До Джонса доходит, что ему нанесли оскорбление. Он смотрит на свой костюм, купленный два месяца назад и стоивший ему четыреста долларов.

– Отвали, Блейк, – беззлобно говорит Ева. Седдон смеется, Ева садится и ест круассан. – Занимай место, Джонс, – с набитым ртом произносит она.

Он так и делает. Стул, уступающий одним частям тела и поддерживающий другие, изумляет его. Дорогой стульчик, сразу видно. Джонс экспериментирует, ерзает туда-сюда, выгибает спину. Становится еще удобнее. Он понятия не имел, что стулья на такое способны. Подумать только – всю свою жизнь он ориентировался на комфорт стандартного уровня, в то время как элита наслаждалась вот этим.

– Не обращай на Блейка внимания, – советует, не понижая голоса, Ева. – Его просто завидки берут.

– Почему?

– А ты не знаешь? Пупсик ты мой.

И как на это реагировать, спрашивается? Джонс останавливается на чем-то среднем между улыбкой и сомнением.

– Прекрасное утро! – восклицает, входя в комнату, Дэниел Клаусман.

Судя по общей реакции, здесь это служит обычным приветствием. На Клаусмане его рабочий комбинезон, к чему Джонс еще не совсем привык. Он занимает громадное кожаное кресло во главе стола. Агенты воспринимают это как сигнал к началу, но не очень торопятся – не то что, например, в отделе продаж, когда Сидни устраивает собрание. Значит, Клаусмана протокол не слишком волнует.

Босс, перегнувшись вправо, рассматривает десерт, лежащий на салфетке перед молодой женщиной в элегантных очках.

– Это что, Мона? Пирожное?

– «Тысяча лепестков». – Мона проглатывает, деликатно прикрыв рот рукой. – Французский рецепт. Слоеное тесто, заварной крем и, кажется, чуточку миндаля.

– Вкусно?

– Очень.

– Это хорошо. Цены, конечно, бешеные, но они обещают качество.

– И обеспечивают, – вставляет Ева. – Я на той неделе от одной такой штучки прямо оргазм поимела.

– Стало быть, они превосходят ожидания. – Клаусман обводит взглядом стол. – Ну что ж, начнем?

– Проект 3811, – с ходу стартует Блейк. – Отдел тренингов. Проводится эксперимент по установке пределов выносливости в условиях отодвигаемого крайнего срока. Мы отобрали четверых добровольцев для решения чрезвычайно важной задачи, как им было сказано, поместили их в комнату для совещаний и каждые несколько часов меняем мелкие, но существенные параметры этой задачи, чтобы вынудить их продолжать работу.

– Гм-м. Едой-питьем они обеспечены?

– Да-да. Они заказывают пиццу и все такое. Очень интересный опыт. Они сидят там уже двадцать восемь часов, и ни один не ушел. Видимо, никто не хочет подводить остальных, хотя домой хочется всем. Нет нужды говорить, какой в этом заложен потенциал. Имеются, однако, и побочные эффекты: выкрики, повышенная агрессивность, растущее пренебрежение к дресс-коду компании, в таком вот роде.

– Спорим, что больше двух суток ты их там не продержишь, – говорит Ева.

– Принимаю, – вскидывает брови Блейк.

– На бутылку «Дом Периньон»?

– Ты мне одну уже проспорила.

– Значит, получишь две.

– Так я и поверил. Одну зажала, а две выставишь.

– Туше.

– Дети, – укоряет Клаусман, – перенесите это в оффлайн, пожалуйста. Как у тебя с деперсонализацией, Том?

– Результаты смешанные, хотя… – Том откашливается, глядя на Джонса.

– Ах да, конечно, – говорит Клаусман. – Вы, мистер Джонс, сами того не ведая, входили в этот проект. Мы не указываем имена на беджах, побуждая служащих называть друг друга по фамилиям. Вот, например, как на вашей.

– Надо же, а я и не понял.

– Моя теория состоит в том, что это фокусирует внимание на рабочих качествах объекта, а не на личных, – объясняет Том. – Практика наподобие армейской. Можно узнать, что на этот счет думали вы? Судя по моим наблюдениям, вы как будто не возражали.

– Да вроде бы нет… Находил это странным, но после стал принимать как должное.

Том удовлетворенно кивает.

