В то время Денис Котик пытливо и целеустремленно разыскивал любые сведения о своих предках.

Но к своему глубочайшему изумлению за целых три дня библиотечного корпения над пыльными книгами и рукописными манускриптами он обнаружил лишь схематические данные о родовых пращурах (и о своем в том числе), скупые упоминания в летописях и хрониках каких-то имен, не то дальних родственников, не то просто однофамильцев. И еще – отрывочное рукописное собрание сочинений широко известного в узких окололитературных кругах поэта-реформатора Варфоломея Вдохновенного. Плюс – неизвестный том лирики, написанной этим поэтом, по всей видимости, в годы юношества и первых сердечных увлечений.

Как ни странно, полистав тексты, Денис счел наилучшими у Варфоломея именно ранние стихи. Такое же впечатление у него когда-то осталось при первом, беглом знакомстве с юношеским циклом великого поэта Александра Блока "Стихи о Прекрасной Даме".

Некоторые вирши Варфоломея были Денису очень близки, поскольку повествовали о несчастной любви, необъяснимом нраве коварных девиц и смутном разочаровании во всем сущем на земле. Вплоть до помыслов о самоубийстве из папенькиного длинноствольного пистолета, хранимого, по всей видимости, в старом чулане со времен не то прусской, не то турецкой войны.

Об этом Варфоломей писал и вдохновенно, и откровенно:

О, жизнь никчемная, в Ее руках игрушка!

Коварная, капризная подружка!

В моей руке не дрогнет пистолет.

Схожу в чулан – а вдруг патронов нет?

Разумеется, Денисовы помыслы на сердечные темы не простирались столь далеко и фатально. Но как мужчина и родственник он вполне мог понять самоотверженность и пылкость юного поэта Варфоломея. Денису даже показалось, что они вполне могли бы подружиться, если бы не роковая разница во времени.

Кроме этих разрозненных сведений больше ничего Денис о Котиках не нашел. Ни о прародителях своего рода, ни о волшебниках и чародеях, которые, Денис был уверен, должны были фигурировать на протяжении веков.

И даже о бабушке, Вере Николаевне, не говоря уже о ее двух других сестрах, Надежде и Любови, не было фактически ничего. А если даже в архивах Лицея чародейства и волшебства не осталось ни строчки о бабе-Вере, значит, тут дело нечисто.

На прямые вопросы о его родственниках по волшебной линии пожилой Архивариус ответил уклончиво; можно сказать, ушел от ответа. Но все-таки намекнул: сведения-то, может, и есть, да только доступ к ним ограничен. Как в компьютере – для входа требуется специальный ключ-пароль. А таким ключом Дениса снабдить Архивариус, увы, не имел никакого права.

На том они и расстались.

Причем у Дениса осталась стойкая уверенность, что после их расставания Архивариус, скорее всего, заново поменял ключи на допуск к информации, интересовавшей младшего Котика.

Ну, и Бог с ним! Рано или поздно Денис все равно разузнает все сам. И без посторонней помощи. Тем более – этих задавак-взрослых.

Об этом Денис Котик сразу же подумал вновь после окончания последнего занятия, когда к нему подошел Петер. По всему видать, тот очень смущался. И вдобавок маленького воспитанника терзало любопытство пополам с гордостью: интересно, как отреагируют лицеисты на известие о тайном обществе воспитанников?

Уж у них-то, на Буяне, такого точно нет и не может быть!

Так или иначе, но Денис все больше отмалчивался и не сказал Петеру ничего по поводу его секрета.

Петер вздохнул, поняв, что ничего интересного и важного Денис сообщить ему не хочет, и уныло попрощался.

Денис пожал протянутую вялую руку – надо сказать, больше всего на свете он терпеть не мог таких вялых, безвольных рукопожатий! – и в то же мгновение ощутил в своей руке тонкий листочек бумаги, свернутый в несколько раз.

Петер со скучным видом пошел прочь, глядя себе под нос и запинаясь об углы. Так было всякий раз в прошлые дни. Но теперь Денис иначе оценил маленького воспитанника, и он долго смотрел Петеру вслед, чувствуя в кулаке маленький бумажный обрывок.

