К его матери Укрепидзе решил наведаться под личиной водопроводчика или же телефониста. Произвести ремонт, денег не брать, попутно починить какую-нибудь разболтавшуюся розетку, и ненастойчиво разговорить старушку, вызвав ее на откровенность. День и время визита он обозначил, сказав, что немедленно отзвонит о результате, однако я посчитал не лишним проверить его радивость.

Памятуя успешно освоенные в разведшколе дисциплины, оставил машину за два квартала от нужного дома, и посвятил около часа неспешной прогулке по окрестностям. Район был старый, тусклый, выстроенный в середине прошлого века, с множеством сквериков, закоулков, разросшихся деревьев и густого кустарника.

Две машины, стоявшие среди множества иных легковушек на территории оперативного интереса, показались мне подозрительными. В одной из них, сиром «Жигуленке», сидели двое мужиков, а чуть поодаль, прижавшись к «ракушкам» виднелась серая «Волга», также с двумя ожидавшими кого-то дядьками. Слой дорожной пыли на капоте и оперении «Волги» никак не вязался с новеньким, будто из-под пресса, номерным знаком. У водительской двери лежало пять окурков − верный признак поджидающих добычу хищников с погонами.

Я вернулся к своей машине и поехал обратно, встав на примеченное место за трансформаторной будкой, откуда просматривался подход к подъезду и обе загадочные машины.

Укрепидзе не обманул ожиданий, прибыв к оговоренному сроку. К нему незамедлительно направились парни из «Жигулей». Судя по выражению лиц, с неким установочным докладом. Когда же опер напялил на себя спецовку телефонного мастера, я понял, что ребята готовили почву для его визита, − то ли повредили провод, то ли контакт в распределительной коробке. Едва он скрылся в подъезде, они, не мешкая, уехали. Таким образом, секрет присутствия «Жигулей» раскрылся.

Укрепидзе действовал согласно плану, в его добросовестности я убедился, но уезжать, тем не менее, не спешил: меня озаботила странная «Волга».

Через некоторое время Укрепидзе вышел из подъезда. На лице его я отметил явное удовлетворение проведенной акцией.

Он завел свой потертый «Опель», и уже тронулся со двора, как вдруг хлопнула дверь подъезда в соседнем доме, и через сквер, будто догоняя отъезжавшую машину, метнулся тучный косолапый верзила. Он едва не столкнулся с выезжающей вслед серой «Волгой»; замахал руками, что-то горячо объяснил водителю, указывая в направлении свернувшего за угол «Опеля»; достигнув договоренности, едва не оторвав заднюю дверь, брякнулся на сиденье, и «Волга» шустро тронулась с места. Я поспешил пристроиться в хвост кавалькады, попутно размышляя, не последует кто-либо за мной? Если мои контакты с Укрепидзе зафиксировали гэбэшники, слежка была вполне вероятна. Впрочем, на всех маршрутах я тщательно проверялся, и ничего огорчительного пока не отметил.

Неспешно руля в неизвестность, я озадаченно размышлял, кто этот таинственный парень, выскочивший, как черт из шкатулки? Лицо его мне было определенно знакомо.

Неужели Жуков?!.

Я аж подпрыгнул на сиденье. Полез в бумажник, достал его фото − копию с американских водительских прав. Похож. Или желаемое выдавалось мною за действительное?

А вот то, что «Волга» профессионально висела в кильватере «Опеля», я уяснил на первом же километре пути. Значит, не ошибся, точно − «наружка». Следовало проявить особую предосторожность, чтобы не засветить себя. Я вел объекты, на мой взгляд, весьма продуманно, скрываясь за громоздкими тушами грузовиков, держась на выверенном отдалении, но дело сильно осложнила пробка на очередном светофоре.

Укрепидзе, используя преимущество своих милицейских полномочий, пренебрег условностями правил, выехал на встречную, и под накатывающий поток ушел на примыкающую улицу, умчавшись в безвестность.

«Волга», поджатая холеным «Мерседесом» с номером беспредельной Госдумы, некоторое время понуро тащилась в потоке, затем развернулась под эстакадой, поехав обратно. В отличие от тех, кто в ней находился, дальнейший маршрут Укрепидзе меня не интересовал. А вот куда отправится «Волга» − весьма.