– Эксперимент начат недавно, однако мы уже отметили тенденцию к сокращению нерабочих разговоров у кулеров и по телефону.

Слышен одобрительный гул. Джонс, видя, как Ева улыбается Тому, чувствует укол глупой ревности.

– Очень хорошо. Ты записала, Мона?

– А как же. – Она наговаривает что-то в прибор, похожий на диктофон, – можно не сомневаться, что заодно он служит ей телефоном, органайзером и отпирает ее машину.

– Идем дальше. Джонс?

– Да, сэр.

– Что ты для меня приготовил?

Все взоры теперь обращены к Джонсу.

– Вы имеете в виду новый проект?

Раздаются смешки. Блейк, сидящий напротив, смеется чуть громче и дольше, чем кажется необходимым Джонсу. – Да, – говорит Клаусман. – Именно для этого ты и здесь. Джонс откашливается.

– Все это, конечно, для меня ново, и общая тенденция мне не совсем ясна… но я бы занялся курильщиками. – Он делает краткую паузу на случай, если кто-нибудь скажет: «У нас уже такой проект есть» или «И этот туда же». – Вам, разумеется, известно, что среднестатистическая компания теряет пять целых семь десятых рабочих дня в год на каждого курящего служащего – из-за дополнительных перерывов. Дискриминировать курильщиков незаконно, но компания, которая борется с курением, может добиться значительного подъема. Не говоря, конечно, о пользе для здоровья работников.

– Точно, – говорит Том. – Из-за курильщиков у нас увеличиваются страховые выплаты.

– Да, и это тоже, – соглашается Джонс. – Поэтому я, во-первых, предложил бы дать некурящим дополнительное свободное время – скажем, один день в год.

– И отнять тот же день у курильщиков, – добавляет Блейк. – Или обязать их отрабатывать сверхурочно.

– Нет, это было бы незаконно. – Джонсу не хотелось бы связываться с Блейком, поэтому он воздерживается от слов типа «всем нам ясно, что».

– Бац! – говорит Ева.

– Мне думается, – продолжает Джонс, – это обеспечит нам поддержку со стороны персонала. Многие служащие недовольны перекурами, которые устраивают себе их коллеги. Решение о дополнительном дне отдыха сделает их недовольство оправданным и усилит общественное давление на курильщиков, поощряя тех отказаться от вредной привычки. Ход довольно рискованный, но учитывая, что это делается для блага самих же курильщиков, попробовать, думаю, стоит.

– Ничего мальчик, а? – улыбается Ева.

– Во-вторых, – обретает уверенность Джонс, – предлагаю устроить для курения определенное место. Сейчас они все кучкуются по двое и трое у выходов.

– Погоди, – говорит Том, – чем это поможет в борьбе с курением?

– Установим загородку с надписью «Загон для курящих». В виде общественного порицания.

Вокруг стола прокатывается смех.

– Мне нравится, – говорит Клаусман. – Похоже, ты тут на месте, Джонс. – Выждав пару секунд, он продолжает: – Займись этим. Только не объявляй о добавочных отгулах официально. Пустим слух, что руководство об этом подумывает. А загон можно поставить у аварийного генератора, как думаете?

– Я могу дать поручение хозяйственникам, – говорит Блейк.

– Вот и отлично. – Клаусман складывает губы трубочкой. – От этих разговоров мне самому курить захотелось.

– И мне, – сознается Ева, – а я уже год как бросила.

– Значит, объявляется перекур, – встает с места Клаусман. – В десять продолжим.

Меган, секретарша отдела продаж, тяжело входит в спортзал на семнадцатом этаже. На ней обвисший спортивный костюм, приклеенный к телу, как ей кажется, целым галлоном застывшего пота. Сердце бьется так, что стук отдается в ушах. В это утро она решила идти на работу пешком. Когда вдали показался «Зефир», она прибавила шагу, а под конец побежала трусцой. Она не делала этого со времен средней школы, и пробежка чуть не доконала ее.

Тем не менее она счастлива. Вчера вечером, переключаясь с одного дурацкого телешоу на другое, она наткнулась на мотивационную речь. «Достигнуть желаемого в ваших силах, – сказал ведущий с не допускающей возражений квадратной челюстью, и палец Меган задержался на пульте. – Единственное, что вам мешает, – это вы сами».