Шагая обратно, в тягость забитого коллегами-операми кабинета, он подумал, что предстоящий день не терпит просрочек и отлагательств: необходимо предупредить Трофимова о возможной опасности со стороны ФСБ. Продумать вариант с переменой его жилища. Приобрести новые телефоны. Ибо, что касается шпионов, горят они, как правило, на связи. А может, Трофимов порекомендует его в ЦРУ, если с таковым действительно связан? Мог бы он, Укрепидзе, подписаться под этакое? Наверное, нет. И удержал бы его страх, а не мораль. По роду своей профессии он сталкивался с контрразведчиками, уяснив из общения с ними одну интересную истину: зачастую дилетанты идут в шпионы из меркантильных соображений, напрочь не сознавая последствий вербовки. Предложи им ограбить банк − с ужасом откажутся, − дескать, нет, поймают и посадят лет на восемь. А тут расстрельная статья, и все же идут на нее. К тому же банк грабят в течение пяти минут, а шпионаж − криминал ежедневный, ежечасный и пожизненный. Где выше степень риска? Впрочем, в шпионаже, как в медицине и в литературе, разбираются все… Да, от этой стези его удержало бы ее знание и страх. Но не более.
На миг он почувствовал себя преступником. И отступником. А потом в голове вяло и озлобленно мелькнуло:
«Да пошли они все!..»
Едва справляясь с дрожью в руках и ноющей болью в затылке, Питон чиркнул колесиком зажигалки. Серебряная ложечка пошла матовой патиной от лижущего ее огонька. Белый порошок, залитый водой из пипетки, медленно таял, превращаясь в тягучую золотистую патоку.
С трудом отыскав плоскую, как раздавленный червь, вену среди множества вспухлых от прежних уколов язв, он медленно ввел наркотик. Торжественная и властная волна, обрывая дыхание, прокатилась по всему телу, услужливо поглощая подступающее страдание ломки.
Потерянно тряся головой, он привстал с застеленного несвежим бельем дивана.
Предметы становились отчетливыми и рельефными, исчезали полутона, мир приобретал иные, пугающие своей насыщенностью краски, а зрение волшебную остроту. Казалось, еще миг, и он увидит сцепления молекул в воплощении каждой вещи.
Строго и упорядоченно потекли мысли. Его посетило ощущение какой-то великой спокойной мудрости, снизошедшей на него покуда неясным откровением.
И только треск телефона сломал и исковеркал гимн окутавшей его благодати. Звонила подручная шестерка. Новости были печальны: бригада, посланная им вчера вынуть должок с черных оружейников, похоже, была перебита. Два трупа, по крайней мере, обнаружены в машине, отправленной по надлежащему адресу, но найденной гаишниками на трассе. Куда-то подевался командовавший операцией Антифриз. Или его косяк, или тоже преставился на разборке.
− А что на хате? − свирепо вопросил Питон.
Шестерка залепетала нечто невразумительное, но смысл сказанного глава группировки уяснил: братва ожидает его указаний.
− Значит, так… − Питон дотянулся до тумбочки, взяв с него настольное зеркало, вгляделся, сокрушенно нахмурившись, на сизые мешки под глазами. Затем высунул язык. Язык был покрыт белесо-желтым налетом. Ровные белые зубы из металлокерамики насмешливо скалились над гнилой плотью. Скорбно прищурившись, поведал подручному: − Летите на адрес. Схоронитесь в закутке. Пошлите туда бабу какую вначале… Ну, вроде, почта, телеграмма… Если фуфлыжники на точке, колите на правду. А если там стрем какой − торчите, секите… Будут вылезать из норы, глушите по одиночке и − на базу. Там разберемся. Быть при железе, пассажиры, кажись, не подарки.
Он привычно перегнул дугою иглу шприца и бросил его в массивную пепельницу, − кладбище окурков.
Начинался тяжелый рабочий день.
Закатов уже собирался покидать рабочий кабинет, когда ему позвонили по внутреннему телефону из управления «М», курировавшего работу милиции. Попросили срочно зайти к начальнику одного из отделов.
− Укрепидзе ведешь ты? − напрямик спросил тот, едва Закатов уселся перед ним за казенным столом.
