Назар шмыгнул носом и расстроенно засопел. Уходить из моей каюты он не собирался, стоял босиком на коврике и ждал, пока я и градусник не отправимся укладывать его в постельку.

Я прижала, зафиксировала банку локтем и при первом же удобном случае засунула ее под туполевскую кровать.

Температуры у любимого не оказалось. Но  болел он на совесть. Просил  изобрести ему чаю – я девушка запасливая, даже в VIP-путешествии таскаю в чемодане кипятильник и пару пакетиков чая, – куксился и хлопал ладонью по второй, пустой половине кровати.

– Сейчас, – кивнула я. – Только переоденусь.

– Во что?! – задрал брови Назар Савельевич. – Во вторую кожу?

– Сниму джинсы и толстовку, – подредактировала я.

– Снимай здесь и ложись. Хватит бегать, – приказал «карликовый олигарх» и лицом изобразил больного ребенка.

– Дай хоть свет в своей каюте выключить! – возмущенно запищала я.

– Выключай, – тоскливо вздохнул любимый и тем поставил крест на моей хитроумной затее. Заскочив в свою каюту буквально на минуту, я хотела составить подполковнику Огурцову SMS-сообщение с кратким текстом «Бабушка приехала».

Разговаривать с хамски настроенным разведчиком я не желала. Отправляю эсэмэс – и пусть сам звонит. Коли надо.

Но ихняя светлость изволили капризничать. Только я нажала на кнопку выключателя у двери, одновременно расстегивая на ходу змейку толстовки, как была вынуждена вернуться к любимому, но больному. Жалеть его и нежно шептать колыбельную.

Обняла его крепко-крепко, сразу же отпрянула – не приведи, Господи, температуру нагреть! – и, лепеча всякие благоглупости, довольно быстро усыпила тихой болтовней. С таким накопленным дефицитом сна мой любимый мог спать несколько суток подряд, подумала я с ласковостью и начала дремать сама.

А пусть его, подполковника Огурцова. Разведке тоже нужен ночной отдых. Объявлюсь завтра. С утра пораньше…

Назар Савельевич проснулся первым и посчитал себя здоровым. Я, что удивительно, тоже чувствовала себя неплохо, хотя впервые за все путешествие провела всю ночь целиком в постели с лягающимся олигархом.

– Температуры нет, – с французским прононсом объявил Назар Савельевич, пощупав свой лоб, и я тут же начала настаивать на визите в амбулаторию. – Незачем, – отмахнулся он.

– Хоть давление померь!

– У меня насморк, а не гипертония, – отрезал месье и пошел чистить зубы.

– Назар, – я возникла на пороге ванной комнаты с интонациями мамы человека-топора Ирины Яковлевны, – к врачу надо зайти. Свалишься здесь, снимут с корабля и отправят в больницу. Не исключено – сельскую.

Туполев поднял голову над умывальником и, продолжая чистить зубы, строго осмотрел себя в зеркале. Видимо, определение «сельская» чем-то пробило его твердокаменность, и, брызгая изо рта пеной, он чавкнул:

– Зайду.

– Я пойду с тобой.

Назарушка укоризненно посмотрел на меня из зеркала и красноречиво покрутил указательным пальцем левой руки у виска.

Качка укатила банку пемолюкса к самой стене под изголовье кровати, и доставать ее оттуда пришлось при помощи тапки. Вся я в узкую щель никак не пролезала и, пыхтя довольно долго, посылала небесам наискромнейшие пожелания – чтобы судовой врач оказался на месте, и Туполев не завернул оглобли, не застал меня с тапкой и банкой головой под кроватью.

Небеса услышали молитву, я успешно выбралась из-под кровати и тут же поскакала на свою половину отправлять по сотовому в разведку гордое эсэмэс «Бабушка приехала», господа!

Я уже представляла себе физиономию подполковника Огурцова, уже чувствовала на своих плечах его отеческие похлопывания, металась по своей каюте в поисках мобильника и, вся в гордыне, не могла никак припомнить, где в последний раз видела этот вредный телефон.

Обшарила все углы. Все карманы сумки и тумбы. Заглянула под кровать и переворошила на ней белье. Потом плюнула на это занятие, выглянула в окно – вдоль берега цепью стояло какое-то большое село – и отправилась звонить сама себе по туполевскому телефону.

Мобильная связь была. Звонок проходил. Но в обоих каютах не звучал.

