Ноги тряслись так, что я едва вскарабкалась на подножку маршрутки, идущей до вокзала. Сведенная страхом спина простоте движений тоже не способствовала. В очереди у билетных касс мне мерещились шпионы, доверие вызывали только тетки-дачницы с сумками на колесиках да малолетние дети.

Против всякого обыкновения, сиденье в электричке я выбрала в отделении, наиболее заполненном этими тетками и кричащими детьми. Села на скамейку с краешка и всю дорогу прижимала к себе драгоценную сумку. Если банку, не приведи боже(!), у меня сопрут, кары на меня обрушатся со всех сторон.

Людская мясорубка на площади трех вокзалов мое терпение испытывала недолго. Едва я остановилась у ларька и задумалась над ценником у остывшего чебурека, как в кармане завибрировал сотовый телефон. Я вытянула его дрожащими пальцами, прохрипела «алло» и услышала тот же спокойный мужской голос:

– Езжайте на метро до станции «Авиамоторная». Выходите на улицу прямо по переходу, никуда не сворачивая.

Меня, судя по всему, собирались «вести» по моему мобильнику. Никто не оставлял для меня особый телефон в камере хранения, как почему-то представлялось мне. Резидент иностранной разведки, видимо, решил, что нечего огород городить, и общался со мной, почему-то совершенно не опасаясь прослушки.

И глупо. На мой взгляд.

Впрочем, что я могу знать об этих играх? Я слегка беспокойно топала по длинному переходу станции «Комсомольская» и очень надеялась, что где-то за спиной меня прикрывают коллеги по шпионскому цеху. Надеялась, что, как только моя нога ступила на перрон московского вокзала, коллеги меня корпоративно «приняли» и «повели». Надежно прикрывая с тыла.

Но крутить головой, разыскивая в толпе этих ребят, совершенно бесполезно. Никто мне глазом не мигнет: не трусь, мол, Соня, мы рядом, мы с тобой. Никто не ободрит, не посигналит. Я чувствовала себя патлатой лошадкой, везущей хвороста воз, винтиком в часовом механизме, шестеренкой, вальсирующей в общей шеренге.

И тем успокаивалась. Работа как работа. Другие же не ноют.

Мысли о тяжелой работе агента довели меня до выхода из подземелья. Я остановилась на вершине лестницы, покрутила головой и сразу же услышала призывное блеяние мобильника. На этот раз тот же голос посоветовал мне идти прямо по улице до остановки троллейбуса. Сесть на него и ждать следующих рекомендаций.

Я села, точнее, встала и стала ждать.

Еще дважды тихий голос заграничного шпиона выходил со мной на связь, то требовал, чтобы я села на другой маршрут, то заставлял петлять по переулкам. В конце концов он так меня заморочил, что я, совершенно заблудившаяся, не выдержала и в ответ на очередной вызов зарычала без всякого подобострастия:

– Долго это будет продолжаться?! Сколько вы меня еще крутить будете?!

– Вы уже на месте, Софья, – неожиданно и по-прежнему бесстрастно проговорил мужской голос. – Видите серый дом без окон по левую руку от себя?

– Ну.

Облезлое строение на капремонте действительно стояло невдалеке, почти на углу тихого переулка, и пугало редких прохожих видом слепых оконных рам, грудами битого кирпича и прочим мусором.

– Заходите во двор. Второй подъезд. Центральный, – четко произнес голос. – Первая квартира направо. Там идете на кухню. Положите контейнер в духовку газовой плиты.

Я затравленно огляделась. Улица за моей спиной была совершенно пуста. Двух подростков, натягивающих цепь на древний велосипед, в расчет можно не принимать. Я только что прошла мимо них, соплякам не более одиннадцати лет исполнилось, и на «прикрытие» с навыками карате они нисколько не тянули. По параллельной стороне улицы встречным курсом спешила молодая мамаша с коляской – младенец орал так, что уши закладывало, и какая-то старушенция волокла авоську с картошкой.

А где же  коллеги, спрашивается?! Где бравые парни с холодными, но дружественными глазами?!

Где?!

Кстати, где шпион спрятался, я предположительно знала. По моим представлениям, он должен был сидеть вон в той недостроенной высотке и рассматривать меня в бинокль. Он сам привел меня в этот переулок под окуляры бинокля, и теперь ему остается только руководить Соней, присматривая за путями собственного отхода.