К немалому моему удивлению, «наружники» подрулили прямо к подъезду, откуда выскочил здоровенный мужик, похожий на одетого в штаны медведя. Свою машину я оставил у торца дома, и, скрываясь за кустами, быстренько пересек сквер, оказавшись в нескольких метрах от «Волги». Мужик как раз вылезал из салона. Помахав на прощание рукой боевому экипажу, вошел в подъезд. В проеме растворенной входной двери я увидел, как он вставляет ключ в замок квартиры на первом этаже.

Это без сомнения был самый настоящий Жуков.

Я прошел чуть дальше, свернул за угол и уселся на лавочку. «Волга» въехала в тупик тянувшейся вдоль дома дорожки, и теперь неуклюже разворачивалась в нем. Однако, развернувшись, водитель притушил движок, и подозрительная парочка снова продолжила терпеливое выжидание неизвестно кого и чего.

Прошло полчаса. На дорожке появился микроавтобус с глухим кузовом, окрашенным в тусклый сиреневый цвет. Он двигался медленно, словно наугад, но тут у «Волги» приветственно вспыхнули фары, автобус притормозил, водители, скорее всего, обменялись вводными по радиосвязи, после чего «Волга» съехала с удобной парковки, а автобус уверенно занял ее место. Явно сменный экипаж. И если он прибыл сюда по душу Жукова, мои оперативные перспективы рассыпались в прах. Конкурировать с государственной системой частному лицу, да еще с моим липовым статусом, представлялось обреченной на провал авантюрой.

На соседней скамейке между тем устраивалась стая подростков, по облику и повадкам − явных беспризорников. Открывались жестяные банки с кока-колой, из мятых сигаретных пачек извлекались кривые «бычки». Попутно происходил обмен мнениями с коробящим слух матерком, срывающимся с юных губ. Грязные лапки с подчерненными ногтями, взъерошенные волосы, налет городской пыли на лицах, потрепанные кеды с битыми мысками, засаленные штанишки и куртки… Преданное страной поколение. С жизнью, исковерканной уже непоправимо и безоглядно. Им уже неясно и даже враждебно иное бытие, − тех, кто живет в теплых квартирах, ходит на работу, и высчитывает семейный бюджет. Оно тускло, плоско и затхло в сравнении с вольницей улицы, легкой поживой, дурманом дешевых наркотиков и устремлениями своей бесшабашной стаи. А я? К чему стремлюсь я, такой же повзрослевший беспризорник? Ведь если не убьют, я когда-нибудь устану от войны и злоключений, но только как буду жить на тихом берегу, в скуке благоденствия? Или меня образумит и сломает старость? Но какое общее будущее у меня и у Нины? Вероятно, таковое невозможно. Ей невыносимо без приключений и перемен обстановки, она обошла пешком Ближний Восток, Индию и Непал, была в дебрях Амазонки, а вот сейчас ей интересна Москва. Но так или иначе ей суждено вернуться к своим корням и устоям, в роскошь отцовского дома, к всецелой защищенности и надстоянию над миром тех, кто бьется за свое выживание, копошась где-то внизу, урывая спасительные гроши и кусок хлеба. А мне одинаково тягостно и в сытости ее раззолоченного гнезда, и в сирой пришибленности обывательщины. Накажет меня Господь за гордыню!

Смяв опустошенные жестянки и, докурив «бычки», бродячая компания двинулась к соседнему дому, явно направляясь к решетке, загораживающей вход в подвал, но тут я окликнул приглянувшегося мне паренька, − явно лидера, лет пятнадцати, с глазами, где сквозил живой и острый ум.

− Чего тебе, дядя? − В вопросе звучала нескрываемая опаска. И, одновременно, готовность дать отпор.

− Есть дело.

− В смысле − заработать? − Глаза парня прищурились. Он хватко и привычно оценивал мою внешность, уже заранее предполагая сомнительность всякого рода предложений.

− Я не из этих, которые… ну, сам понимаешь, − поспешил заверить я.

− А из каких?

− Хороший вопрос. А у меня другой: вы с ребятами в этом районе крутитесь?

− А чё?

− Если в этом − одно дело, а в другом − разговора не будет.

− Если есть дело, район ни при чем, − последовал ответ.