− Погорим, − выразил задумчивое сомнение Жуков.

− Ты не расстраивайся преждевременно, − умудрено кивнул Квасов. – Если сдавать товар по проверенным каналам, все будет в ажуре. Мой напарничек на чем спалился? На жадности. Распихивал стволы, кому ни попадя. А работать надо с проверенным контингентом. Такой имеется.

− А не боишься, что напарничек тебя того… Сдаст. А?

− Не боюсь, − ответил Геннадий. – Потому что проверенный контингент такого ему не простит. В общем, пару тысяч зеленых в месяц для начала я тебе в качестве зарплаты даю. На носу зима, работой мы обеспечены до мая, а там пойдем в поход. В заповедные чащи. Начнется другая наука: как искать, где искать, что искать. Заодно получишь специальность сапера.

− Лучше слесарить, − отозвался Жуков. – Сапер, как известно, ошибается дважды. Первый раз – при выборе профессии.

− Да, начинающему саперу непросто дается мастерство, − согласился Квасов. – Главное – приобретение навыков. Я к первой мине пальцем боялся притронуться, а сейчас потрошу их, как воблу.

Вернулись на кухню, − к закуске и к выпивке. Гена озабоченно взглянул на настенные часы: друзья ожидали приезда пожарной машины. Дело заключалось в том, что последние две недели им досаждал непонятный засор в канализации: из унитаза регулярно выбивало фонтаном скопившуюся в трубах зловонную гадость и приходилось, надевая противогаз, проводить тщательную уборку всего сортира.

Вызовы штатного сантехника ничего не дали: вскрыв резиновую манжету, ведущую к магистральной трубе, он поведал, что запущенные процессы происходят в дебрях подземных коммуникаций, которые будут заменены по весне. По какой весне именно, не уточнил, но относительно грядущей посоветовал не очень-то и обольщаться.

Случись такая проблема в Америке, можно было бы смелой походкой шагать в суд и готовиться к получению чека за моральный ущерб, но в данном случае Жуков мгновенно уяснил, что нравы здесь не поменялись, справедливости не найти, а потому придется решать проблему, как и встарь, собственными силами и разумением. Квасов, чей приятель и постоянный собутыльник служил в пожарной охране, предположил воспользоваться услугами специальной машины, оснащенной мощнейшим компрессором. Пожарный поддержал его идею, сопроводив свое согласие таким текстом:

− Продуем все аж до полей аэрации!

Фамилия пожарного была Слабодрищенко. На вопрос Гены, почему он ее не поменяет на более благозвучную, тот с горестью отвечал, что в юности не хотел огорчать папу, а в зрелости, получив две медали за борьбу с огнем, столкнулся с неразрешимой проблемой переделки наградных документов, сулящих пенсионные льготы. Это был немногословный, невозмутимый человек, пьющий каждодневно и на результат. С недавней поры, после посадки Лени, пожарный, как пояснил Юре Квасов, взялся за реализацию огнестрельного товара по своим каналам, ибо остро нуждался в средствах, поскольку зарплата на службе была скудна и соответствовала лишь цене акцизных марок на алкогольной таре.

Машина подоспела без опоздания, и из нее, как клоуны в цирковом номере, посыпались укротители стихии в оранжевых касках и в грубых брезентовых робах.

Варварски смяв деревянную оградку газончика, водитель вплотную приблизил заднюю часть кузова к окну квартиры Квасова, куда потянулась, разматываясь, бесконечно длинная лента пожарного рукава. Конец рукава, снабженный резиновым уплотнением, втиснулся в колодец унитаза.

Затарахтел дизель. Рукав с треском надулся под напором воды и заелозил, как змея анаконда по проходной комнате, сметая стулья, торшер и горшок с фикусом.

Жуков и Слабодрищенко, еле удерживая пляшущую в руках трубу, заразились ее вибрацией, дергаясь, как эпилептики, вокруг фаянсового трона, звеневшего от неслыханного доселе напряжения.

Глядя в лицо пожарного специалиста, залитого багровой натугой, Юра хотел попросить его убавить суровость напора, но сделать этого не сумел: едва он открыл рот, клацнувшие зубы пребольно прикусили язык.

