В любом случае мама уехала повидаться с тетушкой Марни и оставила нас с Харпером на хозяйстве.

– Не спалите дом, – сказала она и села в свой большой серый «понтиак». Мы смотрели, как она отъезжает по подъездной дорожке, позади вздымается большое облако пыли, потом сворачивает за угол, и вот ее уже нет.

В тот вечер мы с Харпером собирались на танцы в Хидден-Велли. Там были лучшие танцы в округе, и люди обычно приезжали аж из Барри и Брейсбриджа и из Пати-Саунд. Туда привозили биг-бенд, иногда из Торонто, а иногда даже из такой дали, как Англия. Один раз я видел там «Холлиз». Они играли песню «Большая остановка». Очень странно слышать такое не по радио, а прямо перед собой.

Ганцы были с другой стороны бухты, так что мы взяли лодку. На полпути заглушили мотор и просто дрейфовали. На озере было так тихо, вода черная, словно чернила. Ничто не движется.

– Опусти руку, – сказал Харпер. – Она словно суп.

– Хорошо бы искупаться.

– Я только что уложил волосы, – сказал он.

– Точно. Я тоже.

– Я извел весь дезодорант.

– В таком местечке без него труба.

Некоторое время мы молчали, лодка просто висела в пространстве. По воде доносились голоса девушек; потом хлопнула входная дверь.

– Боже, даже страшно, как все слышно.

Несколько минут мы слушали.

– Хотел бы я, чтобы у меня была здесь девушка, – сказал Харпер. – Можно, конечно, попробовать отвезти Аннит Кинсайд домой в лодке. Сможешь добраться, если я так сделаю?

– А меня кто подвезет?

– Просто сделай мне одолжение, хорошо, если я подам знак? Не подходи и не спрашивай, когда мы отправимся домой.

– Вряд ли, – сказал я.

– И не говори старушке.

– Не скажу.

Лодка двигалась едва-едва, ее консоль светилась зеленым, словно святой дух.

– Не могу дождаться Рождества, – сказал я.

– Рождество? – спросил Харпер. – Откуда, черт возьми, ты это взял? Из-за света на консоли?

– Да, – сказал я. – Похоже, будто все замерло от холода и засыпано снегом. Я вроде бы по этому скучаю.

– Который час? – спросил через некоторое время Харпер.

– Время посмотреть на часы.

– Нет, в самом деле, мы не должны заявиться туда слишком рано. Будем похожи на пару траханых неудачников.

– Надо было одеться как близнецы. Знаешь, в одинаковых кардиганах.

– Точно. Парочка настоящихкозлов.

Я слышал, как он смеется в темноте.

– Никогда не понимал, почему эти ребята так делают. Одинаково одеваются. Даже когда уже выросли. Совершеннейшая хрень.

– Точно.

– Значит, который час?

– Десять.

– Лучше посидим здесь еще немного.

Харпер развалился на сиденье, положив ногу на борт лодки. Руки за головой. Я лежал на другом сиденье. Так мы и дрейфовали по черному озеру, глядя в небо и посылая все к чертовой матери.

Я заметил на танцполе Сэнди Хантер, но притворился, что не вижу ее. Это была местная девчонка, ходила здесь в школу. Я встретился с ней на танцах прошлым летом, на ней была белая рубашка (можно было по-настоящему видеть соски, так она была распахнута), и, когда Грег представил меня ей, я до того нервничал, что едва мог говорить. Я даже не смотрел на нее. А несколько вечеров спустя я нашел ее номер в телефонной книге и с колотящимся сердцем, словно траханый кролик, позвонил ей. Я даже составил список тем для разговора, так что не должен был оплошать. В любом случае все прошло нормально. Но самая тупая вещь на свете: как только я начал ей нравиться, она перестала отлично выглядеть. Наверное, я охладел к ней, и, когда однажды одна из ее подруг сообщила мне, что Сэнди рассказала, как мы с ней целовались, я притворился, что это большое предательство, понимаете, такого рода вещь, о которой она не должна была никому говорить, и использовал это как предлог, чтобы бросить ее. Пару раз после этого она мне звонила, просто болтовня, отчего она разонравилась мне еще больше, но я чувствовал себя виноватым, как кто-то, кто переехал собаку.

