Домохозяйка, некая миссис Вачуковски, была вдовой юмориста, который работал в синдикате Хирста и подписывал свои материалы псевдонимом Чукча, а после смерти оставил безутешной супруге только здание, нескрываемое презрение ко всем карикатуристам, невзирая на возраст и существенную долю их общих проблем с алкоголем. Первоначально на двух верхних этажах было шесть отдельных спален, однако с годами все это рекомбинировалось в произвольную разновидность двухэтажной квартиры с тремя спальнями, большой студией, гостиной, на паре бросовых диванов которой обычно размещался один-другой дополнительный карикатурист. Эту самую гостиную также частенько без особой иронии именовали кухней. Бывшая комната для прислуги была оборудована небольшой плитой, кладовой для провизии в виде стального шкафа, уворованного из Поликлинической больницы, а также деревянной полкой, присобаченной скобами к наружному подоконнику гостиной. В прохладные месяцы на этой полке можно было хранить молоко, яйца и бекон.

Джерри Гловски въехал туда примерно шестью месяцами раньше, и с тех пор Сэмми в компании своего соседа и приятеля Джули Гловски, младшего брата Джерри, несколько раз навещал легендарное здание. В целом несведущий на предмет славного прошлого квартиры, Сэмми был очень восприимчив к ее многослойному сигарному дыму, воплощавшему в себе шарм мужского товарищества и многие годы тяжелой работы вкупе с горькой печалью на службе у абсурдных и славных черно-белых видений. В настоящее время там также обитали два других «постоянных» жильца, Марти Голд и Дэйви О'Дауд. Оба они, как и старший Гловски, ишачили на Мо Шифлета, иначе Мо Шибздика по прозвищу Живодер, «составителя» оригинальных полос, который продавал свой материал, обычно весьма низкого качества, признанным синдикатам, а в самое последнее время также издателям комиксов. Квартира всегда казалась наполненной измазанными тушью молодыми людьми, которые пили, курили и лежали где придется, щеголяя торчащими из рваных носков большими пальцами ног. Во всем Нью-Йорке не сыскать было более подходящей черной биржи труда по найму работников именно того сорта, какой требовался Сэмми для закладки фундамента дешевого и совершенно фантастического собора, который станет трудом всей его жизни.

В квартире никого не оказалось — по крайней мере, никого в ясном сознании. Трое молодых людей энергично колотили в дверь, пока миссис Вачуковски в наброшенном на плечи халате и с завязанными в розовые бумажные узелки волосами наконец не приволоклась снизу и не велела им проваливать подобру-поздорову.

— Еще всего одну минутку, мадам, — сказал ей Сэмми, — и мы вас больше не побеспокоим.

— Мы там кое-какие ценные предметы антиквариата оставили, — добавил Джули с четким акцентом мистера Арахиса.

Затем Сэмми подмигнул даме, а двое других молодых людей улыбнулись ей столькими зубами, сколько им удалось обнажить. В конце концов миссис Вачуковски красноречиво махнула рукой, отправляя их всех к дьяволу, и спустилась обратно по лестнице.

Сэмми повернулся к Джули.

— Так где же Джерри?

— Без понятия.

— Блин, Джулиус, мы должны туда проникнуть. А где все остальные?

— Наверное, с ним вместе ушли.

— У тебя что, ключа нет?

— Я что, здесь живу?

— Может, мы смогли бы влезть через окно?

— На пятый этаж?

— Черт побери! — Сэмми вяло пнул дверь. — Уже первый час, а мы еще ни одной линии не провели! Проклятье! — Теперь им, по идее, следовало вернуться в Крамлер-билдинг и попроситься поработать за видавшими виды столами в конторах «Пикант Пабликейшнс». Однако такой курс неизбежно привел бы их в радиус пагубного взора Джорджа Дизи.

Джо опустился на корточки у двери, пробегая пальцами по косяку и щупая дверную ручку.

— Ты что, Джо?

— Я смог бы нас туда впустить, но у меня нет с собой инструментов.

— Каких инструментов?

— Я умею вскрывать замки, — сказал Джо. — Меня учили тому, как выбираться из всякой всячины. Из ящиков. Коробок. Как освобождаться от веревок. От цепей. — Он встал и ткнул себя пальцем в грудь. — Я аусбрехер.Ас брехни. Нет, как это? «Мастер эскейпа».

— Ты обученный артист? Мастер эскейпа?

Джо кивнул.

— Нет, правда?

— Как Гудини.

— Значит, ты можешь выбираться из всякой всячины, — сказал Сэмми. — И ты можешь нас туда впустить?

