— Я не могу, мне нужно идти, — сказал он, садясь и одеваясь.

Трейси хотела что-то сказать, но Мэтт продолжал одеваться, и ей не оставалось ничего другого, как тоже подобрать разбросанную одежду и привести себя в порядок. Ее борьба с этим ранчо абсолютно ни к чему не приводила. Ранчо выигрывало, она проигрывала снова и снова. Земля вытаскивала Мэтта из ее теплых, любящих объятий и требовала его времени и внимания, как капризная любовница. Трейси смогла почувствовать красоту и умиротворение, которое давала эта земля, но она знала и о других чувствах, которые эта ревнивая соперница вызывала у нее. Она опускала голову, как взбесившийся жеребец, и требовала мужчину, которого любила.

— Все в порядке?

— Да, — тихо ответила она.

Мэтт и не обратил внимания, как необычайно тиха была она на обратном пути в конюшню. Он снял ее с Мейбл, бодро поцеловал и вспрыгнул на свою лошадь.

— До встречи, — сказал он.

— Хорошо, Мэтт.

Она смотрела ему вслед, пока он не исчез в облаке пыли, а потом повела Мейбл в конюшню, смахивая по пути с глаз непрошенные слезы. Волна леденящей душу грусти вновь нахлынула на нее. Неужели именно это и называется счастьем любви?

Глава 6

Следующие полчаса, прежде чем войти в дом, Трейси провела у бассейна. Первые капли дождя упали на землю, когда она подходила к веранде. В небе прокатились раскаты грома. Она поспешила войти внутрь и направилась в кухню, где Элси пекла хлеб в печке.

— Идет дождь. Это значит, что Мэтт вернется домой раньше, да? — тихо спросила она.

— Ни в коем случае. Они не могут оставить забор лежать и гнить под дождем. Они закончат работу, дождь только помешает им сделать ее быстрее.

— Конечно, — сказала Трейси, садясь на стул. — Мне бы следовало об этом если не знать, то догадываться. Представь себе дуру, которая вообразила, что ковбоя испугает дождь.

— Поешь-ка. Ленч поднимет тебе настроение.

Еда была очень вкусная, но, к сожалению, в ней не было того компонента, который бы смог развеять мрачное настроение Трейси. Она поднялась к себе в комнату и прислонилась лбом к стеклу, уставилась из окна на дождь, который покрывал землю тяжелыми мокрыми простынями. И Мэтт был там, на этом ужасном дожде. Он будет напрягать зрение, чтобы что-нибудь разглядеть в этой пелене дождя, работая с колючей проволокой, которая и так уже причинила ему боль. Элси подняла шум из-за того, что Мэтт намочил бинт в душе, а теперь он промокнет до нитки, и у него не будет возможности высушиться. Это уже слишком. Почему он не бросит все это к чертовой матери и не приедет домой, к ней? Почему он не спешит в тепло и уют ее рук вместо того, чтобы исполнять прихоти безжизненного загона, который в ответ на героические усилия Мэтта никогда не полюбит его человеческой любовью?

День тянулся так медленно, и Трейси заставила себя пойти в кабинет и собрать разбросанные листки, что валялись там с прошлой ночи. Комната, наполненная воспоминаниями, вызвала в ней такую тоску и желание немедленно увидеть Мэтта, что она приводила в порядок разрозненные записи, а потом отправилась принимать освежающую ванну.

Кендал Рамсей был в гостиной, когда Трейси появилась там. Одежда ее состояла из серой юбки и серой же в белую полоску блузы. Настроение у нее было превосходное, и она радостно приветствовала мистера Рамсея.

— Вы выглядите очень хорошо. Мэтт сегодня задерживается. Почему бы вам не приготовить напитки сегодня?

— Дождь не прекращается, — сказала Трейси, приготовив коктейль и усаживаясь в кресло.

— Да, дождь льет, как из ведра, — подтвердил Кендал.

— А Мэтт там, на дожде, и…

— Извините меня, мистер Рамсей, — раздался голос у дверей гостиной.

— Привет, Дасти, — сказал Кендал. — Заходи.

— Нет, спасибо, сэр. Я насквозь промок и не хочу оставлять следы на ковре. У меня для вас сообщение от Мэтта.

— Да? Что с ним случилось?

— Ситуация на северном загоне стала совсем плохой из-за дождя, сэр. Скотина испугалась и разломала целую секцию в заборе. Мэтт послал за подмогой, фонарями и всем прочим, чтобы мы могли заночевать там и работать посменно в течение ночи.