Дождавшись, пока все выйдут из аудитории, он покинул ее последним. Но перед этим, задержавшись возле дверей, Денис разжал вспотевший кулак и быстро прочел косые, неровные буквы слов:

"Приходи к старому продскладу за час до полуночи. И во всем убедишься сам".

Ниже была приписка, уже мельче. И писалась она явно второпях:

"Будь один и соблюдай осторожность. Иначе ты меня подведешь, и тогда все пропало".

Если вы думаете, что легко дождаться урочного часа, за которым стоит неизвестность ...

Нет, вы, конечно же, так не думаете! И отлично поймете состояние Дениса, когда он маялся до вечера, ломая голову: сказать друзьям или нет?

Подвести Петера было никак нельзя. И в то же время у Дениса из головы не шли мысли о следах огромной крысы. Их Макс с Антоном тоже обнаружили как раз возле старого подвала того самого продовольственного склада.

В итоге после долгих размышлений наш герой пришел к половинчатому решению: пойдет к складу один, но если там действительно увидит что-то важное, потом обязательно расскажет друзьям. На том Денис и успокоился. Оставалось только поскорее дождаться вечера.

Удивительное дело: еще вчера ему дела не было до этого несчастного склада с его бочками из-под масла и жира, штабелями ящиков и коробок, гирляндами лука и сетями нитей сушеных яблок, подвешенных в деревянных рамках. Теперь же наш герой постоянно думал об этом месте, как визирь о белой обезьяне в известной сказке про восточного мудреца Ходжу Насреддина. И все его мысли были, прежде всего, о том, где он там сумеет укрыться.

В итоге оказалось, что это сделать как раз легче легкого. Напротив входа в подвал продсклада тянулся древний покосившийся забор, возле которого было свалено немало уже использованных промасленных деревянных бочек без крышек, с прохудившимися или полностью выбитыми днищами. Они представляли собой идеальное место и одновременно материал для укрытия, наблюдательного пункта и, если понадобится, засады.

Поначалу Денис хотел забраться в какую-нибудь бочку, как отважный юнга Джим из "Острова сокровищ". Оттуда можно было устроить отличный обзор, выбив сучок или расширив одну из многочисленных щелей – для этого нужно было просто ослабить один ржавый обруч.

Но неизвестно было, чего Денису предстоит ожидать, что он увидит при этом и, самое главное – сколько это займет времени. А сидеть целый час, согнувшись в три погибели внутри осклизлой, пахнущей прогорклым маслом или еще, не приведи Господи, давно протухшей селедкой – нет уж, увольте, господа-заговорщики всех времен и народов! У Джима хоть бочка была из-под яблок!

Кроме того, любая старая бочка вполне могла выдать его своим предательским скрипом. Ведь когда-нибудь Денису захочется элементарно повернуться, чтобы сменить положение затекших членов?!

Наконец, внутреннее чутье назидательно твердило ему: никогда не выбирай себе убежищем то, что с легкостью может однажды превратиться в твою собственную ловушку!

Поэтому Денис не без сожаления отверг идею прятаться Внутри и, осмотревшись на всякий случай, принялся деловито и быстро сооружать себе наблюдательный пункт Снаружи.

Он установил пару бочек одну на другую, постаравшись придать своему убежищу естественно-заброшенный вид – ничего ровного, ничего прямого, и главное, ничего нового, бросающегося в глаза старожилу замка. В итоге ему даже самому понравилось. Денис Котик легко втиснулся между забором и бочками и даже умудрился вытянуть ноги.

Ровно минуту спустя мимо склада прошел кто-то из воспитанников – Денис толком не разглядел его из-за темных сумерек. Прохожий совсем не обратил внимания на такие преобразования в груде бочкотары и даже небрежно сплюнул. Да так удачно, – ну, положим, это кому как! – что едва не попал поглядывавшему за ним Денису прямо в глаз через рассохшуюся щель!