Так, со шпионом все ясно. А где коллеги?! Я что, одна должна топать в эти развалины?! Подниматься по разрушенной лестнице, находить какую-то разоренную кухню (не исключено, что с бомжами), лазить по ржавым плитам…

А вдруг меня там кирпичом по кумполу?! Вдруг там, на этой кухне, нет никаких российских бомжей, а только иностранный резидент в нитяных перчатках да с ржавым кухонным ножом, зажатым в кулаке?!

Разыгравшееся не на шутку воображение прилепило мои туфли к тротуару, я стояла перед разоренным строением и все никак не могла уговорить себя стать храброй.

Где это чертово «прикрытие»?!

Мобильник вновь завибрировал в моей потной ладони, я ответила «ну» и услышала:

– Почему вы медлите?

– Потому что я ничего не услышала про деньги! – вредно рявкнула я. – И я боюсь!

– Деньги на ваш счет будут переведены, мы в таких мелочах не обманываем. А бояться вам, Софья, нечего…

– Учтите, – перебила его я. – Я оставила подруге письмо с подробным изложением событий, и если со мной что-нибудь случится, она пойдет в ФСБ!

– Не глупите, Софья, – спокойно произнес голос. – Идите к дому.

Легко сказать! С каждой минутой разрушенный дом и безлюдность улицы пугали меня все больше и больше. До абсолютного отчаяния. Мне казалось, что туфли мои уже пустили корни в московский тротуар и никак не желали от него отцепляться. Первый шаг дался с таким трудом, словно я только что забыла где-то костыли и заново училась ходить.

Шаг, другой, третий. Поворот во двор. Пожухлые кустики пыльной сирени, и ни одной живой души поблизости. Где же вы, соратники по борьбе с мировым империализмом, ау?! Я тут одна, пропадаю в битых кирпичах!

И только матерные надписи на облупившихся стенах как нельзя лучше соответствовали обстоятельствам и настроению.

Немного расчищенная от мусора дорожка подвела меня к среднему подъезду. Разбитая коричневая дверь болталась на одной петле и верхним углом немного перегораживала путь. Я нагнулась, проползла под висящей наискосок дверью и, попав в довольно смрадный подъезд, крикнула:

– Эй! Есть кто живой?..

В длинном коридоре барачного типа, куда я попала, поднявшись по нескольким ступеням, сквозняк гонял шуршащий целлофановый пакет, и звук, цепляясь за кирпичи и горы мусора, немного оживлял обстановку, успокаивал. Он делал пустоту не такой пугающей, он шуршал, жил и очень хотел отсюда вырваться. Вылететь в окно, повиснуть на кусте сирени и погреться на неярком осеннем солнышке.

Дверей в коридоре не было. Только проемы. Я свернула в первый же по курсу, прошла небольшую прихожую с потрескавшейся, никому не нужной рейкой-вешалкой и сразу нашла кухню. Разгромленную, словно в нее угодил фауст-патрон, но с целой газовой плитой.

Дверца духовки чуть слышно скрипнула, я сунула в ее разинутую пасть газетный комок с пемолюксом и что было силы припустила на улицу. Мне казалось, что с шорохом целлофанового пакета вслед за мной несутся духи московских трущоб, бомжи, шпионы и наркоманы с жадными азиатскими глазами упырей.

Уже на крыльце мне под ногу попался обломок кирпича, я больно подвернула лодыжку, доплелась до лавочки в кустах и, сев на единственную рейку, заплакала. Сидела, потирала ноющую ступню и роняла слезы на неприметный шпионский наряд.

Будь трижды проклят тот день, когда я ввязалась в эти игры! Женщине с таким воображением нельзя ползать по разбомбленным квартирам и подкладывать бомбы в газовые духовки! Таким, как я, это противопоказано! Я просто выдумщица с богатой фантазией…

И эта фантазия – мое проклятие, вздохнув, подумала я. Потом охнула, поднявшись на обе ноги, и поползла к жилым районам. Какая-то милая московская бабушка подсказала мне, как добраться до ближайшей станции метро. Братья контрразведчики не помогли ни разу. Ни словом, ни советом, ни делом. Я тащила больную ногу по улицам, переходам и перронам, хлюпала носом – нервное напряжение выходило по капле слезами, – и, сев в электричку, едва удержалась, чтоб не завыть в голос.