— Фаллосом, — поправил Мэлс.

— Вам виднее, Бирюков, — язвительно ответила Катя. — Это вы им размахиваете, а не я!

По рядам аудитории, как по клавишам, пробежала волна, все с ужасом смотрели на Мэлса.

— «Это музыка для толстых, — продолжала Катя. — Под ее ритм толстые люди, цинически двигая бедрами, грязнят, симулируют… извините, товарищи… акт оплодотворения мужчиной женщины»! — она захлопнула книгу и продемонстрировала обложку. — Вот что пишет о джазе буревестник революции! И этой музыке для толстых служит теперь наш бывший товарищ, стиляга Мэл!.. Кто хочет высказаться? — она оглядела аудиторию.

В зале стало тихо. Катя, резко повернув голову, выхватила взглядом одного из студентов.

— Он ставит себя выше других, — покорно сообщил тот и сел.

Катя глянула на девушку.

— Он дал мне списать контрольную по математике, — опустив глаза, призналась та. — И этим толкнул меня на нечестный поступок.

Катя перевела взгляд на толстяка в верхнем ряду.

— Он… а он… он даже завтрак в столовой не доедает! — выкрикнул тот.

— Я думаю, все понятно, — подытожила Катя. — Какие будут предложения? — она нацелила взгляд на одного.

— Предлагаю объявить выговор…

Катя перевела требовательный взгляд на следующего.

— Строгий выговор…

Она глянула на третьего.

— Строгий выговор с занесением в личное дело… — упавшим голосом сказал тот.

— Мне кажется, я попала в политическое болото, где процветают мягкотелость и примиренчество, — зловеще понизив голос, медленно произнесла Катя. — А может быть, здесь еще кто-то по ночам танцует под пластинки на костях?.. — нависла она над притихшим залом. — Как учит партия: наше общество не карает оступившихся людей — оно дает им шанс встать на путь исправления. Именно чтобы предостеречь его от непоправимых уже шагов, я предлагаю исключить товарища Бирюкова из комсомола и отчислить его из института! — раздельно произнесла она.

За стеной с грохотом рухнула пирамида, и в аудитории наступила гробовая тишина.

— Может быть, вы хотите что-то сказать в свое оправдание? — обернулась она к Мэлсу.

— Что с тобой, Катя? — спросил он.

— Я вам не Катя, а товарищ Акимова! — отрезала она. — Пока еще товарищ!.. Итак, товарищу Бирюкову нечего нам сообщить по сути дела. Тогда будем голосовать! — она подняла ладонь.

Остальные сидели неподвижно. Катя повела глазами по рядам. И под ее тяжелым взглядом — слева направо, ряд за рядом — начали подниматься руки.

— Единогласно! — удовлетворенно сказала она. — Бирюков, сдайте комсомольский билет.

Мэлс медленно подошел и положил билет на кафедру. Катя с мстительной улыбкой смотрела ему в глаза.

Полли сидела на кушетке в процедурном кабинете у знакомой медсестры.

— Что же мне теперь делать? — растерянно спросила она.

— Не знаю, — с неожиданным злорадством ответила та. Она с лязгом бросила использованный шприц в кювету и стала собирать новый. — Раньше надо было думать, дорогая! Тут я тебе не помощница.

— А к кому мне идти? Ты же подруга! Посоветуй что-нибудь…

— Вспомнила!.. — усмехнулась та. — Ты у нас такая… самостоятельная! Не как все! Вот сама и выкручивайся! Извини, у меня больных полный коридор…

Полли встала и побрела к двери.

— Ты вещички-то свои забери! — сказала вслед медичка. — Тут не камера хранения!..

Мэлс сидел за столиком в «Коке». Перед ним стояли уже два пустых бокала, он допивал третий, глядя пустыми глазами в одну точку. Могучая саксофонистка на эстраде выводила тоскливый блюзовый мотив.

Подошла Полли с маленьким потертым чемоданом, села напротив. Мэлс подвинул к ней бокал коктейля, она отрицательно качнула головой.

— Ты куда-то едешь? — спросил он, кивнув на чемодан.

— Да… У меня плохие новости, Мэл…

— У меня тоже, — усмехнулся он.

— Очень плохие, Мэл.

— И у меня тоже. Что у тебя?

— Я уезжаю. Мы расстаемся, Мэл… — сказала она, рассеянно оглядывая зал. — А у тебя?

— Тогда у меня просто — мелкие неприятности… — произнес пораженный Мэлс.

— Ну… пока?.. — она беспечно улыбнулась, на мгновение накрыла его ладонь своей, подняла чемодан и шагнула к выходу.

Мэлс вскочил, едва не опрокинув стол, схватил ее за плечи и повернул к себе.

— Почему ты решаешь это одна? — крикнул он. — Ты не можешь решать за нас двоих!

— Я беременна, Мэл! — отчаянно сказала она.

— Так это… это же здорово, Полли! — просиял Мэлс. — Значит, у нас будет ребенок? — он протянул к ней руки, но Польза отступила на шаг:

— Ты не понял! Это не твой ребенок, Мэл!

— Это мой ребенок! — твердо сказал он, обнимая ее.

Полли уткнулась лицом ему в грудь. Потом подняла глаза и виновато улыбнулась:

— А еще мать выгнала меня из дому…

Спустя полчаса они нерешительно переминались с ноги на ногу на пороге коммуналки: Мэлс сжимал в одной руке чемодан, в другой руку потупившей глаза Полли, отец растерянно переводил взгляд с одного на другую, Ким искоса разглядывал яркую незнакомку со смешанным выражением восторга и неприязни.

Наконец отец перекинул папиросу в другой угол рта.

— А чего, дело хорошее! — развел он руками. — Может, теперь угомонитесь… Как это по науке? Минус помножить на минус — вот тебе и нормальная ячейка общества!.. Ну чего встал как пришибленный! — толкнул он Кима. — Племянник у тебя скоро объявится! Пошли койки таскать!..

Мэлс и Польза облегченно улыбнулись, переглянувшись.

Ночью они лежали на кровати в дальней комнате.

— Как странно, — удивленно сказала Полли. — Ни от кого прятаться не надо…

— Как ты думаешь, — прошептал Мэлс, указывая глазами, — ему не будет больно, если мы…

— Не знаю, — пожала плечами она. — Нет, наверное. Он еще совсем маленький…

Мэлс поцеловал ее, перевернул на спину. Кровать истошно заскрипела, и оба замерли, приподняв головы, настороженно прислушиваясь к тишине в соседней комнате… Мэлс прижал палец к губам, они тихонько слезли с кровати, подняли матрас с двух сторон и переложили на пол…