Наконец, она тоже охладела и перестала звонить, так прошел остаток лета. Я не завел другой подружки и однажды вечером снова увидел Сэнди на танцах в «Городе подростков». На ней был черный свитер с высоким воротом, маленькие соски выпирали, а я был довольно нахальным и уверенным в себе, да и нравился я ей больше, чем тот парень, с которым она была, она просто была с ним, потому что не могла быть со мной, к тому же поставили эту песню, «Дорогая», и я хлопал в ладоши и орал что-то вроде «Я просто люблю эту песню», а потом я начал танцевать и все такое, а она посмотрела на меня по-настоящему холодно, я хочу сказать, это было совершенно не в духе происходящего, и сказала: «Ты такой отвратительный».

Это меня задело, словно кто-то поймал меня, когда я пел перед зеркалом. В общем, я почувствовал себя совершеннейшим козлом. Так что с тех пор я старался держаться подальше от Сэнди Хантер, потому что ничего веселого находиться в обществе человека, которому ты когда-то нравился и больше не нравишься.

Я уже расположился в компании, ожидающей танцев. Это занимает целую вечность. Парень у двери был диск-жокеем с радиостанции Хантсвилля, и он вел себя словно это большое траханое событие и все должны видеть, как он флиртует со всеми пиздюшками. Ансамбль начал играть, и я взмок от нетерпения.

– Спокойно, – сказал Харпер.

Но я не мог, я продолжал вертеть головой над толпой, словно жираф, одаривая парня презрительными взглядами. Наконец я добрался до двери.

– Время, – сказал я, но парень просто проигнорировал меня.

Он говорил о своей жене, рассказывал какому-то парнишке, что следовало бы подождать, прежде чем жениться. Слишком большое искушение.

– Надо было думать, – сказал он, – натурально.

Словно я был кусок дерьма, точно? Я торопливо оторвался от этих двух Эйнштейнов и вошел. У меня в руке была печать, которая светилась, если ее поднести к неоновой лампе. Когда я увидел лиловый неоновый свет в зале, у меня возникло ощущение, что я в экзотическом царстве.

Я вошел и встал рядом с ансамблем. Это была группа из Торонто, Томми Грэхем и «Биг таун бойз». Я много раз видел их по телевизору. Они казались мне немного старомодными в этих одинаковых полосатых рубашках и белых джинсах – такого рода ансамбль, который перерос свое время. Но, скажу я вам, сами по себе они были классными. Я хочу сказать, они действительно могли играть. Даже Томми, который всегда казался мне просто репродуктором, семенил со своей маленькой белой гитарой, перебирая худыми ногами. Обычно я думал про себя: да, парень, только в Канаде группу перестарков, как эти ребята, выпускают в эфир. Я хочу сказать, в Англии у них есть «Битлз» и «Стоунз», а в Штатах – Боб Дилан, но здесь у нас – извольте – есть только Томми Грэхем и «Биг таун бойз». К тому же у них был настоящий барабанщик с установкой из черных роджеровских барабанов, двойным барабаном и двойным басом. Это – большая артиллерия. Я стоял у края сцены, глядя, как он играет, и испытывал самую черную зависть. Я хочу сказать, что умер бы, только бы делать что-то подобное, но он был старше меня, может быть, на четыре – пять лет, так что я решил, что у меня еще есть время.

Я оглядел помещение. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то занял мое место. Я увидел Сэнди Хантер, она разговаривала с высоким, спортивного вида парнем со стрижкой ежиком. Терри как его там. Думаю, он был капитаном команды, играющей в лакросс, настоящий тупица, но с таким парнем не пошутишь. Он без конца бросал на меня взгляды, так что я решил, что она говорит обо мне, рассказывает, какой я козел, и он просто умирает от ожидания, когда я сделаю что-нибудь идиотское, чтобы вытащить меня на парковку и вытрясти пинками из меня дерьмо. Так что я постарался не встречаться с ним взглядом.

Ко мне подошел Грег, но он был совсем какой-то трахнутый. Я хочу сказать, он всегда так себя вел на танцах, хотя даже с такими зубами мог бы оставаться человеком, но ладно, забудем об этом. Они с парой других ребят сходили к грузовику выпить перед танцами, и теперь он был буйным здоровяком, что заставляло меня нервничать. Хватал людей и обнимался с ними, вот такое дерьмо. Это было что-то вроде: посмотрите, как я надрался. Откровенно говоря, я не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что он – мой друг. Неплохо, да? Но что поделать, так оно и есть. Полагаю, если ты собираешься напиваться и вести себя как козел, то должен откидать, что люди будут шарахаться от тебя.