьках купил, прости, что не был рядом…

"Ну что ты," — ответит она, — "Не расстраивайся, мне хорошо… Там… Знаешь, я сижу на ванильном облаке и ем клубничное мороженое…" — потом помолчит немного и добавит с хитрым прищуром глаз: "А как пишется "мороженое" с одним "н' или двумя? А то меня Боженька спросит, а не знаю… " — и улыбнется. Светло, как весеннее солнышко.

— Я хотел бы сидеть рядом с тобой на облаке и тоже есть мороженое, но таким, как я не место рядом с ангелами… Такие, как я обречены гореть в Аду… Я ведь грешник, родная…