— Хорошо, Дасти. Я ценю твою помощь.

— Извините, Дасти, — встряла в разговор Трейси. — Вы не знаете, как рука Мэтта?

— Он ничего о ней не говорил, мадам. Я видел, что он несколько раз поддерживал ее другой рукой, но не бросил работу и не сказал ни слова о ней. — Дасти пожал плечами. — Что я еще вам могу сказать?

Сказать, что ты хозяин и что тебе чертовски больно, вот что Мэтт должен был вам сказать. Сказать, что вы его работники и что вы обязаны отремонтировать этот загон. Сказать, что вам за это платят. Как насчет такой речи, Дасти? Но вместо этих гневных слов она только поблагодарила его.

— Не за что, мадам. Рад был увидеть вас, мистер Рамсей.

— Не перенапрягайтесь там, Дасти, — сказал Кендал.

— С нами такое случалось уже много раз. Нет ничего такого, с чем бы мы не справились. Спокойной ночи.

У Трейси мелькнула дикая мысль, что она сейчас начнет кричать и не сможет остановиться. Маленькие человечки в белых халатах придут, положат ее на каталку и увезут, и она никогда больше не увидит Мэтта. Она вскочила и стала ходить по комнате размашистыми шагами, выдававшими ее возбужденное состояние. Потом она передумала и с тяжелым вздохом опустилась на софу.

— С Мэттом, в самом деле, все в порядке, — сказал Кендал добрым, успокаивающим тоном.

— Правда? Откуда вы знаете? Почему вы так чертовски уверены в этом, мистер Рамсей? Неужели даже этому есть объяснение в кодексе ковбоя? Когда закончится это безумие? Когда будет предел? Ради Бога, что Мэтт пытается доказать?

— Трейси, дорогая, зря ты так…

— Расстраиваюсь? — она вскочила на ноги и обхватила себя руками. Слезы неудержимым потоком текли по ее щекам. — Я ничего не могу понять, а мне это так нужно. Я нашла самого замечательного мужчину на свете, но он принадлежит мне, только когда мы вместе и только считанные доли минуты. Все остальное время он убивает себя работой. Я… Ох, извините меня, мистер Рамсей. Я не имела права…

— Подойти ко мне, дитя мое. Возьми эту скамейку и сядь ближе ко мне.

— Ох, мистер Рамсей, я не знаю, что со мной. Я прошу прощения за свое поведение. Это просто…

— Ты просто любишь моего сына, а тебе кажется, что ты сражаешься с тенью, с чем-то, чего ты не можешь разглядеть. Мэтт знает, что ты его любишь?

— Нет, но я уверена в одном — я никогда не любила и никого не полюблю, кроме него.

— Так и должно быть. У меня было такое же чувство к моей Алиде. Я потерял ее, смерть забрала ее у меня, но перед этим я чуть не потерял ее по другой причине.

— Что вы хотите сказать? — Трейси смахнула слезы со щек.

— Когда я женился на Алиде, она работала медсестрой в Чикаго. Я приехал туда, чтобы оформить документы на усадьбу одного моего родственника. Не знаю, что было бы, если б меня не отделали в одном баре и я не оказался в больнице скорой помощи с шишкой, размером с утиное яйцо на голове. И вот там я и встретил ее, она ругала меня, заботилась обо мне, суетилась около меня. Боже, как она была красива, такая хрупкая, как китайская куколка, но полная энергии и кокетства.

— А потом что произошло?

— Я следовал за ней по пятам, пока она не сказала однажды, что Лучше уж выйдет замуж за меня, потому что я дискредитирую всю больницу. Я привел ее в свою каморку, потому что это было все, что я имел тогда. Трейси, она любила меня всем сердцем, но, так же, как и ты, не могла понять моей привязанности к земле. Месяц спустя она объявила, что возвращается назад, в Чикаго.

— А что вы ей сказали? — спросила Трейси, глядя на Кендала широко открытыми глазами.

— Я взял ее за руки, прижал к себе и сказал, что отпущу ее, куда она захочет. Я сказал ей, что я так ее люблю, что не буду заставлять ее находиться в том месте, где она не будет счастлива. Но, Трейси, я объяснил ей, что эта земля, это ранчо у меня в крови, в моей душе. Но это не означало, что я ее любил меньше. Эта земля сделала меня тем мужчиной, в которого она поверила. Разве ты не понимаешь, что любишь Мэтта сегодняшнего и без его решимости и напористости он был бы другим, чужим.