В проеме двери мелькнуло бледное лицо Квасова, осуществлявшего беспроводную связь между противоборствующими сторонами.

− Пробило? – перекрывая грохот дизеля, с надеждой выкрикнул он наболевший вопрос.

Жуков и Слабодрищенко неопределенно кивнули, столкнувшись лбами.

Издав неутоленный рык, дизель замолк. Рукав обмяк, как издохший удав, срыгивая остатки воды в канализационные бездны.

В этот момент компанию встревожили слабые крики, доносящиеся извне. Крики силились, и источники их множились прогрессивно, как накатывающий после солиста хор.

− Возможно, где-то утечка по давлению, − смекалисто и тревожно произнес Слабодрищенко, держа пожарный рукав наперевес. Он прямо ассоциировался со статуями ударников комтруда, и, может, именно его образа, отлитого в бронзу, не хватало на станции московского метрополитена «Площадь революции», среди целеустремленных воителей и ваятелей.

Далее командир пожарных, не теряя времени, перебросил рукав на улицу и выпрыгнул вслед за ним, крикнув своей команде:

− Летим на всех парах, мы втюхались в грех!

Машина выбросила из-под колес ошметки разломанной оградки, газонную поросль, грузно качнулась, перевалив бордюр, и, под хлопанье растворяемых оконных рам, испуганные восклицания и проклятья, понеслась, визжа сиреной, к перекрестку, сгинув в дымных городских пространствах.

Жуков и Квасов ошарашено переглянулись, невольно принюхиваясь к острым запахам, тянувшимся с улицы. Сумма запахов являла собой тошнотворную вонь. Одновременно по всему дому гудела неблагополучная суета, отдающая гневом праведным и истерикой.

Через полчаса во дворе собралась негодующая толпа жильцов, состоящая из лиц различных кавказских национальностей. Потомков горных племен объединял в их общении данный им некогда царями-покровителями русский язык. Глубокие знания его нецензурной составляющей были налицо.

Кипящий яростью митинг Юра и Гена предпочли наблюдать из-за занавески, тяготясь своей первопричинностью его стихийного созыва.

Из выкриков толпы следовало, что неясной природы стихия, разбушевавшаяся в канализации, выстрелила буквально в каждой квартире фонтанами нечистот, изукрасив стены и потолки абстрактной по содержанию, но реальной для обоняния живописью. Особенно негодовали те, кто в данный момент пользовался удобствами санузлов, но этих лиц собравшиеся сторонились.

Звучали настораживающие слова: «пожарная машина», «первый этаж», «диверсия»… Промелькнуло определение «фашисты»… Замаячил призрак конфликта на почве расово-национальной неприязни.

Лидером толпы был загорелый усатый человек с крепкой лысиной, жестикулирующий перед благодарными слушателями именно что со страстью бесноватого германского фюрера.

У Квасова нервно и мелко дергалось веко, как шторка объектива, лихорадочно запечатлявшего надвигающуюся катастрофу.

Выручил сообразительный Жуков, ринувшийся из подъезда в толпу, уже охваченную признаками понимания, что стихийное бедствие было совершено группой лиц по предварительному сговору.

Прямиком проследовав к разгоряченному усатому лидеру, Жуков с возмущением поведал, что под окном его разворачивался пожарный автомобиль, изувечивший газон, зеленые насаждения и ограду.

Публика ринулась исследовать колею, оставленную тяжелой техникой.

Рядом с газоном, на тротуаре, располагался канализационный люк, и Жуков, звеня голосом от негодования, пояснил, что своими глазами видел, как в данный люк спускали какой-то шланг, после чего случилось известное недоразумение.

− Ти номер машина запомнил? – допытывался загорелый человек.

− Нет. Да кто ж знал…

− Вах!

Отработав алиби, Жуков, снисходительно ухмыляясь, вернулся в квартиру. С порога услышал характерный спуск унитаза. Затем хлопнула дверь туалета, и появился Квасов. Поправляя штаны, доложил:

− Прочистили, черти! Шлаки улетают с реактивной тягой!

Толпа под окном еще бушевала, хотя накал страстей заметно увял. Приехала милиция, после явились какие-то рабочие, один из которых полез в люк, но тут же, словно ошпаренный, выпрыгнул обратно.