− Так точно…
− Этот экземпляр тебе знаком? − Полковник положил перед ним фотографию − явно копию из личного дела офицера.
С фотографии на Закатова смотрел установленный американец, одетый в военную форму российского образца.
− Да, вроде, контакт моего проходимца… Прибыл из Штатов. Занимаемся…
− Откуда прибыл?! − Полковник оторопел всем своим одутловатым багряным лицом умело и опытно пьющего прожженного служаки.
− Даже не сомневайтесь, проверено…
− Интересно живем! − Раскрыв папку, он передал Закатову страницу с красной полосой, означающей принадлежность документа к категории агентурных донесений. Отчасти из-за этого и осведомителей госбезопасности также издавна именовали внутри ведомства «полосатыми».
Прочтя донесение, Закатов ошеломленно уставился на старшего по званию коллегу.
− Хорошо, нам вовремя отстучали, − поведал полковник. − Видели его на проходной в ихней ментуре, а мой казачок с ним по Чечне знаком… Хороший такой казачок, все рвался у нас служить, да рылом не вышел… Но надеется еще, романтизм остался. В общем, мы поставили в курс руководство ГРУ, надо этого коня зачехлить… Ишь, как его из одной степи в другую мотает! Но то, что он здесь с американским паспортом… Заковыристая новость!
− Вот именно, − поддакнул Закатов. − Необходимо срочное совместное совещание. Ситуация усугубилась буквально трагически. Тут пахнет выбросом большого сероводорода. Нужны выводы руководства. А пока поводим лазутчика на поводке. «Наружку» мы выставляем завтра с утра, но на его машине есть маяк…
− Почему с утра?
− У них и так на наш отдел отвлечены обильные силы. К тому же, две машины сломались.
− Смотри, не упусти… Обильные! − Полковник подпустил матерщинки, отдаляя тем самым младшего по званию на дистанцию уважительного внимания к старшему. − И срочно свяжись с погранцами, мало ли?..
− Само собой, − задумчиво отозвался Закатов, выпрямляясь с ленцой в положение стойки «смирно». В его глазах светился далекий блеск заветной майорской звезды. И этот блеск завораживал.
АБУ КАМИЛЬ. 11.09.2001 г.
Критично осмыслив свой опыт работы досмотрщика, Абу пришел к выводу, что система безопасности американских аэропортов безграмотна и уязвима. Пассажир входил в двери, сразу же оказываясь в зоне досмотра багажа и личных вещей и, миновав данный рубеж, оставался совершенно бесконтрольным вплоть до своего следования к пассажирскому креслу. Вместе с тем в аэропорту существовало немалое количество укромных мест, где с помощью завербованного персонала можно было заранее припрятать револьверы и взрывчатку. Громоздкие тележки, в чьи конструкции легко умещались патроны, пластид и даже оружейные механизмы, вовсе оставались без внимания. Полицейские любой территориальной принадлежности, увешанные пистолетами, безо всяких препон входили в зал вылета и проникнуть туда, переодевшись в их форму, мог любой злоумышленник. Помимо того, на загрузку багажа в самолет зачастую набирали любую желающую публику с биржи труда, не утруждаясь проверкой документов и содержимым карманов этих отчетливых маргиналов.
Но любые прилежные усилия и безупречные средства предотвращения злых умыслов бессильны, если таковые исходят от государственных секретных служб. В этом лишний раз убедился Абу, кому не пришлось использовать своего служебного положения для проникновения в аэропорт с оружием; его статус лишь убеждал террористов в страховке их действий, а на самом же деле, к нему, на общих основаниях прошедшему досмотр, вылетающему местным рейсом из Нью-Йорка в Бостон, уже за кордоном службы безопасности подошел человек ничем не примечательной наружности и поставил рядом, у ног, увесистый пластиковый кейс.
Следом прозвонил мобильный телефон.
− Партнеры подъезжают, иди в туалет и забери из саквояжа свои вещи, − прозвучало наставление Дика. − Желаю удачи, мы очень на тебя надеемся.
Абу вошел в кабинку, заперев за собой дверь. Раскрыл кейс. Времени было в обрез, но он действовал сноровисто и выверено, недаром всю прошедшую неделю посвятил тренировкам.