Ноги у меня немного задрожали, подкосились, и, боясь поверить очевидному, я рухнула на кресло в каюте олигарха. Телефон в моей руке какое-то время продолжил посылать звонки в никуда и, наконец, отчаявшись не хуже меня, заснул с погасшим экраном.

Мой телефон пропал. Еще вчера я сверялась по его памяти и через аппарат Назара разговаривала с подполковником Огурцовым, и вот он – пропал. Исчез, испарился, приделал ножки и ушел.

По телу прокатила волна зябкой дрожи, я обняла себя руками – в одной из них так и остался зажатый в кулаке мобильник Туполева – и слепо уставилась на дверь.

Меня обокрали?!

Вскочив с кресла, я метнулась в мою каюту и детально обшарила все закрома. Два кольца, три цепочки и кулон – на месте. Кошелек тоже не потерял ни одной купюры или кредитной карты, из моей комнаты пропал только  сотовый телефон.

Я стояла в центре каюты, пугливо озиралась, а страх набрасывался на меня со всех сторон. Из всех шкафов, из складок штор, ползуче выбирался из-под кровати, по капле сочился из крана в ванной комнате.

Меня обокрали! И не просто так, а конкретно лишили связи.

Зачем?!?! Неужели я засветилась?!

«Думай, Софья, думай! – умоляла я себя. – Куда и когда ты в последний раз выносила свой мобильник? В ресторан? К Марченко?.. Нет, уже после разговора с Инессой я связывалась с подполковником… Куда?!»

Да никуда, с ноткой паники подумала я. Связи не было. «Мадемуазель» проходила по малонаселенным районам, и связь была отвратительной. Я даже маме вчера не смогла дозвониться… А телефон Михаила Николаевича мне в жизни не вспомнить. Он для меня просто произвольный цифровой набор. Без единой зацепки…

– Софья-а-а-а, – раздался из каюты Туполева негромкий призыв, и я подпрыгнула так, что чуть не грохнулась между диваном и креслом. Вытянутые в струны нервы сработали не хуже тетивы, меня буквально подбросило вверх, швырнуло на бок, и ноги долго отходили противной чесучей дрожью.

Совладав немного с воображением – мне все так же мерещилась всякая пакость по углам и за шторами, а из-под кровати как будто чьи-то ноги торчали, – я вошла на половину Туполева и огорченно прошептала:

– Мой мобильник пропал… Видишь, – я предъявила любимому его телефон, – звоню, звоню, а он не отзывается…

Видимо, разглядев на моем лице нечто особенное, Назар Савельевич принял близко к сердцу мою печаль:

– Не огорчайся. Найдем. Или новый купим.

– Да как ты не понимаешь, Назар! Его у-кра-ли! – простонала я и раненой волчицей заметалась по каюте. – Почему он не отзывается? За борт я не могла его уронить, это точно. Если бы где-то оставила и его кто-то подобрал, то сейчас мне на звонок ответили бы «Девушка, алло, это не вы мобильничек посеяли»…

– Могут и не ответить сразу. Перезвонят позже, когда увидят номер вызова.

– Черт!! – выругалась я, круто развернулась на пятках и, подойдя к окну, замерла.

– Ну что ты так расстраиваешься? Хочешь, пойдем к капитану, хочешь, вызови горничную… Что ты так растревожилась из-за какой-то трубы?!

– Противно, – буркнула я и всхлипнула.

Я обманула Туполева. Мне было не противно, а  страшно.

Этой ночью, пока я безмятежно дрыхла в компании олигарха, кто-то пробрался в мою комнату и украл сотовый телефон. И причем, я думаю, этот «кто-то» искал совсем не мобильник. Он искал контейнер, и не усни я в соседней комнате, не знаю, как он повел бы себя с глупой, глупой, наивной искательницей приключений.

Не исключено, что этим утром не Туполев пошел бы к доктору, а лекарь пришел бы в эту каюту констатировать смерть от «сердечного приступа» его невесты. Или я просто, в стиле Инессы Львовны, ухнула бы в темные воды уже навсегда…

Бррр. Какой ужас!

Капризы Туполева спасли мне жизнь. Если бы не Назар, я осталась бы в моей каюте одна.

К ресторану на завтрак я шла как по минному полю. Изображала безмятежность, тащила на лице улыбку и знала: кто-то сейчас наблюдает за мной.