— Вообще-то да. Внутрь, наружу — на самом деле это одно и то же, только направления разные. К несчастью, я оставил свои инструменты в Флэтбуше. — Джо вытащил из кармана перочинный ножик и принялся тонким лезвием ковырять замок.

— Погоди, — сказал Джули. — Минутку, Гудини. Послушай, Сэмми. Не думаю, что нам стоит так вламываться…

— Ты точно знаешь, что делаешь? — спросил Сэмми.

— Ты прав, — сказал Джо. — Мы спешим. — Он положил ножик обратно в карман и пустился вниз по лестнице. Сэмми и Джули отправились следом.

Оказавшись снаружи, Джо подтянулся за колпак стойки передней лестницы, который увенчивал правую балюстраду. Колпак этот представлял собой обколотую бетонную сферу, на которой какой-то давным-давно сгинувший жилец тушью вывел злобную карикатуру на круглую, брюзгливую ряху мистера Вачуковски. Затем Джо стянул с себя пиджак и бросил его Сэмми.

— Слушай, Джо, что ты затеял?

Джо не ответил. Сдвинув длинные ноги в полуботинках на резиновой подошве, он немного посидел на верху пучеглазого колпака на балюстраде, внимательно изучая железную лесенку пожарного выхода. Затем вытащил из кармана рубашки пачку сигарет и прикурил от спички. Выпустив задумчивый клуб дыма, Джо крепко зажал сигарету между зубов и потер ладони. А затем, вытягивая руки перед собой, спрыгнул с головы мистера Вачуковски. Пожарная лесенка зазвенела от удара его ладоней, после чего подалась и с ржавым стоном соскользнула вниз на шесть головокружительных дюймов, на фут, на полтора фута, прежде чем наконец застрять и подвесить Джо в пяти футах над тротуаром. Джо дергался и болтал ногами, пытаясь высвободить лесенку, но она больше не подавалась.

— Брось, Джо, — сказал Сэмми. — Ничего не получится.

— Ты себе шею сломаешь, — добавил Джули.

Джо отнял правую руку от лесенки, извлек клуб дыма из своей сигареты, после чего вернул ее на место. Затем он снова ухватился за лесенку и стал раскачиваться, всей тяжестью на нее налегая, с каждым заходом описывая все более широкую дугу. Лесенка грохотала и звенела о пожарный выход. Внезапно Джо сложился пополам, отпустил лесенку и позволил инерции складным ножиком отбросить его в сторону. В полете он разогнулся и ловко приземлился на ноги на нижней площадке пожарного выхода. Получилось не иначе как бесплатное представление, данное исключительно ради внешнего эффекта или захватывающего ощущения. Джо запросто мог сломать себе шею. Помедлив ненадолго на площадке, он стряхнул пепел с сигареты.

В этот самый момент непрестанный северный ветер, который весь день разгонял облака над Нью-Йорком, наконец преуспел в своем занятии, расчищая над Челси клочок дымчато-голубого неба. Косой столб желтого солнечного света метнулся вниз, обволакиваясь мутными лентами дыма и пара, медовой лентой моросящего дождика. Жила желтого кварца мигом расцветила безликий серый гранит пасмурного дня. Окна старого дома красного кирпича сперва доверху наполнились светом, затем стали проливать его наружу. Подсвеченный сзади полным до краев окном, Джо Кавалер словно бы сиял, излучая яркую белизну.

— Ты только глянь, — сказал Сэмми. — Видал, как он может?

Много лет спустя, предаваясь воспоминаниям по просьбе друзей, журналистов или, еще позже, почтительных издателей фанатских журналов, Сэмми изобретал новые и рассказывал настоящие истории всех мастей, скучные, причудливые и часто друг с другом не стыкующиеся. Он лишь не рассказывал о том, как в действительности из союза страстного желания, затаенной памяти об отце и случайной иллюминации окна рядового дома был рожден Эскапист. Наблюдая за тем, как сияющий Джо стоит на нижней площадке пожарного выхода, Сэмми ощутил в груди ту боль, которая, как выяснилось, часто возникает, когда желание и воспоминание объединяются с преходящим погодным явлением. Это также острая боль сотворения. Желание, которое Сэмми испытывал, было бесспорно физическим — но в том смысле, что он хотел поселиться в теле своего кузена, а не обладать им. Отчасти это было стремление — довольно обычное среди изобретателей героев — быть кем-то другим. Быть не просто результатом двухсот режимов и сценариев различных кампаний по самосовершенствованию, которые вечно проваливались из-за вечной неспособности Сэмми выявить свое подлинное существо и как раз его-то и усовершенствовать. Джо Кавалера окутывала такая аура компетентности и веры в свои способности, какую Сэмми за счет постоянных многолетних усилий в конечном итоге научился лишь худо-бедно подделывать.